Три Африки для Миши и Лизы

Видимо, их караван оказался здесь не первый. Обмануть полицейского, который видит человеческие скелеты невозможно. На некоторых из них еще оставались ножные браслеты от кандалов. Это были останки несчастных рабов, которые прошли этой дорогой до них.
И только здесь прозвучала команда остановиться. Все повалились на землю. Когда не стало слышно звона кандалов, особо громко зазвучали плач детей и женские причитания. Сзади раздались женские голоса:
– Ай-ай! Ноги кусай! Как моя ходить?
– Меня тоже кусали. Я чуть груз не уронила. Меня точно убили бы за это!
Узома, который тоже слышал этот разговор, вдруг напряженно проговорил:
– Миш, давай повернемся, чтобы поговорить с женщинами.
Едва мужчины осторожно развернулись, стараясь не вызывать внимания охраны, как раздался почти одновременный тихий крик:
– Акоко!
– Узома!
Произошла удивительная встреча двух жителей одной деревни! Но подступила и новая проблема. Для белого человека все темнокожие кажутся на одно лицо. Во всяком случае, регулярно попадавших в отделение полиции одних и тех же африканцев Миша так и не научился различать. Ему еще повезло, что единственный в данных реалиях лично знакомый негр был связан с ним рогатиной. Точно ни с кем не перепутаешь. А тут еще две женщины, практически на одно лицо!
Проблема распознавания встала во весь рост. Такие же сложности испытывают с белыми людьми негры, они для них тоже все на одно лицо. Конечно, была надежда, что затруднения вскоре пройдут, и ориентироваться среди местного населения станет гораздо проще.
Правда, с женщинами в данном случае оказалось всё просто: на Акоко было сильно порванное подобие платья блекло-синего цвета, на ее напарнице – грязно-серого. Все же наряды у них оказались чуть менее скудные, чем у мужчин. Вторую женщину звали Яа.
Как оказалось, Акоко ходила за водой на речку, и там ее поймали мужчины из соседнего племени. Поймали не просто так, а на продажу. Слушая напряженный тихий шепот Акоко, Миша понял, что такие случаи не единичны.
Мозг жителя двадцать первого века не мог постичь, как это можно, сидеть за кустом и ждать, когда на речку за водой придет какой-то несчастный, которого можно поймать и продать заезжему торговцу. Конечно, это гораздо проще, чем выращивать маис, а торговец сразу дает и огненную воду, и дешевые ткани женам на наряды, и оловянную посуду, и железные браслеты, и европейское оружие, и ракушки каури, которые использовались в качестве денежной единицы. Зато и их жен, нарядившихся в новые одеяния и идущих на речку за водой, тоже могут захватить. Цель будет та же – украсть и продать.
Под шапкой непонятно как приобретенных кучерявых волос бурно кипело негодование, до какой степени обыденными были эти разговоры для несчастных аборигенов. Парой-тройкой ненавязчивых вопросов удалось выяснить, что это не самая дикая возможность попасть в рабство.
***
 Справка для Миши (историческая). 
 Не все Михаил мог узнать у своих новых знакомых.  
 Работорговля в Африке за многие годы стала образом жизни. В некоторых племенах даже старые законы менялись под нужды работорговли. Если прежде существовала некая шкала, по которой оценивался проступок соплеменника, а затем назначалось наказание (вплоть до смертной казни), то сейчас за любой проступок было одно наказание: продажа в рабство. Когда у местного царька или князька были определенные обязательства перед работорговцами и надо было как можно больше живого товара, то вместе с провинившимся в рабство могли быть проданы члены его семьи. Имущество проданных переходило к вождю или судье. Очень выгодно было продавать соплеменников. 
 Есть информация о том, что в разное время существовали шаманы, колдуны и оракулы, которые изображали гнев духов за любые проступки людей и требовали жертвы для продажи в рабство. Известен оракул Аро-Чуку, который обитал в дельте Нигера. К нему в пещеру приводили для обряда или на суд человека, который из пещеры назад не выходил. Это называлось «пожирание неугодных». Жертву выводили через другой выход и везли продавать. 
