Пулеметчик (СИ)
— Не знаю, как это отвечает требованиям к кандидатам, но из крупных писателей я вижу Толстого и Сенкевича. Из медиков — Павлова и Коха, с химией я знаком слабо…
— О, я смотрю, вы больше радеете за российских кандидатов!
— Ну, по крайней мере, я знаю их лучше, чем прочих.
— Хорошо, а кому за физику?
— О присутствующих не говорят?
Лебедев засмеялся и отмахнулся.
— Не скромничайте, Петр Николаевич, не в этом году, так позже. А сейчас… пожалуй, Лоренцу. Возможно, Беккерелю за радиоактивность, или лорду Рэлею, — перечислил я пришедших на ум крупных физиков.
— А Рэлею за что?
— За аргон, — о, а вот и шанс подвигнуть визави на исследования в нужном направлении. — Кстати, есть у меня предчувствие, что аргон будут светиться, если через него пропустить электрический ток. И остальные благородные газы наверняка тоже. Черт его знает почему мне так кажется, интуиция, наверное.
— Хм, вот вашей интуиции я бы доверился.
— Так за чем же дело стало? Альберт устроит вам возможность поработать в цюрихском Политехе, расходы я беру на себя, потому как это моя идея, будете лечится и заниматься физикой, поди плохо.
— Посмотрим, посмотрим… А за содействие установлению мира?
— Тут я точно пас. Вон, давеча президент Франции Лубе в Петербург приезжал, так и то, не о мире же говорить.
— Почему же не о мире? — продолжал расспросы Лебедев.
— Между Россией и Францией — Германия, которую французы ненавидят и мечтают отбить у них Эльзас с Лотарингией, что невозможно без русской помощи. Так что я вижу кругом если не войну, то подготовку к войне, одно счастье, что англичане с бурами наконец-то замирились.
* * *Вялотекущая фаза Англо-бурской войны затянулась почти на два года — англичане после взятия столиц обкладывали Трансвааль и Оранжевую сетью блокгаузов, а бурские генералы партизанили в буше, иногда прорываясь в Капскую колонию. Но силы были несравнимы, дело неуклонно шло к финалу и переговоры, шедшие всю весну вместо боев, в конце мая завершились подписанием де-юре мирного договора, а де-факто капитуляцией буров в обмен на амнистию.
Егор Медведник проявился как раз с началом переговоров, ему хватило ума понять, что веселье кончено и пора сматывать удочки. Группа его выросла до пяти человек за счет двух ирландцев еще из Кимберли и одного русского, прибившегося к ним уже в партизанском отряде. Левых документов, снятых с убитых, хватало и они благополучно выбрались через Дурбан, откуда на пароходе через Суэцкий канал попали в Италию. В Александрии и Риме их ждали телеграммы Красина, так что отрядик двинулся в Швейцарию по указанному маршруту, осел в пригороде Женевы и дал телеграмму о прибытии.
В Цюрихе я сдал Лебедева на руки Эйнштейну и доктору Амслеру, и тоже поехал в Женеву, где меня дожидался Никита Вельяминов, один из “буров”, учившийся в тамошнем университете. За год он основательно обустроил местную “резидентуру”, причем держался поодаль от эмигрантской тусовки, несмотря на активные попытки вовлечь его в социал-демократические или эсеровские круги. На связи у него был десяток студентов-”большевиков”, причем только двое видели его лично, а для всякого рода специфических поручений он привлекал “товарищей Жана и Мишеля”, двух французских анархистов — натуральных боевиков, которым идейная окраска была, в общем-то, пофиг, а полученные от Никиты франки они вряд ли тратили на революцию.
Среди прочих достоинств Никита был поклонником сэра Артура Конан-Дойля, отчего активно использовал холмсовское ноу-хау — мальчишек-наблюдателей. Французы, как только стало известно, что Медведник с группой снял шале в Бельвю, съездили туда и за несколько франков организовали пацанов на слежку за домом. И теперь Мишель, пока мы тряслись в пролетке, которой правил Жан, рассказывал диспозицию — предвидя возможные закидоны Егора, на встречу мы выдвинулись вчетвером.
— Ваш товарищ, — тут Мишель саркастически скривил рожу, давая понять, что не одобряет действия Медведника, — снял за немалые деньги здоровенное шале прямо у воды, с причалом на пару лодок.
