Одиссея генерала Яхонтова

В этот переход через Атлантику он мало бывал на палубе. Ни с кем общаться не хотелось. Он боялся расплескать впечатления. Сидел в каюте, заносил в блокнот мельчайшие детали. Он был уже достаточно искушен и знал, что память — штука капризная, из нее порой выпадает какой-то факт, цифра, имя, и это мешает воспроизведению целой сцены. Виктор Александрович знал, что жена, как всегда, задаст ему такой вопрос:
— Скажи, что больше всего поразило тебя?
Что он ответит ей на этот раз? Как лента кинофильма прокручивалась перед мысленным взором Яхонтова это поездка.
Пожалуй, пожалуй, вот что, Мальвина…
…Он завернул за угол и увидел, что навстречу ему шагает рота. Он еще никогда не видел красноармейцев. (Это было на второй день после приезда в Ленинград.) Ну разве мог Яхонтов утерпеть и не развернуться на 180 градусов! Ведь у него душа офицера — да, да, и такой она, наверное, останется на всю жизнь. Он пошел рядом, по тротуару, искоса поглядывая на шагающий строй.
— Запевай! — крикнул молоденький командир.
Яхонтов весь обратился в слух. Приятный тенор начал дотоле неизвестную ему песню:
 
 
Белая армия, черный барон
 
Снова готовят нам царский трон.
 
 
Тенору возразил окающий баритон:
 
 
Но от тайги до британских морей
 
Красная Армия всех сильней.
 
 
И вся рота грянула:
 
 
Так пусть же Красная сжимает властно
 
Свой штык мозолистой рукой…
 
 
— Левой, левой, — крикнул молоденький командир, и Яхонтов невольно взял ногу. Он уже забыл, куда направлялся, и теперь шагал рядом с красноармейцами.
У входа в Зимний дворец командир внезапно остановил роту. Сломав строй, красноармейцы зачем-то пошли во дворец. Яхонтов не мог понять, что происходит. В тот день он узнал, что красноармейцев водят на экскурсии в музеи, и это потрясло его. Он вспомнил своего полковника, который говорил ему: «Голубчик! Армия — не университет!»
Мысли его все время возвращались к тем красноармейцам, с которыми он пришел в Эрмитаж. С какой убежденностью они пели о том, что Красная Армия всех сильней! А она и в самом деле всех сильней. Разве она не доказала это в гражданскую войну, когда выгоняла интервентов, генералов и баронов — Врангеля да Унгерна…
И еще, пожалуй, его поразили музеи. Сколько же там теперь посетителей!
И еще. Вопреки ожиданиям (видимо, и на него повлияла белоэмигрантская пресса) в советских городах он видел мало красных флагов. В Америке звездно-полосатые на каждом шагу.
Когда над океаном поднялись нью-йоркские небоскребы, Яхонтов подумал: «Теперь я знаю, что такое гениальная архитектура. Это когда Адмиралтейство кажется выше Вульворта». И еще он поклялся, что обязательно свозит в СССР Мальвину Витольдовну.
Проходя таможню, он очень боялся, что у него отнимут книги. Особенно обидно будет, если не удастся провезти вот эту. Он купил ее в день отъезда. Виктор Александрович заметил, что из большого книжного магазина один за другим выходят военные и у каждого какая-то книга, явно только что купленная. Он зашел и увидел, что военные расхватывают книгу «Мозг армии». Автор Б. М. Шапошников. Он знал полковника Шапошникова по Генштабу в предреволюционные годы. Оказалось, тот самый. Яхонтов купил книгу и увидел, что это третий и последний том. «Дайте мне и первый и второй», — попросил он. Рассмеялась продавщица, рассмеялись два молоденьких командира, стоявшие рядом:
— Все надо делать вовремя, товарищ! Те тома вышли два года назад. Где вы были тогда?
Где вы были тогда, «товарищ» Яхонтов?
Слава богу, на нью-йоркской таможне все обошлось.
  
