Сталкерша (СИ)

— Я возьмусь, — обещаю, изобразив паиньку, — Кстати, скоро встречаюсь с сокурсником. Будем к зачёту готовиться.
— И бухай поменьше, женщину одутловатое лицо не красит, — выговаривает он.
— Буду поменьше, — продолжаю строить из себя ангелочка.
— Бабушке позвони уже! Она жалуется, что ты совсем её забросила.
— Хорошо. Можно я пойду? Дел много.
— Иди уже! — говорит таким тоном, словно я студентка, которая заперлась на его лекцию с похмелья.
Расплываюсь в фальшивой улыбке, чмокаю папу в щеку и иду прочь, еле сдерживая слёзы. Думала, привыкла к его холодности, но нет. Я для папочки скорее проект, чем дочь. Что ж, это не новость.
  
Глава 4. Прошлая жизнь 4.2
 
— Ну давай, Машуня! Это же для дела нужно! — прошу я, поймав своё отражение в «чёрном зеркале» телефонного дисплея.
Честно, уж лучше жесткую порнушку посмотрю, хотя и не люблю всю эту наигранную гипертрофированность, чем фотки его неликвидной бабёнки. Но делать нечего! Нужно же понять, что он любит. Я, конечно, не собираюсь рядиться как это жирное чучело, но… Стоп! Может, ему барышни в теле нравятся? Ходит же в народе всякий нелепый бред в стиле «мужики не собаки, на кости не кидаются». Вздор! Всем нравятся подтянутые тела — чтоб жопа была как «орех», и всё остальное не хуже. Другой вопрос, что некоторым приходится довольствоваться тем, что дают, точнее, той, которая даёт.
Ладно, пора немножко подумать. Почти любая баба хочет угодить своему мужику, особенно когда речь идёт о влюбленности, которой восхищается весь курс! Тьфу ты, приторность, какая! Так вот, мне хватает буквально одного взгляда на герлу, чтоб понять, что нравится её мужчине: какой типаж он любит — скромницу или развратницу, например.
Листаю её фотки — не помешало бы скинуть килограмм пятнадцать и замазать наконец уже эти чернющие корни и дешевую желтизну. Образ «доярки из Хацапетовки»: вся такая романтичная — косички, веночки, сарафаны в пол.
Откладываю телефон и плюхаюсь на кровать. Силюсь представить себя на её месте. Хотела бы я быть такой девочкой-припевочкой? Ходила бы тогда с ним за ручку, терлись бы мы носами и ели мороженое с одного стаканчика. Не, я не могу так низко пасть, чтоб оказаться на его уровне, лучше подниму Димасика на свой. Вот сейчас охмурю его, приодену, в барбершоп хороший свожу, приобщу к красивой жизни, в общем, а потом к папочке в клинику пристрою. Что-то я разлетелась. Еще бы свадьбу и детишек спланировала. Это не мое. Я по сути своей мотылек. Лучше окучить лампочку и сгореть от восторга, чем долгие годы в грязи копошиться. Потому и делать буду всё, что могу и не могу, чтоб схапать свой яркий кусочек счастья. Пусть даже от меня один пепел останется, а от своего не отступлюсь.
Походу, не любишь ты, Дима, сексапильных тигриц. Ничего страшного, я могу притвориться кем угодно. Но только притвориться. Время сотворить из себя скромницу. Сажусь перед гримёрным зеркалом и рассматриваю пока еще абсолютно чистое от косметики лицо. У меня такая внешность, что можно нарисовать красавицу в любом стиле — и готическую королеву, и нежную эльфийскую принцессу. Сегодня буду в очень нежном диапазоне. Всё просто — немного персиковых румян, мерцающего хайлайтера, накладных ресничек во внешние уголки и нежно-розовой помады, которую так и хочется снять поцелуем. Волосы забираю в хвостики, а пробор посыпаю серебристыми блёстками.
К получившемуся образу подбираю нежное шифоновое платье, которое оголяет только коленки, но делает это очень сексуально.
Теперь нужно подготовить антураж и реквизит. Запихиваю в микроволновку какую-то покупную выпечку, чтоб пахло вкусно и привычно для него — уверенна толстушка такое любит — и ставлю охлаждаться бутылку шампанского.
Как же тяжело было заманить Диму к себе, мама миа! Возможно, не будь он таким совестливым, я бы обломалась. Но он оказался очень правильным мальчиком и не смог бросить сокурсницу в беде. Такой я спектакль устроила, разыграв, что совсем не понимаю пат. анатомию — столько чувства, слез и мольбы в голосе! На самом деле пат. анатомия — это мой конек, но так хочу заполучить новую «куколку», что готова притвориться тупой блондинкой, даже будучи умной брюнеткой.
 
