Пляска в степи (СИ)

То и дело раздавались веселые крики, кто-то махал рукой, звучали имена родных и знакомых. Но для некоторых очень скоро радость от возращения князя и дружины сменилась горем, когда они не увидели среди кметей тех, кого ждали.
В этой разношерстной, пестрой толпе Горазд даже как-то умудрился разглядеть мать и сестер. Они стояли в самых последних рядах и заулыбались, когда мальчишка кивнул им и быстро помахал рукой. Уже очень скоро он окажется в родной избе.
Какой же богатой и большущей была Ладога по сравнению со скромным городищем Некраса Володимировича! Всюду, куда только доставал взгляд Горазда, виднелись избы и мастерские, торговые ряды и площадь, где порой творил суд князь. Бежали далеко-далеко за горизонт ровные рядки деревянных крыш, спускались к самой реке и пристани, куда частенько захаживали торговые корабли и лодки с диковинными, заморскими товарами, остроносые драккары норманнов и купеческие суда.
Издалека посреди огромного капища виднелся на холме высоченный идол Перуна, Бога-Громовержца. Горазд знал, что князь отправится туда почти тотчас после возвращения в терем. А назавтра там соберутся все те, кто участвовал в походе.
На высоком крыльце княжьего терема Ярослава Мстиславича встречала приехавшая из Белоозера княгиня Мальфрида. Она держала перед собой большой каравай, завернутый в богато расшитый ручник. На княжеском подворье собрались воеводы и десятники, ближайшие советники Ярослава, и всякий люд: от отроков до детских, от теремных девок до смердов. Все разом загомонили, когда, наконец, Ярослав Мстиславич показался на подворье.
Князь соскочил с Вьюги на левую сторону, чтобы не потревожить правую ногу, и снял с лошади свою невесту. Звенислава Вышатовна смутилась множества любопытных взглядов, направленных на нее, и склонила голову.
Княгиня Мальфрида медленно сошла с крыльца и направилась им навстречу, когда раздался громкий, радостный лай, и на князя, едва не сшибив с ног, налетели два огромных серых волкодава. Откуда-то из-за угла следом за ними выбежали два несчастных отрока. В руках они сжимали разорванные кожаные поводки.
— Тише, тише, — Ярослав засмеялся, пытаясь утихомирить истосковавшихся по хозяину псов.
Те отчаянно ластились к нему, подставляя под руки морды и виляя хвостами, того и гляди — улетят!
— Княже, прости, не доглядели! — запыхавшиеся отроки остановились в паре шагов от них, беспомощно разводя руками.
Горазд приметил, как один из десятников — Стемид — погрозил им кулаком, постучав перед тем себя им по лбу.
— Айна, Серый, тише!
Князь прикрикнул, и собаки успокоились, хоть и продолжали тихонько поскуливать от радости.
— Два ротозея, — не выдержав, десятник Стемид выругал зазевавшихся отроков вслух.
Ярослав повернулся к княжне, отскочившей в сторону при виде огромных собак, взял ее за запястье поверх обручья и повел за собой к терему, где их уже поджидала княгиня Мальфрида.
— Здрав буди, Ярослав Мстиславич, князь Ладожский! — громко, во всеуслышание произнесла княгиня и с поклоном протянула пасынку каравай.
 Удельный княжич II 
На рожу робичича смотреть не было сил, вот Святополк и старался поменьше на него глядеть.
Приехать его заставила мать. Негоже пропускать свадебный пир брата!
Робичича.
Святополк ненавидел ладожский терем всей душой. Приезжать и смотреть, как бастрюк его отца ходит князем по гридницам, по которым должен был ходить он, Святополк! Как владеет всем тем, что не должно было ему принадлежать, от самой мелкой ложки до княжеской казны!.. Нынче на празднество соберется дружина и ближайшие бояре Ярослава, пригласили даже кого-то из уличных торговцев! Глядеть на них Святополку тоже мало радости, ведь несколько зим назад они приняли робичича своим князем, ни слова поперек не сказали…
Но княгиня Мальфрида была права, и потому нехотя, но все же Святополк явился в терем на Ладоге.