Как стать «красным генералом»
 
Дома Яхонтова ожидало приглашение президента университета Южной Калифорнии д-ра фон Кляйншмидта принять участие в дискуссии за «круглым столом» по проблемам Дальнего Востока. Виктор Александрович поехал — дискуссия могла дать кое-какой материал для его книги. Но прежде чем сесть за «круглый стол» с учеными мужами, Яхонтов по просьбе президента университета выступил с лекцией о Советском Союзе. Д-р фон Кляйншмидт собрал группу своих друзей, чтобы послушать свежие впечатления человека, вернувшегося из таинственной Советской страны, — тем более русского человека, способного сравнить старую Россию с новой и не отгороженного от окружающих языковым барьером. Слушали Яхонтова благожелательно, собрались интеллектуалы, искренне пытавшиеся понять происходящее в СССР. Лекция читалась в узком кругу, было и несколько журналистов. «Мое выступление привело к тому, — вспоминал Яхонтов, — что некоторые газетчики решили, что я советский представитель. Очевидно, по их мнению, никто не мог быть благосклонным к этому режиму, если не являлся его частью. Так или не так, но моя фотография появилась в местных газетах с такой подписью: «Красный генерал, который выступит в университете». Поэтому следующую лекцию я начал с выражения благодарности местной прессе за представление меня в столь неожиданном и незаслуженном качестве. Подобные «ошибки» в отчетах о моих лекциях стали случаться чаще и чаще после того, как я стал посещать Советский Союз. Я никогда не протестовал, впрочем, в том и не было бы толку. Опровержение никогда не оказывает того воздействия, как первичное высказывание. Да и следовало ожидать многократных доказательств того, что моя позиция не всем по вкусу. Сначала просто непредвзятость, а позднее моя дружественная позиция по отношению к Советскому Союзу и его действиям осуждалась. Что еще можно было ждать от тех, кто никогда не хотел знать правды о Советском Союзе, никогда не желал быть честным по отношению к нему и специализировался на том, чтобы снабжать своих читателей дезинформацией об этом странном государстве, в котором совершалось нечто, выходящее за рамки их собственных представлений».
 
Увы, не только среди недобросовестных газетчиков находились люди, к которым достучаться с правдой о Советском Союзе было невозможно. Были такие и среди личных знакомых, разумных, казалось бы, людей. Но и они не все выдержали ту правду, которую привез Виктор Александрович из своей первой поездки на Родину. Один из таких людей, рассказывал Яхонтов, великодушно опуская его фамилию, буквально взмолился:
— Я не могу не верить вам, Виктор Александрович, я знаю, что вы честнейший человек. Но не подвергайте меня мучениям. Я не хочу, я не могу вынести, когда о большевистском режиме говорят что-то хорошее…
Там же, в Калифорнии, Яхонтов в последний раз встретил бывшего генерала барона Будберга. Когда-то в Хабаровске он служил под его началом в штабе округа. Потом они ненадолго встретились на фронте, в 10-й армии, откуда, впрочем, барон вскоре уехал… Потом они виделись в Японии. Теперь Будберг, совсем уже старик, доживал свой век в Америке. Яхонтов стал рассказывать о своей поездке в СССР. Барон сказал: «Виктор Александрович, я вас давно и хорошо знаю как честнейшего человека и не сомневаюсь, что все, о чем вы мне рассказываете — чистая правда». Слезы навернулись у него на глазах. Он знал, что скоро ему придется умирать на чужбине…
Обсудив в Калифорнии дальневосточные проблемы и завязав полезные связи среди тамошних специалистов, Яхонтов поспешил обратно на Восточное побережье. Начиналась сессия института политики в Вильямстауне. Снова специалисты по Дальнему Востоку собрались за «круглым столом» под руководством того же профессора Блексли. Одной из тем, которую обсуждали специалисты, были советские районы Китая и сформированные в этих районах красные армии. И снова обсуждался вопрос: серьезно ли это, надолго ли это и откуда все это взялось. Не обошлось и на сей раз без кивков в сторону все того же Кремля. Яхонтов в своих выступлениях высмеивал рассуждения о руке Москвы. Думать так, говорил он, это значит игнорировать реальность. А в реальности в Южном Китае нет никаких русских, кроме белоэмигрантов. Что касается самих советских районов Китая, Виктор Александрович высказывал мнение, что это начало очень важного, имеющего всемирное значение процесса. Он сравнивал положение в Китае с тем, что происходило несколько лег назад в России. На этой сессии института Яхонтов впервые подумал о том, что Советы в Китае могут стать темой отдельной книги. Но это, говоря по-русски, «на потом». Пока надо дописывать начатый труд.