Сеймур Кор (СИ)
Шёл август. На этот раз сбежало аж четверо рецидивистов, они убили охранников и завладели их оружием. Команда по оцеплению была бескомпромиссной, открывать огонь на поражение при любом неподчинении при встрече незнакомцев. Всё было очень серьёзно, и у каждого из сослуживцев Ивана было не поддельное волнение в груди перед выходом на задание. В поимке были задействованы многие сотрудники внутренних дел, и даже КГБ, настолько серьёзной считалась сложившаяся ситуация. В прочёсывании леса схема была следующей, одновременно, каждое отделение из десяти — двенадцати военнослужащих должно было пройти свой квадрат поиска в цепочке, расстояние между ними не должно было превышать визуального контакта с близидущим, не более 30 метров, к тому же каждые пять минут то слева направо, то справа налево происходила перекличка в подобной шеренге, каждый из них громко называл свой номер, и рядом идущий продолжал счёт.
Так прошло два дня. В казармы их не возвращали, к ночи их рота устраивалась на стоянку, все собирались в одном месте и разбивали палаточный лагерь прямо в лесу. Выставлялись часовые и дозорные, которые охраняли по очереди сон своих спящих военнослужащих. Освещением в ночное время служили прожектора, которые работали от дизель-генератора, спрятанного в специальном тюбинге, чтобы приглушать зверское его тарахтение, и обычные фонари, питающие элементы которых очень часто приходилось менять и перезаряжать, так же допускались костры и факелы. Связь в роте осуществлялась по рациям, которые помещались в наплечные рюкзаки, каждые двадцать минут следовали доклады об обстановке. Сон на посту был не приемлем, так как это могло привести к непоправимым последствиям. Питались — сухпайками, их подвозили в указанный заранее квадрат на вездеходах, разогревали их на кострах, они же доставляли элементы питания и солярку для дизеля.
Нападение на их лагерь произошло под утро, перед самым рассветом. Ночь была тихой и ясной, на небе сияло столько звёзд, что казалось лишним применение прожекторов, фонарей, костров. Иван только что отрапортовал по рации о том, что всё в порядке, происшествий не случилось, до следующей связи оставалось 20 минут. Они с напарником дозором обходили палаточный лагерь под освещающий свет с деревьев прожекторов. Кроме них, были ещё три пары дозорных и четверо постовых, плюс бодрствовал один из заместителя командира взвода и офицер — разводящий, командир взвода Ивана, они сидели у костра и травили байки, в перерывах каждые двадцать минут принимая доклады от несущих службу в дозоре и от постовых. Роту из 122 человек постоянно охраняли, сменяясь каждые два часа, 13 военнослужащих, командный состав периодически менял один другого.
Ночью, хоть и в звукоизолирующей будке, дизель, казалось, ревел на весь лес, но спящие давно привыкли к его гулу и мирно посапывали в своих палатках. Очередной рассвет не предвещал никакой беды. Однако внезапно напарник Ивана замолчал, и округлил глаза, переводя взгляд на то, к чему никак не решался прикоснуться руками. … Из его груди торчала рукоять ножа! Сам Иван краем глаза увидел блик в воздухе и мгновенно, сгруппировавшись, увернулся от выпущенного кем-то из темноты в его сторону второго ножа, как предположил рядовой Кречетов, он упал и перекатился за дерево, щёлкнул затвором и дал очередь в темноту. Звук выстрела перебил рёв дизель-генератора, но тут же по их лагерю с четырёх сторон был открыт ответный огонь, который изначально затушил все четыре прожектора, началась настоящая перестрелка. Иван перебежками, огибая стреляющего по нему, изловчившись, смог попасть в нападавшего. Зрение мгновенно привыкло к темноте, мозг работал чётко и молниеносно, все эмоции отошли на задний план.
