Разъяренный (ЛП)

— Ну что, — говорит он, с удивлением изучая меня. — Я ведь предупреждал тебя, не так ли?
Он разговаривает со мной приветливо, высоко подняв чётко очерченную бровь. Я чувствую, как по груди и лицу разливается румянец, и стою как вкопанная, храбро борясь с приливом нежелательной похоти и старого, привычного гнева.
Хочется убраться отсюда, но мне не нравится, что он разыгрывает из себя героя.
За его спиной раздаётся смех, и прежде, чем я успеваю принять предложенную руку или презрительно прошмыгнуть мимо — что я, собственно, и планировала сделать — Лекс и Джакс вталкивают его, и внезапно высокая фигура Маккенны вваливается в кладовку.
Дверь за ним захлопывается.
— У-у-у! Помнишь семь минут в раю5, Кенна? — кричит, прислонившись к двери, Лекс. — Как насчёт семи часов в аду!
Они начинают напевать «Поцелуй Пандоры», и меня захлёстывает гнев. Я прижимаю руки к бокам и закрываю глаза, молясь о том, что в один прекрасный день за всё с ними рассчитаюсь.
С максимально скучающим видом Маккенна отвечает:
— Очень смешно, придурки, — и поворачивается, чтобы взяться за ручку, и как раз в тот момент снаружи раздаётся громкий скрежет тяжёлой мебели, которую тащат по полу.
— Они что, серьёзно заблокировали дверь? — спрашиваю я, тоже стараясь изобразить скуку, но на самом деле я встревожена. Они правда решили запереть меня здесь?! С Маккенной?!
Это уже за гранью. Настолько далеко за гранью, что даже не нахожу для этого слов, но кладовка уже пропахла… мужчиной. Мужчиной с волчьими глазами, и алкоголем, и… тьфу!
Я слышу ещё скрежет, и меня охватывает настоящая паника. Парни, похоже, придвигают стулья и подпирают ими дверную ручку. Нет, ну в самом деле, какого хрена?
После скрежета раздаётся грохот удара.
— Осторожно, Кенна, она кусается! — кричит один из близнецов, снова смеясь.
Маккенна тихо ругается и дёргает дверную ручку. Смех усиливается, поэтому он прекращает попытки, оборачивается и смотрит на меня. Свет, просачивающийся из-за двери, отбрасывает тени на его привлекательный профиль.
— Ладно, я не собираюсь развлекать этих придурков.
Я вздёргиваю бровь в немом вопросе: «Ты серьёзно?».
Он поднимает в ответ брови: «Я абсолютно серьёзен».
Прикусив щеку, сползаю вниз, сажусь на пол и драматично вздыхаю.
Маккенна тоже опускается, и здесь вдруг становится очень тесно. Он так близко. Прижимается ко мне бедром. Твёрдым, как камень, и это оказывает на меня нежелательное воздействие. Мы не были так близко с тех пор, как…
Чёрт, не знаю почему, но мои мысли не могут проникнуть дальше его бедра. Рядом с моим. Находиться так близко от Маккенны и его грёбаного Х-фактора — настоящая пытка. Моя женская природа чутко реагирует на него, как и у каждой представительницы слабого пола во всём остальном мире. Пытаюсь вдохнуть, но лёгкие наливаются свинцом. Каждый вдох пахнет им, и глаза Маккенны светятся в темноте, когда он изучает в тишине мой профиль.
Воздух между нами наэлектризован. Чувствую, надо что-то сказать. Видимо, самое лучшее в этой ситуации — начать ссору. И только я решаю открыть рот…
— Не порть всё, мать твою, — говорит он низким и властным голосом.
В испуге захлопываю рот.
Он наклоняется вперёд, и гнев вспыхивает вновь, но меня охватывает странная волна предвкушения.
— Придвинешься ближе и получишь коленом по яйцам, — предупреждаю я.
Он перестаёт наступать и тихо смеётся.
— Думала о моих яйцах?
— Только о том, как сильно мне хотелось бы нарезать их ломтиками и добавить к ним сальсу.
— Ничего не имею против вкусного сочного тако. Ммм.
— О боже! Ты отвратителен!
Я пытаюсь оттолкнуть его, но Маккенна ловит руки своими тёплыми ладонями, прижимает их к стене над моей головой, заставляя потрясённо хватать ртом воздух. В венах бурлит возмущение. Чувствую себя пойманной в ловушку и беспомощной, и внезапно сердце начинает биться с бешеной скоростью, колотясь где-то в горле. За возмущением следует безумная, дикая волна похоти.