 
 Можно было наткнуться на охотника за рабами и рядом с сельскохозяйственными полями, и возле источников воды, и рядом с местами, куда любят ходить рыбаки. Нередко такие ловцы людей прятались просто в высокой траве рядом с тропинками, по которым ходили несчастные жертвы. Они набрасывались на одиноких путников и уводили к местам, где дожидались скупщики рабов. Когда в селении, находящемся недалеко от берега океана, замечали стоявший на якоре невольничий корабль, то люди сами просто не выходили из домов, и не выпускали детей. Слишком велик был соблазн у их соседей или недругов. 
***
Самое ужасное, это то, что несчастные люди просто не представляют себе другую жизнь. Так жили их деды и отцы, так живут и они. Ни у кого из них нет мысли, что бывает общество, где люди не продают друг друга. И это потрясло Мишу больше всего.
Да, им в настоящее время не повезло. Не повезло деду и отцу Узомы. Но Миша не исключал, что если бы чуть по-другому сложилась жизнь его новых знакомых, то они бы не отказались от того, чтобы продать кого-то в рабство. Сформировался определенный менталитет людей, которые привыкли жить в условиях рабства.
Но они уже попали в сферу интересов российской полиции (тут Миша тяжело вздохнул от сознания возложенной на него ответственности), и у них не будет иного выбора, кроме как перевоспитаться и следовать на свободу с чистой совестью. Но только после того, как Миш разберется, что к чему, сбежит, накажет всех врагов и наладит свою жизнь.
Последний пункт пока был самым туманным, потому что налаживать свою жизнь Михаил хотел только в своем родном городе, с любимыми женщинами рядом. Любимых женщин двое: мама и Лиза. Неведомой силе, которая занесла его с какой-то целью в этот мир, придется это учесть.
С этой мыслью голодный, но несломленный невольник Миш из каравана таинственного дона Диего крепко заснул, подложив руку под щеку. Так было не настолько тяжко лежать на деревяшке. В те минуты, когда во сне несчастного невольника фигурировала капитан Лиза Чернова, иногда в форме, иногда без нее, а иногда вообще без ничего, по лицу лейтенанта Миши Белова бродила счастливая детская улыбка.
***
Наутро у Миши была задача расспросить у Узомы, как он сбегал, и что после побега делал.
Все! Период нахождения в состоянии ступора торжественно объявлялся завершенным. Определенные дружеские взаимоотношения с местным контингентом заведены, пора приступать к проведению следственных мероприятий.
На этот период ответственный дежурный районного отделения полиции лейтенант Белов назначался исполняющим обязанности начальника следственного отдела с окладом… окладом в виде трех кусочков чего-то жилистого, трех кусочков лепешки, трех горстей чего-то мучнистого, трех кружек отвратительной воды ежедневно. Оклад – так себе.
Потому задача: следствие не затягивать, разобраться быстро, назначить всем виновным наказание в виде… ну, посмотрим в виде чего, и удалиться с чистой совестью на заслуженную свободу.
Офицер российской полиции не падает на землю, он просто ищет камешек побольше!
Перейдя на привычную терминология и получив приказ от самого себя, исполнительный Миша взялся за дело:
– Расскажи, Узома, зачем ты сбегал из плена?
– Били, Миш. А я очень не люблю, когда бьют по старым ранам. Они же болят!
– Вот ведь! Не домой собрался, не отомстить обидчику захотел, а просто из-за того, что по старым ранам били! Хотя… хотя, да. По незажившим ранам – это больно, – хмыкнул про себя дознаватель Михаил Белов, – кстати, я еще и дознаватель! Надо бы оклад увеличить!
Но скудный завтрак уже давно исчез, перемолотый здоровыми зубами. Что зубы здоровые, это Миша уже понял. Никто пока не несет добавок за получение новой должности.
– Узома, а как ты это делал? Как сбегал?
– Ш-ш-ш! – вдруг испугался Узома, – не говори так громко!