Так, а откуда у Егора такие средства? Неужто алмазы?
— Участок справа незастроен, — продолжил Мишель, — слева пустующий дом. В шале два этажа и жилой чердак, пятнадцать или шестнадцать комнат, прислуга приходит через день, сегодня ее не будет. За продуктами ходят сами, в несколько магазинчиков чуть дальше по рю Лозанн или на рынок по утрам у станции.
— Вон тот дом, ждите меня у пристани, — метрах в двухстах до большого шале Мишель спрыгнул на дорогу. Из под дерева ему навстречу поднялся местный гаврош, складывая ножик, которым он только что выстругивал прутик.
Дом, верне, роскошное шале, осталось сзади справа, а мы доехали до будки паромщика и принялись изучать расписание. Минут через десять нас нагнал Мишель.
— Дело плохо. Часа полтора назад один из живущих в шале ушел, видимо, за едой, и до сих пор не вернулся, а полчаса назад в дом вошли пять или шесть мужчин, которых пацан назвал “англичанами”. Он пролез прямо к двери и слышал возню, удары и падения, потом стихло и он смылся.
Все посмотрели на меня. Черт, я же за старшего и мне решать, а сердце-то в пятки ушло, стремно…
Так, что мы имеем? Если Егор продал алмазы, а это полностью в его духе, да еще этот широкий жест с дорогой арендой, то англичане вполне могли упасть ему на хвост… Впрочем, это могут быть и обычные преступники, которые выследили жирный куш, неважно…
— Мишель, твои мальчишки где? Пусть влезут на какое-нибудь дерево поблизости и попробуют посмотреть через изгородь, что делается внутри, — я разглядывал озеро и лодочки на нем, соображая, что же делать дальше, когда меня в бок толкнул Никита и глазами показал на идущего по другой стороне дороге человека с большим пакетом, из которого торчали несколько багетов.
Это был Вася Шешминцев — тот самый “бур”, который подался с Медведником в партизаны и который ушел из шале.
Я коротко свистнул и когда он повернул голову в нашу сторону, приложил палец к губам и резко махнул рукой, подзывая его. Вася на секунду опешил, но тут же разглядел и меня, и, главное, Никиту. Через минуту мы уже изображали случайно встретившихся старых знакомых. На сообщение, что шале захвачено посторонними, Вася зло сплюнул и сквозь зубы процедил, что этого и опасался.
— Я почему из дома ушел — поссорились мы нынче с Егором, он покупателю назначил, а я прям как чуял неладное и пытался отговорить. Вот тебе и покупатели, — и Вася сплюнул еще раз.
— Ладно, оружие с собой?
— А как же. Два браунинга.
Я перевел взгляд на Никиту и анархистов. Все кивнули. Значит, нас пятеро с оружием. Ломиться в лоб на верную пулю нельзя, получается, нужно как-то отвлечь налетчиков.
— План дома есть?
Мишель присел на корточки, вынул складной ножик и лезвием начертил на земле примерную схему. С трех сторон подходы просматривались, оставался только один вариант — через пустующий дом.
Тем временем прибежал тот пацанчик, что строгал прутик и доложил, что четверо сидят на стульях посреди гостинной, а еще несколько человек вокруг них ходят. Несколько франковых монет перешли из рук в руки и он умчался, а я приступил к отдаче первого в жизни боевого приказа.
— Вы втроем в соседнее шале, оттуда ползком к изгороди, если там есть что-нибудь, что поможет ее преодолеть, подтаскивайте ближе, но незаметно. На наше счастье, окна гостиной выходят на озеро, если увидите, что с вашей стороны, на кухне и на втором этаже, никого нет — перекатом к стене дома. Как только вы займете позицию, мы с Жаном едем на пролетке ко входу, ты остаешься с лошадьми, оружие наготове, я иду внутрь под видом еще одного покупателя. Как войду — считайте до двадцати и атакуйте.
— Мих… Сосед, это слишком рискованно, давайте внутрь пойду я? — предложил Никита.
— Нет, если это то, о чем я думаю, покупателем должен быть человек в возрасте.
Что ж так сердце колотится… дышать, дышать, вдох носом, выдох ртом, спокойнее, спокойнее… вытри лоб, платочек в карман, отряхни пыль с брюк, пистолет с предохранителя…