Длиною в жизнь
С чистого листа, повторила про себя Трейси. Для него все внове — и мои зеленые глаза, и рыжевато-золотистые волосы и даже очертания фигуры. Он наверняка не помнит, как я выгляжу без одежды, и уж тем более забыл, что чувствовал, когда прикасался ко мне или занимался со мной любовью.
Впрочем, в данный момент Трейси и сама не хотела думать об объятиях и поцелуях, хотя страстными поглаживаниями ее руки, Кевин ухитрился вызвать в ней целую бурю чувств и воспоминаний.
С каким упоением они когда-то ласкали друг друга и занимались любовью, опасаясь встречаться взглядами и даже разговаривать, чтобы не спугнуть нечто очень важное! Но затем все: и объятия, и смех, и волшебство страсти — куда-то ушло из их жизни.
— А знаешь, Трейси, — сказал вдруг Кевин, — я не совсем точно ответил на твой вопрос. Мне нравится смотреть на тебя и думать, что я не одинок и что могу считаться самым счастливым человеком на свете.
Официант принес заказанные ими блюда. Проголодавшаяся Трейси с удовольствием положила в рот кусочек нежной форели.
— А теперь расскажи мне о том, как мы встретились, — попросил Кевин. — Это была любовь с первого взгляда?
Трейси прикусила губу, чтобы не расхохотаться. В отличие от своего бывшего мужа она прекрасно помнила момент их знакомства, когда чуть было, не приняла Кевина за маньяка.
— Нет, — справившись с приступом веселья, ответила она, — это не была любовь с первого взгляда. Ты влюбился в меня еще до этого.
— Я влюбился в тебя еще до того, как увидел? — недоверчиво уточнил он.
— Вот именно, — подтвердила Трейси, в которую словно вселился маленький бесенок, подталкивающий ее дразнить Кевина.
— Так, где же мы встретились?
— В ванной комнате отеля.
— Очень интересно!
— О да! Это была весьма необычная встреча — хотя бы уже потому, что я была в костюме Евы.
— То есть обнаженной?
— Разумеется, поскольку только что вышла из душа!
— Однако ты сказала, что я влюбился в тебя еще до того, как увидел, — несколько смущенно напомнил он.
— Стоя под душем, я пела. Ты услышал мое пение, едва вошел в номер, и, как потом признавался, сразу же был очарован. Это твои слова, а не мои. Я никогда этого не понимала.
— А что непонятного в том, что мужчина очарован женским пением?
— Видишь ли, у меня абсолютно нет слуха, поэтому я пою только в ванной, когда меня никто не слышит.
— Значит, я влюбился в тебя с первого звука?
— Получается, так.
— А уже затем увидел тебя обнаженной. — Кевин напрочь забыл о стоящем перед ним блюде и откинулся на спинку стула. — И что было дальше?
— Я закричала.
— Но как я очутился в твоем номере? Я что, был вором и намеревался украсть твои драгоценности?
— Окажись ты вором, неужели я вышла бы за тебя замуж? — сердито спросила она.
— Возможно, твои моральные принципы ничуть не лучше моих.
Трейси взглянула на него с таким укором, что Кевин виновато пожал плечами.
— Но ведь я же могу этого не знать, не так ли?
— Мои моральные принципы безукоризненны, — отчеканила она.
— В таком случае, рискну предположить, что и мои тоже, раз ты соблаговолила выйти за меня замуж, — с облегчением подытожил Кевин. — Так что же я делал в твоей комнате?
— Боюсь тебя разочаровать, но ты всего лишь ошибся дверью. Портье дал тебе не тот ключ.
— Гм. Значит, я прошел через всю комнату, услышал твое пение и открыл дверь ванной?
— Она уже была открыта. Я не люблю, когда зеркала в ванной запотевают, и кроме того, никак не ожидала вторжения странного незнакомца.
— Понятно. Итак, ты увидела меня и закричала. Что дальше?
— Я потянулась за полотенцем, поскользнулась и упала в твои объятия.
— Ты надо мной издеваешься… — с недоверием протянул он.
— Нисколько, — Трейси засмеялась, — а уж тогда мне было совсем не до издевки, поскольку все это напоминало сцену из фильма ужасов. Джентльмен в модном костюме держит в объятиях голую и мокрую девицу.
— По-моему, о таком мечтал бы любой мужчина.
