Пулеметчик (СИ)

— Хорошо, со ссыльными понятно, пулеметы там будут через неделю, инструктора к ним приедут через полгода, патроны будут возить американские шхуны, а что с винтовками?
— Те же шхуны возят винчестеры чукчам и эскимосам, будет и на вашу долю.
— А стрелковые инструктора? — Медведник, судя по всему, собирался выжать из меня как можно больше ништяков и был в этом прав.
— Тут сложнее, но есть одна мысль. Сумеете поладить с действующими офицерами?
— Хм… Ну, если других нет, то попробуем. В конце концов, в Трансваале добровольцы из офицеров были.
— А зачем вообще ввязываться в это дело? Что нам даст Сахалин? Даже если японцы его захватят — дальний угол, никому не интересный, — вдруг спросил Вася.
Я подавил в себе раздражение и терпеливо начал объяснять.
— Сахалин самое беззащитное российское владение, японцы рано или поздно высадят туда десант. Тем более, что далеко плыть не надо. А захваченная чужая территория очень сильно укрепляет позиции на переговорах, потому взяв Сахалин, японцы выторгуют и Корею, и Маньчжурию.
— Ну случится война с Японией, ну проиграет Россия, нам же только лучше — недовольство царем, генералами, волнения, народ поднимется на борьбу… — Вася упрямо гнул свою линию.
— Возможно, что проиграет. И само собой, народ поднимется. Только для такой борьбы у нас пока ни сил, ни средств, поэтому будем тренироваться на задаче поменьше. И еще — нам это может дать небольшой тактический выигрыш, но стратегически мы очень крупно проиграем, нам в будущей России нужен полностью функционирующий, а не заткнутый японцами Транссиб.
— А что мы можем? Пусть вон армия Сахалин обороняет, — продолжал упираться Шешминцев.
— На армию у меня надежды нет. Точнее, нет надежды на командование — как только им перережут связь с окружающим миром, они наверняка сдадутся.
— То есть вы хотите устроить там партизанскую войну, как это было в Трансваале?
— Именно, — объяснял я в основном Васе, поскольку с ребятами говорил еще в Америке, а с Медведником еще во Франции.
— Хорошо, развернем артели, будем ходите в тайгу или куда там хоть за шишками, хоть еще за чем, наметим схроны, места для стоянок, прикинем, кого можно подключить из местных, — Егор как-то очень по-деловому воспринял задачу и теперь старался уяснить ее со всех сторон.
— Ну, не мне тебя учить. Там сейчас порядка двухсот-трехсот ссыльных, преимущественно боевики и бомбисты. Есть русское население, есть аборигены — айны, они сильно не любят японцев.
— А если местные не захотят? — снова вскинулся Вася.
— Японцы прижмут хвост — сами придут, — коротко объяснил я. — Им там стесняться некого. Они цивилизованность изображают для европейцев, а с корейцами, айнами и китайцами обращаются хуже, чем со скотом. Полагаю, что на Сахалине будет то же самое. — я помолчал немного и продолжил, — Но самое главное в ваших действиях — информация.
— Разведка? — поднял голову от записей Медведник.
— Нет. Главное, чтобы мир знал, что сопротивление продолжается и что там творят японцы.
— Хм. Маловероятно. Японцы наверняка захватят Александровск, а это единственный кабель на остров, как передавать сведения?
— Те же шхуны, что повезут патроны, будут регулярно заходить в оговоренные бухты, и я добьюсь, чтобы на них были американские корреспонденты. А через год в Николаевске должна появиться станция беспроволочного телеграфа, туда добраться через пролив. В общем, у вас полгода, максимум девять-десять месяцев. По моим прикидкам, начнется в конце лета или осенью.
* * *
Технически, по КВЖД уже было временное движение, и на рабочем или товарном поезде можно было добраться до Харбина, от которого дорога уже функционировала в полный рост, но на это требовалось разрешение из дирекции строительства. Железнодорожный чиновник так и сообщил, поджав губы, дескать, шастают тут всякие, а потом вагоны пропадают, но я был настойчив.
— К кому необходимо обратиться в строительном управлении?
— К главному инженеру Юговичу либо к его заместителю инженеру Собко.
 
