Хочу тебя (СИ)

От последней мысли с ума схожу, задыхаюсь. Представляю Лилю с каким-то другим парнем, да хоть с тем же Вовой, и убивать хочется. От злости бью кулаком по деревянной двери до тех пор, пока соседи не вызывают полицию за нарушение тишины.
В полицейском участке, где мне выписывают штраф, понимаю, что пора прекращать эту паранойю. Иначе какой смысл в том, что я сюда приехал, если все время хочу назад? Усилием воли запрещаю себе ностальгировать. Каждый день отвлекаю себя чем-то: то немецкий учу, то тренируюсь, то делаю специальные упражнения для ноги. Даже начинаю ходить в бары и знакомиться с девушками. Ни с кем ничего не получается, ни одна меня не цепляет, но так получается немного отвлечься.
Середина февраля. Наступает день рождения Лили. Я все-таки звоню ей, чтобы поздравить с двадцатилетием. Один раз, второй, третий. Она не берет. Я знаю, что у Лили телефон всегда с собой. Не может быть такого, что она его куда-то забросила и не слышит входящие звонки. Специально не отвечает, догадываюсь. Не хочет разговаривать со мной. Но я все равно настойчиво звоню каждые пять минут. И наконец-то слышу долгожданное:
— Алло.
Одно это слово из четырех букв вонзается в меня острой стрелой. Делаю глубокий вдох и хватаюсь за стол, чтобы не упасть.
— Привет, — выдавливаю напряжённо. В горле встал ком и не дает сглотнуть.
— Привет.
Пауза. Лиля шумно дышит в трубку, я тоже.
— С днём рождения, Лиль, — произношу то, зачем звоню.
— Спасибо.
Зажмуриваюсь. Как же больно. Я столько всего хочу сказать Лиле, а в то же время не нахожу слов. Совсем не нахожу. Мы оба молчим. Я понимаю, что ей так же тяжело, как и мне.
— Лиль… — набираюсь смелости. — Послушай меня, пожалуйста. Я очень виноват перед тобой. И я не могу себе простить то, как поступил с тобой. Но я не мог иначе. Правда не мог. Я шел к этому всю жизнь.
— Я знаю.
— Лиля, ты изумительная. Ты неповторимая. Ты непревзойденная. Ты лучшая. С тобой, как ни с кем. Прости меня, пожалуйста, Лиль. Прости, если можешь.
Я сползаю по стене. Сквозь зажмуренные глаза проступают слезы. Лиля долго молчит в трубку, шумно дыша. А потом произносит дрогнувшим голосом:
— Я прощаю тебя, Никита. Больше нас ничего не связывает. Будь счастлив.
Через несколько секунд молчания Лиля кладёт трубку, а я с громким криком разбиваю телефон о стену. Она попрощалась со мной и отпустила меня. Не тогда мы расстались, когда я в своей квартире после сумасшедшего секса сказал, что уезжаю в Германию. Мы расстались сейчас. И точку поставила Лиля. Потому что скажи она, что скучает и хочет меня видеть, я бы примчался первым же рейсом.
Прощение Лили успокаивает меня. Мне будто не хватало его. Глодало, что Лиля обижена, что между нами осталась недосказанность. А теперь все встало на свои места. Мы отпустили друг друга. Отныне каждый пойдёт своей дорогой.
Вот только все равно нестерпимо больно. Вот только все равно жить не хочется.
Первое марта. Официальное начало нового футбольного сезона. Мне удалось восстановить колено, я могу в полной мере бить мяч левой ногой. Скоро первая тренировка с новым клубом. Переживаю, конечно. Хотелось бы, чтобы сложились нормальные отношения с командой. Дружбы не жду, она невозможна в таком конкурентном виде спорта, как футбол. Зависть тут все равно сильнее: кто больше голов забил, кому бренды больше рекламных контрактов предложили. Меня бы устроили просто хорошие взаимоотношения.
Но команда встречает меня настороженно и прохладно. Это мягко говоря. Я им не нравлюсь. Хрен его знают, почему. То ли потому что я русский, то ли потому что сопляк двадцатилетний, то ли потому что завидуют. Клуб делает на меня большие ставки, гендиректор, когда представлял меня команде, назвал «восходящей футбольной звездой двадцать первого века». Не всем это понравилось. В моем присутствии они говорят только на немецком, хотя все знают английский.
Однако вся эта неприязнь ко мне только в раздевалке после тренировок. На поле мы не просто команда, на поле мы семья. Мне без проблем пасуют мяч, помогают обойти соперников. Никто не тянет одеяло на себя, все работают на общую победу. Это, конечно, совершенно другой уровень профессионализма. Не то, что в моем предыдущем клубе.
 