— Между прочим, тебя едва не арестовали, — внезапно утратив веселость, сообщила Трейси и вновь принялась за форель. — Ух, вкусно!
— Что же получается? Я в тебя влюбился, а ты вызвала полицейских?
— Не совсем так. Моя подруга находилась в соседнем номере, а наша общая дверь была не заперта. Услышав мой крик, она вбежала, увидела тебя, позвонила в службу безопасности — ну и так далее. Поскольку ошибка вскоре выяснилась, все закончилось замечательно. Администрация отеля, опасаясь, что я подам на них в суд, на все оставшееся время предоставила мне королевские апартаменты. Ты же прислал цветы и пригласил на обед.
— И ты приняла мое приглашение?
— Да. В тот вечер у меня было бесшабашное настроение. Ну, хорошо, хорошо, — поспешила исправиться она, заметив что Кевин недоволен ее легкомысленным ответом, — мне понравились твои волосы. Они у тебя очень красивые — густые и волнистые. — И как же я любила запускать в них пальцы! — добавила она про себя.
— И только-то?
— Еще твой нос. Он с такой милой горбинкой…
Кевин машинально коснулся пальцем носа, словно проверяя, правду ли сказала Трейси.
— Похоже, он был сломан.
— Да, ты говорил, что это произошло во время школьной драки.
— Гм! Так ты приняла мое приглашение на обед потому, что у меня красивые волосы и нос с горбинкой?
— И вообще ты был очень забавный. — Трейси улыбнулась, допивая свой шерри и чувствуя, что у нее заметно поднялось настроение. — Ты постоянно меня веселил. Ты был самым забавным, самым сексуальным и самым крючконосым мужчиной из всех, кого я когда-либо встречала.
Трейси умолчала о том, что, прежде чем вечер их знакомства подошел к концу, она безнадежно влюбилась в своего будущего мужа — в его сексуальный голос, в дьявольские огоньки в глазах, словом, во все то, из чего складывалось его обаяние, заставлявшее трепетать каждую клеточку ее тела.
Спустя месяц они поженились, и Трейси переехала к мужу в Австралию.
В тот день, когда она обнаженной упала в объятия Кевина, Трейси приехала в Оттаву, чтобы присутствовать на свадьбе своей лучшей подруги, которая выходила замуж за необыкновенно красивого канадца. Трейси была подружкой невесты, а Кевин, как выяснилось впоследствии, лучшим другом жениха.
Кевин не прилагал никаких усилий, чтобы вскружить Трейси голову. Он был настолько великолепен, что при одном взгляде на него Трейси охватывала дрожь восхищения. Она без труда могла представить лицо Кевина на обложках журналов: сверкающая, белозубая улыбка, проникновенный взгляд, слегка вьющиеся темные волосы — словом, голливудский герой.
Дни, проведенные ими вместе в Оттаве, были полны романтики: ночное звездное небо, поздний ужин за уличным столиком какого-нибудь ресторана, да еще и предсвадебные хлопоты — ведь Трейси выдавала замуж свою лучшую подругу, а Кевин — друга.
И вот теперь, несколько лет спустя, она рассказала обо всем этом Кевину. К концу ее повествования он заметно расслабился, а глаза его засияли. Затем Трейси поведала ему об их собственной свадьбе и о своих родителях — лучших родителях на свете! — которые жили в Лондоне. Рассказала и о Боуэне — о его чудесных пляжах и тамошнем круге их весьма эксцентричных друзей.
Трейси говорила только о самых веселых и счастливых моментах их жизни — и ни о чем из того, что произошло позднее. Приятные воспоминания каким-то невидимым экраном закрыли от нее прошлое, и отчасти этому способствовал сидящий рядом смеющийся Кевин.
Но так не могло продолжаться слишком долго.
Реальность грубо вторглась в этот фантастический ужин, когда за соседний столик сели две женщины. Они продолжали начатый ранее разговор, причем одна говорила спокойно, зато другая почти кричала — хрипло и враждебно.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что мне не следует с ним разводиться?! — вопрошала крикунья. — Теперь это совсем не тот человек, за которого я когда-то выходила замуж! Он даже не хочет со мной больше разговаривать! Его не волнуют мои чувства! Неужели я должна жить с подобным типом до конца своих дней?! Теперь ты меня понимаешь?!