Боже. Семь часов с ним?!?!
Я протестующе стону. Этот звук, кажется, что-то с ним делает, потому что Маккенна крепче сжимает и нависает надо мной. Давит всеми своими девяносто килограммами мускулов. Наши глаза не отрываются в темноте друг от друга, тело пробивает электрический разряд, и я предупреждаю:
 
— Отпусти.
— Ты же не несерьёзно?
Я безуспешно сопротивляюсь, но он сжимает меня крепче. Я киваю. Да, да, серьёзно. Я действительно именно это имею в виду. Он перехватывает оба моих запястья одной рукой и прислоняется своей головой к моей. Его дыхание овевает лицо, а стук моего сердца эхом отдаётся в мозгу. О боже, он так близко. Я мечтала об этом во снах и кошмарах, днём и ночью… Мне снились его глаза и то, как он всегда смотрел на меня сквозь густые ресницы. Я мечтала и думала о его губах. Верхняя в форме лука, почти такая же пухлая, как нижняя, а нижняя — мягкая и изогнутая…
А потом он целует меня, прижавшись ко мне своим ртом, обхватив голову свободной рукой и раздвигая мои губы теми самыми губами, на которые я неосознанно смотрела с мучительным голодом. Неожиданный поцелуй ошеломляет и лишает сил ему противостоять. Я не хочу этого желать. Не хочу этой иссушающей душу жажды, ужасного, неотвратимого чувства, что я сломаюсь, если Маккенна поцелует меня и, если он этого не сделает, сломаюсь тоже. Я хнычу, как будто это сможет заставить его надо мной сжалиться. Только не его. Маккенна тихо стонет и пытается просунуть язык мне в рот, и когда я приоткрываю губы и позволяю ему попробовать себя на вкус, потому что явно не в своём уме, возбуждена и готова расстаться с жизнью, то из меня вырывается звук, который я никогда в жизни не издавала. Это больше, чем стон или всхлип, — это звук неподдельной, невыразимой боли. Он отстраняется, услышав его, я тоже.
Мы оба в шоке смотрим друг на друга.
— Придурок, — слышу я свой собственный шёпот и тяжёлое дыхание.
— Сучка.
Маккенна смотрит на мои губы, опускает голову и снова целует, более яростно, издавая свой собственный стон удовольствия, и моё лоно сжимается в ответ.
На долю секунды тело превращается в дрожащую массу противоречий. Мои руки не касались ни одного мужчины. Только лишь молодого парня. Семнадцати лет. До того, как он сделал татуировку, которая виднеется на внутренней стороне его предплечья. До того, как он стал выдающейся личностью, звездой, до того, как он вырос и стал этим мужчиной.
В одну секунду я — женщина за тысячью стен, которая редко к кому прикасается и позволяет себя обнять. В следующую — на шесть лет моложе, и он — тот парень, которого я допустила к себе. Не хочу, чтобы вторая девушка взяла верх, но я живу в ней. Это её кожа, и никто не может заставить её дрожать так, как это делает он.
Я не только дрожу, я чувствую, что горю изнутри. Под его губами вспыхивает жаркое, трепещущее месиво желаний. Под теми самыми губами, которые поют обо мне всякую чушь, причиняют боль, преследуют меня, но каким-то образом остаются самыми красивыми губами, которые я когда-либо видела, чувствовала или пробовала на вкус. Боже. Пробовала на вкус.
Сражённая внезапным порывом безумной страсти хватаю его за плечи, мой язык жадно проникает в его рот, бёдра двигаются навстречу. Боже, я ненавижу этого грёбаного мудака.
Ненавижу его за то, что он после стольких лет заставляет испытывать чувства.
Но у моих рук есть миссия. Запомнить очертания его фигуры. Почувствовать его. Как Маккенна изменился за шесть лет. Раньше Маккенна был длинным и худощавым, а теперь стал выше и крепче. Плечистее. Массивнее. Больше никакой подростковой угловатости, теперь он заматерел, и, хотя мои руки теперь свободны, но голова поймана в ловушку довлеющего поцелуя. И я не могу насытиться его горячим, влажным, жаждущим, подлым, грязным, восхитительным ртом!
Чёрт, я не могу выплеснуть в этом поцелуе весь свой гнев.
Не могу выразить, что он сделал со мной — как он разрушил мою жизнь — одним лишь своим невероятным, заставляющим сильнее биться сердце, изменяющим жизнь поцелуем.