Близится первый матч за новый клуб. У нас будут сильные соперники. В Германии в принципе нет слабых. Для меня это как из места сразу в карьер. Чувствую на себе как на главном нападающем колоссальную ответственность. Я не могу облажаться во время первой же игры.
И сейчас особенно остро воспринимается отсутствие Лили. Она же мой талисман, моя муза. Как я без неё? Раньше ведь играл как-то, забивал голы, и сейчас смогу, убеждаю сам себя. Но я настолько привык искать ее глазами на трибунах сразу, как выхожу на поле, что не представляю, как справлюсь с ее отсутствием. Мне будет отчаянно не хватать Лили на матчах, но она всегда будет со мной в моих мыслях и моем сердце.
За четыре дня до игры, слоняясь бесцельно по Мюнхену, прохожу мимо тату-салона. Я всегда относился к татуировкам скорее негативно, не понимал футболистов, которые обкалывают себя ими. Но тут торможу и задумываюсь. Не знаю, что мною движет, когда захожу внутрь и зачем-то начинаю на ломаном немецком разговор с администратором. Потом сажусь в кресло и несколько часов терпеливо жду, когда молодой парень в пирсингах и с тоннелем в ухе набьёт мне на груди большой цветок лилии.
Я не имею привычку срывать с себя на поле футболку, так что о моей татуировке в честь Лили никто не узнает. Но зато теперь она точно будет со мной на каждом матче.
  
Эпилог
 
Лиля
Меня выписывают из больницы через три недели. Сотрясение почти прошло, а вот переломы нет. Мне прописан постельный режим ещё на месяц. Уголовное дело по нападению на меня все ещё возбуждено, но застопорилось на месте. Допрашивать Никиту передумали, участницы его фан-группы в один голос твердят, что ни сном ни духом, а номера, с которых мне поступали угрозы, ни на кого не оформлены. То есть, сим-карты были куплены в переходах у метро, а не в официальных магазинах сотовых сетей.
Ну и самое главное — Юлия Тишина, глава фан-клуба Никиты Свиридова, покинула Россию. Объявлять ее в розыск отказались, поскольку нет для этого оснований. Того, что я ее подозреваю, недостаточно.
Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Казалось бы, что тут сложного. Не какое-то загадочное убийство. Есть и номера, с которых поступали угрозы, и конкретная подозреваемая. А исполнителей наверняка сняли все городские камеры. Но нет. Наша доблестная полиция бессильна. Я уверена, дело закроют. Это вопрос времени.
Я пытаюсь научиться жить без Никиты. Хреново получается. Больше всего хочется одиночества, а как назло все вокруг пытаются окутать меня опекой и заботой. Почему-то ни родители, ни друзья не понимают, что без них мне лучше, чем с ними.
К дню рождения мое здоровье становится лучше. Уже могу ходить. Я не хочу праздновать, а мама все равно заказывает мой любимый торт, готовит праздничные блюда и приглашает Соню с Ульяной. Их попытки меня развеселить только раздражают. Ульяна галдит без умолку, у меня начинает болеть голова, и я ухожу в свою комнату, оставив подруг одних на кухне. Закрываю плотно дверь, приваливаюсь к ней спиной. Медленно дышу.
Звонок мобильного заставляет встрепенуться. Накануне я убрала из соцсетей дату рождения, чтоб никто не вспомнил и не стал меня поздравлять. Достаю телефон из кармана и застываю: Никита. Гипнотизирую экран айфона, глядя на его имя. Пальцы дрожат, в груди буря. Зачем он звонит? Что ему надо? Хочет меня добить?
Я не отвечаю, но Никита не унимается. Звонит и звонит, звонит и звонит. Сглотнув ком в горле, решаюсь: отвечаю на звонок. С первых слов понимаю: это наш последний разговор. На этом мы поставим окончательную точку. Я поставлю.
Он просит прощения. Искренне просит. Но только за то, что уехал, а не за то, что случилось со мной после. Не за то, что я потеряла нашего ребёнка по вине его поклонниц. Ведь об этом Никита не знает. И никогда не узнает. Я могу рассказать ему сейчас все, но понимаю, что не хочу. Пускай живет в неведении. Это для него хуже, чем знать.