Вот только я еще не решила, зачем мне эта «куколка». Переспать? Нет. Хочу, конечно, но этого будет маловато. Отбить его у «любви всей жизни»? Это уже ближе к истине. А что потом? Я с одним парнем больше нескольких месяцев не гуляю. Не знаю почему. Просто надоедает и начинает бесить.
Я долго пыталась понять почему так, и, по-моему, после последней встречи с папочкой все же докопалась до сути. Мне мужик интересен только пока ведет себя со мной так же, как отец — когда хочу внимания, динамит и держит на расстоянии. Когда же экземпляр смиряется, мне уже неинтересно искать в нем «папочку». Старина Фрейд знал толк в своем деле. Я не в том смысле, что хочу родного отца — просто так ранят наши отношения, что со всеми парнями их воспроизвожу, потому что только так могу получить садомазохистское удовольствие.
К сожалению, мне не попадался ещё такой, чтоб постоянно ставил на место и давал хороший отпор. Утренняя ситуация со Стасиком как раз гладко ложится на рельсы моей теории. Ну, что за размазня? У меня аж горело все внутри как хотелось, чтоб он мне ответил дерзко и прижал к стенке со всей грубостью. Тогда, может, что и обломилось бы.
Так, а чего я хочу от Димы тогда? Он уж точно не абьюзер и быстро станет моей карманной собачкой. Или тут что-то другое замешано? Да, точно, есть что-то новое — совсем не по привычной схеме дела развиваются.
Звонок в дверь. У меня подгорает от желания поскорее его увидеть, но иду в коридор нарочито медленно. Пусть не думает, что я его у двери жду в уже влажных трусиках — заинтересованность должна стать для мужчины призом, а не чем-то, что выдаётся просто так.
Распахиваю дверь и сразу нарываюсь на пристальный взгляд зеленых глаз. Меня просто через мясорубку проворачивает, когда мы встречаемся глазами — в голове бьют колокола, а тело пронзает электричеством.
— Привет! Проходи, — улыбаюсь я. Мою улыбку сегодня можно использовать вместо пуль, но пока выстрелы в «молоко».
— Привет! — бросает с прохладцей.
Заходит, кидает на пол рюкзак, скидывает кеды и смотрит на меня вопросительно.
— У меня в комнате бардак, так что пойдем в спальню! — Иду вперед, показывая дорогу и позволяя ему заценить «орех».
Пожимает плечами и идет за мной, а я спиной чувствую, что совсем не смотрит.
— А стола письменного нет? — спрашивает осмотревшись.
— Нет, зато есть кровать! — восклицаю, продолжая разыгрывать милую дурочку.
— На кровати не очень удобно писать, но ладно, — вздыхает он.
— Может, ты чего-нибудь хочешь? Чай, кофе, чего покрепче? — Голос у меня максимально ласкающий. Другой бы уже с рук ел, а этот делает вид, что заниматься пришел.
— Маш, давай заниматься, меня время поджимает.
— Что так? — «слетаю» на обычный тон, так он меня хлестанул холодностью. Прям, как любимый папочка.
— Это личное, — отшивает меня Дима.
Чувствую себя бойцом на ринге. Давай-давай! Бей больнее! Бей под дых! Меня это только заводит.
— Хорошо! — Открываю учебник на первой попавшейся теме и сую ему. — Вот, здесь ничего не понимаю.
— Чего конкретно не понимаешь? — Светлые брови слетаются к переносице. Мне нравится, когда он хмурится.
Плюхаюсь на кровать и пододвигаюсь так близко, что Дима, наверное, кожей чувствует моё дыхание, а я наслаждаюсь его запахом — без сомнения, это какой-то одеколон, но мне напоминает запах карболки. Вообще, она уже не используется в медицине, но папа именно ею обрабатывал мне разбитые коленки, считая её средством более эффективным, чем йод или зелёнка. Да, да, для меня уют и тепло папиных рук ассоциируются с запахом ядовитых фенолов. Уж не знаю, чего он хотел больше — помочь мне или навредить.
 
Касаюсь его впервые в жизни. Всего лишь вожу пальчиком по руке, но такое чувство, что потихоньку взлетаю. Дима смотрит непонимающе и убирает руку. Одёргивает, словно его касается прокажённая бомжиха.