— К Василию Петровичу???
— Да-с, а вы что, имеете честь его знать?
— А как же, инженер Скамов, вместе путеукладчик придумали.
Все решилось мгновенно и уже вечером меня погрузили в служебный купейный вагон, прицепленный к товарняку, где начальник охраны после инструктажа снабдил винтовкой — пошаливали хунхузы, для которых товарный состав был источником больших ништяков. Мда, что по одну сторону Тихого океана поезда грабят, что по другую… Но доехали за сутки, без приключений.
Собко, загорелый до черноты, но такой же веселый и громогласный, тут же потащил меня смотреть свое хозяйство, механические мастерские, депо и все, связанное с железной дорогой. Удовольствие было видеть, как этот большой человек любит свою работу и вникает в каждую мелочь и как его любят подчиненные — каждый, с кем Вася останавливался переговорить, от смазчиков и кочегаров до инженеров, радовался общению с ним.
Часа через два я взмолился отпустить меня, потому как вечером отправлялся регулярный поезд в Россию, а мне уже сил не было смотреть на кули, строителей, американцев, русских и черт еще знает кого в этом Вавилоне. Вася несколько надулся, но отправил в управление строительства, на Большой проспект, чтобы мне выписали литер, а сам обещался быть чуть позже, как только закончит обход.
Здание еще только строилось, сдана была лишь половина левого крыла, но в нем уже вовсю работали. На меня во френче, сапогах и косоворотке, которые я напялил как только прибыл в Россию, смотрели молча и неодобрительно, но мне же с ними не детей крестить. Добравшись до кассы, я поздоровался с еще более надменным, чем во Владивостоке, чиновником и спросил его о литере первого класса до Томска.
Впечатление было такое, будто я вдруг дал ему оплеуху — кассир отшатнулся, побагровел и хлопал глазами, как вытащенная из воды рыба. Честно говоря, я не очень понял, чем была вызвана такая реакция, но тут этот хрен наконец-то продышался и выдал!
Это было привычное “ходют тут всякие”, помноженное на сословную спесь и мой если не крестьянский, то мастеровой прикид. Мне сообщили, что я потерял берега и могу ехать только третьим классом, да и то, столь высокое начальство в лице кассира еще подумает, выписывать ли мне билет. Вокруг нас начали останавливаться служащие и они, судя по их репликам, явно были не на моей стороне. Ситуация накалялась, я начал стервенеть и и чуть было не вцепился кассиру в кадык, но одновременно явились вызванная кем-то охрана, чтобы вытолкать меня взашей и Собко.
Литер выписали, красный как свекла кассир извинился, Собко постарался мне донести, что мой прикид тут пока неизвестен и потому вызывает такую реакцию, а я пытался сбросить незнамо с чего накативший адреналин — ну что мне стоило просто представиться? И попутно думал, насколько все хреново, ну ладно, не положено мастеровым и крестьянам первым классом, но зачем сообщать об этом в такой унизительной форме? А ведь в семнадцатом вся эта чиновная шушера будет трястись по своим квартирам в ожидании ЧеКа и вопрошать “А нас-то за что?”
Так что и общение, и прощание с Васей вышло скомканным, утром приехал — вечером уехал, разве что посоветовал готовить ополчение в предвидении будущей войны. Сел в поезд, помахал Собко из окна, дождался отбытия и залег спать.
Утром, в вагоне-ресторане, я нос к носу столкнулся с Болдыревым, подсевшим ночью в Цицкаре. Лавр был в штатском, отчего здороваться первым я не стал и даже принял вид, что мы не знакомы, но он поднялся мне навстречу с объятиями. Настроение сразу подскочило, мы позавтракали и насели на старшего кондуктора, чтобы нас переселили в одно купе.
 
Дорогу до Иркутска мы провели в разговорах, шахматах и попытках вычислить, когда начнется война. Болдырев обещал найти казачьих офицеров для подготовки отрядов на Сахалине — а я в обмен рассказал ему про малозаметные противопехотные заграждения. Ну, типа не колючую проволоку на кольях в три ряда, а сетку проволочную на колышках на высоте сантиметров двадцать, да в траве. Еще Лавр очень порадовал рассказами о деятельности учеников Петра Лебедева в радиосвязи, о переводе малоземельных казаков с Дона на Дальний Восток, о том, что несколько частей после подавления восстания в Китае на стали возвращать обратно, а оставили в Приамурском округе.