Иван понимал, плохая новость, что их, по информации о четырёх беглецах ещё оставалось в живых как минимум трое, и — хорошая, что он нарушил планы нападавших о внезапной и бесшумной атаке на их лагерь. Он смог быстро добраться и до следующего нападавшего, его зрение в темноте преобразилось, он осознавал, что так обычно его глаза не могут видеть, здесь же он видел своих противников как днём, только к зрению прибавилась ещё и какая-то странная интуиция, он видел в своём мозгу образы деревьев, кустов, травы и сучьев под ногами, и, людей! Они выделялись на общем фоне из тёмно-серых силуэтов каким-то невообразимым жаром, как если бы человек только что вышел из парилки на холод, и от него идёт пар, и только потом, в темноте Иван, напрягшись, мог видеть уже своим, обычным зрением ночные силуэты. Он, прицелившись, попал и во второго, тот пал на землю и более не сопротивлялся. К этому времени из лагеря постепенно был открыт шквальный огонь просыпающимися от звуков автоматической стрельбы товарищами, с перепугу они палили во все стороны, и Иван, оказалось, попал в один из их секторов такого обстрела. Он живо оценил обстановку, и мгновенно сделал вывод, что сильно рискует, пробираясь в темноте к следующим беглецам, но интуитивно чувствовал, что должен отомстить за своего напарника. Кто знает, чем могло бы всё закончиться, если бы не действия Ивана и его преобразившееся вдруг ночное видение.
Теперь уже нападавшие убегали изо всех ног, это стало понятно по тому, что стрельба велась теперь только из лагеря, в сторону палаток больше никто не стрелял. В погоню за ночными стрелками никто кроме нашего героя больше не пустился, но Ивана это ничуточки не смущало, он продолжал настигать свои цели. Лагерь остался далеко позади, выстрелов почти уже не было слышно, лишь изредка в воздухе был слышен свист пуль, пролетавших где-то рядом.
Вот он, впереди он видел пробиравшегося в гущу леса рецидивиста. Он прекрасно видел в темноте и слышал его тяжёлое дыхание на расстоянии метров в пятьдесят среди треска ломающихся под его ногами веток и сучков, в такой неординарной обстановке органы зрения и слуха у Ивана преобразились. Треск шёл и от движения Ивана, но как только убегающий останавливался и вслушивался в темноту, Ваня тоже затихал. Пару раз зэк выпустил несколько очередей в его сторону, но они были не прицельными, скорее жестами отчаяния, поэтому все пули прошли мимо. Третий беглец лёг через минут пятнадцать преследования от точного попадания в голову, Иван сделал лишь один выстрел, и не промахнулся.
Теперь оставался только четвёртый, один на один с Иваном где-то в гуще леса. Иван присел и вслушался в тишину, слышно было только лёгкое пошатывание от ветра и шелест листьев крон деревьев. Им двигала месть за погибшего товарища. Он хотел, во что бы то ни стало поквитаться и с последним из тех, кто вероломно напал на роту его сослуживцев. Он пробирался сквозь ночь к месту, куда вела его интуиция, молча, гонимый переполнявшим его гневом и ненавистью к беглецам.
Прошло около трёх часов непрерывной погони, Иван не представлял, как далеко он забрался от своей роты, об этом он даже не думал, просто шёл по следу, и чувствовал, что его путь верный, просто был в этом уверен. Начинался рассвет, солнце ещё не взошло над горизонтом, но на небе уже не было видно звёзд во всём их бывшем ночном великолепии, когда он случайно натолкнулся на охотничий домик, его погоня подходила к своему логическому завершению, хижина была метрах в ста от него, движения вокруг не было. Он медленно стал приближаться к ней. Подойдя вплотную, в своём мозгу, он представил, кто там может быть, и уже потом, воочию, услышал голоса внутри. «Сука, всё сорвалось, Иваныч, надо уходить, теперь они нас точно накроют», — говорил один: — «Да не ссы ты, Пижон, Иваныча голыми руками не возьмёшь, мне терять не чего, пойдём на болота, там и схоронимся пока, они теперь не скоро нас нагонють. Медленнее пойдуть, забоятся, мы их с десяток-то точно положили, пока там разбираться будут, мы и растворимся в Летах. В погоню раз сразу не пошли, теперь организуются не скоро, я их брата знаю, пока силы подкинут, собак на след поставят, мы за Парбигом и схаваемся, их со своего следа собьём, а там и поминай, как звали. У нас часа три — четыре точно есть. Теперь ужо наших ждать некстати, сами пущай свою судьбинушку встречают, жаль мне их конечно, и Контуженного, и Тибуча, и Ваську — охотника, хорошо я с ними сошёлся, дела замышляли серьёзные, но раз не пришли, значит и быть посему, пошли уже …». Они вышли из лачуги.