Мастеровой (СИ)
Обнаруженное добро Федор отволок к своим, приказав солдатам разряжать ленты и набивать добытыми патронами диски. Принялся помогать и сам. За этим занятием и застал их возвратившийся Курехин. Вместе с ним пришел немолодой унтер-офицер с широкой галунной нашивкой поперек погонов.
– Фельдфебель третьей роты Сильверстов, – доложил, откозыряв. – Старший чином в батальоне, получается, остался. Не считая ваше благородие.
– Офицеры все убиты?
– Думаю, что да, – сообщил Сильвестров. – Они в избах ночевали, а по ним германец первым делом и ударил. Тот, кто сразу не погиб, так в огне сгорел, – он перекрестился.
– Солдат сколько уцелело?
– Не могу сказать, – повинился Сильверстов. – Я собрал с сотню. Остальные или в город утекли, или в лес сховались. Да еще бонбами побило многих, раненые есть. Мы их подобрали и перевязали, но везти в город надо.
– Так везите!
– Лошадей одних побило, другие разбежались. А повозки – да, имеются.
– Видишь, сколько лошадей? – Федор указал на поле боя. – Приведи солдат и забирай. Где ваши винтовки?
– Так в овине погорели, там цейхгауз был, – почесал в затылке фельдфебель. – Его тоже подпалили.
– Вот же твою мать! – не сдержался Федор. – Не понос, так золотуха. Кто же это приказал: отобрать оружие у солдат?
– Их высокоблагородие. В батальоне большей частью новобранцы, многие неграмотны. Винтовки знают плохо. Не хотел, чтоб беда случилась.
– Сильно это помогло, – буркнул Федор и кивнул в сторону поля боя. – Винтовок там полно. Соберите и вооружайтесь. Покажу, как с ними обращаться. А с едою как?
– Это есть, – обрадовал фельдфебель. – Кухни уцелели. Не стреляли в них германцы. Порцион в котлы заложен и сготовился.
– Принесите нам поесть. Чаю не забудь.
Фельдфебель козырнул и удалился. Федор достал из офицерской сумки блокнот и карандаш. Набросал донесение. Сложив листки, надписал сверху: «Его превосходительству, генерал-лейтенанту Брусилову». Тем временем вернулся Сильверстов с солдатами. Сбив их в строй, доложил Федору о прибытии.
– Кто умеет ездить верхом? – спросил Кошкин у солдат.
– Я могу, – ответил невысокий, худощавый рядовой, выступив из строя. – Конюхом служил у барина.
– Выбирай себе германского коня и скачи в Гродно, – приказал Федор. – Там найдешь штаб корпуса. Передашь генералу Брусилову, – протянул он донесение. – Если вдруг его не будет, то кому-нибудь из старших офицеров штаба. Выполняй приказ, солдат!
Рядовой, забрав листки, сунул их за пазуху и, перескочив траншею, побежал к расстрелянному эскадрону. Там остановился возле мертвого гусара. Получив пулю в грудь, тот упал на землю. Его конь остался рядом, опустив голову к убитому. Рядовой подобрал повод, осмотрел коня и вскочил в седло. Лошадь поначалу заартачилась, пятясь и кружась, но наездник оказался опытным. Спустя несколько мгновений конь сорвался с места и помчался к русской стороне. Перемахнув траншею, поскакал к деревне. Федор и солдаты проводили его взглядами.
– Приступай, Сильверстов! – приказал Кошкин. – Ты поесть принес?
Фельдфебель подозвал солдата с котелками. Федор взял один и присел на бруствер. Солдат протянул ему ложку. Кошкин зачерпнул еще теплой каши и положил в рот. Вкусно…
* * *Вестником беды стал прискакавший в Гродно подпоручик. Брусилов обсуждал со штабом обстановку, когда в кабинет ворвался взволнованный адъютант.
– Беда, ваше превосходительство! – закричал с порога. – Германцы обстреляли из пушек батальон Чуденцова. Погибли офицеры, солдаты разбежались. Дубки горят.
– Кто это сообщил?! – встрепенулся генерал.
– Подпоручик оттуда прискакал.
– Где он?
– В приемной у меня. Раненый, сомлел. Только и успел сказать про нападение.
Генерал и его штаб ломанулись к дверям. В приемной на диване обнаружился раненый офицер. Он лежал, запрокинув бледное лицо. Из свесившейся руки на паркет сочилась кровь. Брусилов быстрым шагом подошел к нему и наклонился. Без сознания.
