Волчий корень
— В подвалах обычно люди не живут. А тут не подвал, тут жилая часть монастыря, думать надо!
— А что как правда? — не унимался Брага. — А что коли войдем, а на полу кости, попомните тогда, что мы с братом вам рассказывали, как предупреждали.
— Что же, келью старицы Софии мы скоро сами увидим. — Какое-то время Волков перечитывал документ. Опричники молчали. — Вывод. Ни одному из данных свидетельств нельзя полностью верить. А кому тогда можно? Задачка. Ладно. В монастыре попробуем отыскать, кто еще помнит Соломонию, так что разделимся. Часть со мной пойдет, а часть… — Он снова задумался. — В деле имеются две свидетельницы, утверждающие, будто бы великая княгиня сообщила им о своей беременности, это, — он заглянул в бумагу, — жены казнохранителя Георгия Малого и постельничего Якова Мазура.
— Настасья Мазура — бабка моя родная, жива старушка, с отцом моим и матерью в имении проживает. Чудит только в последние годы, — просиял Булыга Рогов. — Временами видит себя красной девицей.
Опричники прыснули.
— Ага. Тогда прихорашивается, просит яркую ленту в косу ей заплести и сарафан пошить, чтобы на синем фоне алые цветики, как у какой-то ее подружки, у этой, как ее, — Таньки Кречетовой. Я и не слышал про такую. Смех один. Я того, могу съездить и расспросить.
— Сам съезжу, а ты проводишь. Про супружницу Малого хорошо бы выяснить, если, конечно, кто-то еще помнит такую. Жива ли? А коли померла, придется родных расспросить, может, говорила чего о том времени, когда самой царице прислуживала. Такое ведь не забывается. После монастыря поеду с тобой, Булыга, с бабушкой твоей переговорю. А пока в Покровском будем, постарайся там выяснить, кто Соломонии служил, и список составь. А ты, Митка, в Москву поедешь, про этого, как его, Сигизмунда фон Герберштейна порасспросишь. И еще были такие Николай Немчин и Максим Грек. Про них тоже не забудь справиться. В помощь кого дать?
Митка пожал плечами и покосился на сидящего рядом Васку.
— Добре. Вместе поедете. Так и порешим.
Глава 4
КЕЛЬЯ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ
После того все поели и немного отдохнули. Волков и сам был бы не против поваляться часок-другой после обеда, но государь торопил, а зимний день, как известно, недолог, чуть недоглядишь — и ехать придется в кромешной тьме. Рассчитывая, что дотемна ребята доберутся до деревни Михайловки — вотчины Холоповых — и там заночуют, дабы продолжить путь с рассветом, Волков торопил их как мог. Шутка ли сказать: одни, без охраны, — в лесу же и волки могут напасть, и шатун из берлоги на беду вылезти, да и разбойнички нет-нет да и пошаливали, нападая на одиноких путников. Одно счастье, Митка вырос в этих краях, каждую тропинку знает, не пропадет.
Проводив побратимов до ворот, Волков еще раз предложил послать с ними охрану, но оба опричника только весело отмахнулись от его заботы. Понятное дело, дома у Митки сестра-красавица, а Васка хоть и не вышел лицом али ростом, зато сердце золотое имеет, с таким мужем девка как у бога за пазухой заживет. Да и денег на царской службе худо-бедно женишок подкопил, в своей деревеньке в прошлом годе дом обустроил с погребом, коров рыжих, с Литовского княжества пригнанных, на ярмарке приобрел да всякой мелкой живности — курочек, уточек; говорят, даже кроликов выращивать стал по совету ученого немца из Риги. В общем, не просто так Митка везет друга к себе домой. И посторонние им там только помехой будут. Не ровен час, капризная Василиса начнет сравнивать неказистого Васку с кем-нибудь из сопровождающих их хлопцев, и сравнение окажется не в пользу жениха. Тогда всем Миткиным планам каюк, а Васка от горя, поди, запьет.