В терем, в котором он вырос и в котором собирался править, пока его старый, лишившийся ума отец не порешил по-иному. Каждая гридница и горница, каждая лавка, каждая клеть — все было Святополку знакомо с малых зим. Он помнил, как бегал по деревянному полу босоногим мальчишкой, как пробирался в горницы матери в женском конце, как затаскивал в клеть пригожую теремную девку.
 
А нынче в тереме его отца сидит робичич, и его жена станет жить в горницах, которые принадлежат по праву княгине Мальфриде. Ну, ничего. Жены у робичича долго не живут. Может, и нынешняя не увидит следующее лето. Али разродится очередной сопливой дочерью да помрет.
По пути Святополк намеренно припозднился. Уж смотреть, как его мать выносит робичичу каравай да кланяется земно, он не станет! Он приехал, уже когда все ротозеи разошлись с княжеского подворья, а Ярослав ушел париться в баню после долгой дороги. Так что входил Святополк в терем лишь под пристальными взглядами прихвостней робичича.
— Княжна-то не та, — сказала ему мать, когда закончила выговаривать за то, что вовремя быть не поспел.
— Как — не та? — Святополк глотнул из чарки холодного кваса и шумно, с чувством выдохнул, вытирая ладонью пену с темно-русых усов и бороды.
— Звениславой Вышатовной величают. А уезжал-то он за Рогнедой Некрасовной.
Вдвоем с матерью они сидели за столом в одной из просторных, светлых горниц ладожского терема. Отец Святополка богато одарил резчиков по дереву и прочих умельцев, и каждая горница в тереме, который он возвел, была богато украшена. Тут и тончайшего мастерства резьба по дереву, и огромные сундуки с расписными крышками и расшитыми покрывалами, и расстеленные всюду ручники, и узорчатые деревянные балки, и чаши и заздравные кубки из серебра.
И все это досталось робичичу.
— Эвона что, — Святополк потянулся за куском пирога. — И что это за девка? Где он ее подобрал? Может, тот князек ему в сватовстве отказал, вот и нашел в канаве другую, — хохотнул он.
— Помолчи, — сердито шикнула на него мать, оглядываясь.
Она прогнала всю прислугу, но лучше прочих знала, что в тереме от чужих ушей не скрыться.
— Думай, о чем болтаешь. Чай, не дома.
— Я как раз дома, мать, — огрызнулся Святополк, оттолкнув в сторону чашу. Та перевернулась, и квас разлился по всему столу, закапал на пол. — Я-то дома. Это робичич не на своем месте.
Княгиня Мальфрида подняла на сына строгий, недовольный взгляд. Поджав губы, она брезгливо подобрала подол богато расшитого платья и слегка отклонилась назад.
Святополк, глядя на все это, хмыкнул и доел кусок пирога всухомятку. Мать волновалась и злилась, но не только из-за него. Что-то приключилось еще до того, как он приехал.
— Так что с девкой? — примирительно спросил он.
— Не ведаю. Пока, — княгиня скрестила перед собой на столе унизанные перстнями пальцы.
Она покачала головой, и жемчуг на ее высокой рогатой кике вспыхнул, когда по нему мазнул солнечный луч. В бабских нарядах Святополк не шибко смыслил, но даже он видел, что его мать привезла в ладожский терем все наилучшие свои убранства. Те, которые носила, еще будучи здесь княгиней.
— А я мыслил, ты все про его дружину ведаешь.
— Ведала. Но не теперь, — с раздражением отозвалась она. — Он тоже хорош. По имени-отчеству назвал, и будет. Ни кто такова, ни какого рода-племени. Ни слова не прибавил больше. И дружина молчит, как воды в рот понабрали.
— Я слыхал, потрепало их по пути знатно. Особливо пестуна его, старик едва на ногах стоит, шатается, — Святополк хищно улыбнулся и облизал крошки с губ.
Если поразмыслить, найдется что-то приятное и на этом свадебном празднестве. Одна радость глядеть, как старый хрыч на ровном месте спотыкается. Еще от подмоги отмахивается.
О случившемся в пути нападении на княжеский отряд шептались уже везде, даже дружинники у ладожских ворот не могли утерпеть да не почесать языками, как Ярослав в городище въехал без доброй части дружины, а среди оставшихся половина в повязках да с ранениями.