– Приведите его в чувство! – велел адъютанту.
Тот схватил стоявший на столе графин и, плеснув воды на ладонь, обтер ею лицо раненого. Подпоручик застонал и открыл глаза.
– Ва-аше превосходительство…
– Докладывайте! – приказал Брусилов.
– Подпоручик Самойлов, субалтерн-офицер[1] второй роты батальона, – прошептал раненый. – Получил осколок в руку при обстреле деревни. Германские снаряды угодили в избы, где квартировали офицеры. Все погибли, чудом уцелел. Вышел проверять посты.
– Нижние чины? – спросил Брусилов.
– Кто погиб, кто разбежался. Германцы били очень точно. Фугасы и шрапнели. Разбита батарея, а также – пулеметы. Цейхгауз с винтовками сгорел. Обороняться не было возможности. Нашел лошадь и поскакал в Гродно. Счел долгом сообщить…
Самойлов закатил глаза и потерял сознание.
– Отправьте в лазарет, – велел Брусилов адъютанту. – Господа, за мной!
Они вернулись в кабинет.
– Запросите обстановку по всей линии, – приказал Брусилов, когда все расселись. – Как ведет себя противник? Важно знать: война это или провокация?
Офицер в чине капитана встал и, щелкнув каблуками, вышел.
– Если Самойлов не соврал, а у меня нет причин ему не доверять, – продолжил генерал, – то дела плохи. Германская кавалерия вступит в Гродно через час, само более – через два. Войск в городе нет совсем. Комендантская рота и мой конвой[2] – меньше двух сотен человек. Из тяжелого вооружения ничего, даже пулеметов не имеется. Все отправили в дивизии.
– В арсенале пять скорострельных ружей, – доложил вскочивший подполковник. – Те, что привезли из Тулы. Только нет людей, умеющих с ними обращаться. Не успели научить.
«Я отправил Чуденцову пулеметы и команду Кошкина, – вспомнил генерал. – Может, эти уцелели и ведут бой?» Поразмыслив, он пришел к выводу, что надеяться не стоит. Ожидать, что заводской техник сумеет отразить нападение германцев, глупо.
– Знаю этот пулемет, – сказал генерал. – Кошкин показал. Прикажите доставить их сюда. Расположим в окнах штаба. Перед этим научу, как из них стрелять. Дадим бой германцам!
– Может вызвать казаков? – предложил начальник штаба. – Из полка, что ближе к Гродно?
– Им идти полдня, – отказался генерал. – И еще не ясно с обстановкой. Если враг атаковал другие пункты, казакам будет не до нас. Если нет, то вызывайте. Казаков из моего конвоя вышлите к Дубкам. Пусть узнают обстановку. В бой приказываю не вступать. Оценить силы неприятеля и вернуться в Гродно. Будем воевать тут сами. Прозевали нападение, сами и ответим. Хоть умрем, как офицеры. К делу, господа!
Работа закипела. Штаб корпуса занимал дворец польской королевской резиденции, примыкавшей к Фарному костелу. Подъезд к нему перегородили деревянными рогатками. Костел закрыли и изгнали из него клир. К окнам третьего этажа резиденции подтащили столы. Проемы заложили мешками с песком – их спешно везли с берега Немана. Взвод комендантской роты занял здание резиденции, остальные расположились в соседних зданиях. Брусилов познакомил офицеров штаба с пулеметами и лично расставлял их по позициям. В этой суете его и нашел казак из конвоя генерала.
– Ваше превосходительство! – козырнул, подбежав. – Дозвольте обратиться?
– Что тебе? – недовольно сморщился Брусилов. – Почему ты здесь? Я же отослал конвой к Дубкам.
– На пути к Гродно солдата переняли, верхи в город гнал. Грит, донесение до вас. Урядник приказал мне сопроводить, сам с другими далее пошел.
– Где солдат? – спросил Брусилов.
– Вот!
Казак отступил в сторону и подтолкнул к генералу невысокого, худощавого рядового. Тот шагнул вперед и метнул руку к козырьку защитной фуражки.
– Ваше превосходительство! Рядовой первой роты Курицын Иван. Послан к вам его благородием с донесением.
– Давай! – протянул Брусилов руку.
Солдат расстегнул гимнастерку и вытащил из-за пазухи сложенные листки. Протянул генералу. Тот схватил, развернул и впился взглядом в рукописные строчки.