Говорят, зимой лес и поле спят и сны видят, жизнь замирает и даже лешаки ходят на цыпочках, дабы не потревожить священного сна. Что снится лесу? Красные от спелых ягод поляны ароматной земляники, богато обвешанные синеватыми ягодами кустики голубики, заросли сладкой лесной малины… грибы белые и подберезовики, подосиновики и грузди, нарядные рыжие лисички и розовые, похожие на немецкие тарелки волнушки. Что снится лесу? А что приснится, то и народится. И с полем так же, поле видит сияющие на солнце золотые колосья и подсолнухи, что поворачивают голову вслед за светилом, словно боятся отвести от него влюбленных глаз. Что снится полю…
В монастырь Волков отправился в сопровождении восьмерых побратимов, одетых, как это было принято в опричном войске, в черное, но да Юрий Сигизмундович и не собирался маскироваться. Как раз наоборот, говорят, в чужой монастырь со своим уставом не ездят, Волков же отправлялся туда не с уставом, а с приказом царя, а потому действовать следовало уверенно и быстро, не давая возможности опомниться.
Конечно, если игуменья или кто-то еще решил стереть следы в келье, украсть улики или добавить новые, за сорок лет у него или у нее на это было более чем достаточно времени. Кроме того, дознаватель понимал, что, если за сорок лет кто-то и прокрался в заколоченную келью, вряд ли у него была возможность все там как следует вымыть да вычистить, незаметно влезая в каждую щелочку и устраняя мельчайшие улики. Пролезший куда не надо человек в любом случае будет пугаться каждого шороха, каждого звука, поэтому и постарается как можно шустрее забрать то, зачем пришел, и незаметно выскользнуть из опасного места. Так что оставался шанс что-то обнаружить. Если же тот, кто влез в келью, специально оставил там фальшивые улики, это тоже по-своему хорошо: простой человек, желающий имитировать преступление, обычно портит себе все дело обилием улик. А эти лишние улики в свою очередь могут рассказать опытному дознавателю об оставившем их.
Расследовал, например, Волков в прошлом году смерть молодого купца Харитонова, которого, по словам его сестры Марфы и слуг, пытали и в конце концов повесили то ли пробравшиеся в дом грабители, то ли пришедшие с ним собутыльники. Покойник действительно выглядел более чем потрепанным. О том, что беднягу сначала пытали, а уж потом повесили на конюшне, говорило и то, что тут же были обнаружены моток веревки, нож да смятый, обслюнявленный кушак, который, должно быть, служил кляпом.
На осмотр тела был приглашен опричный лекарь Парамон Собин. Дело посчитали первейшей важности, покойник состоял в опричнине, и Вяземский опасался, что парню отомстили за его участие в последних, особенно опасных операциях, и предрекал, что, если не сыскать убийц, те повадятся убивать опричников поодиночке, точно лисы, таскающие из курятника несушек.
— Что хочешь думай, но большинство синяков у него двух- или даже трехдневные, — шепнул Парамон дознавателю. — А вот эти порезы просто удивляют. — Он ткнул пальцем в глубокую рану на бедре. — Зырь сюда, Юрий Сигизмундович, вот тут большая артерия кровеносная располагается. — Он раздвинул края раны пальцами. — Эвон кость белеет, прорубили-то как, сукины дети! Смотри, смотри.
— Кость. — Волков задержал дыхание, радуясь тому, что не успел позавтракать.
— А вена в этом месте широкая, что твоя Волга. Когда во время боя такая вена разрывается, человек мгновенно кровью истекает, спасти почти невозможно, а тут… — Он осмотрел изрядно изгаженный и затоптанный пол. — Если такую рану сразу же туго не перемотать, человек кровью исходит. У нас же, — он еще раз окинул взором пол, — на глаз, пригоршни две… Чудеса.
— Это значит?.. — Волков почесал бороду.
— Ну, ты когда-нибудь скотину какую резал?
— Резал. — Волков вдруг вспомнил, как прошлым летом, спасая от насилия девицу, проткнул двух лихих мужичков их же копьецом, а третьему перерезал ножом горло. Кровь так и брызнула, хорошо хоть додумался повернуть разбойничка к себе спиной и уж потом чик по горлу. Спасенная Алена сразу же схватила его за руку и до самого дома не отпускала. Так там и теперь живет. Несмотря на все старания, Волков так и не сумел вызнать ни ее фамилии, ни откуда родом и кто родители. А может, она со страху обо всем забыла. Шутка ли сказать, сначала эти молодцы накинулись насильничать, а потом еще один на ее глазах их порешил. Такое потрясение может напрочь память отбить. — Так, о чем ты спрашивал? Отвлекся. А? Да, скотину резал.