Так кто же развалил Союз?

Телеведущий пытается остановить Ельцина:
– Борис Николаевич, я вынужден вас прервать. У нас остается не так много времени… Поэтому, может быть, все же будем ориентироваться на финал…
Ельцин (не обращая внимания на телеведущего):
– Я считаю моей личной ошибкой излишнюю доверчивость к президенту. Судя по всему, Центр не даст республикам делать самостоятельных шагов. Тщательно анализируя события последних месяцев, я заявляю… Я предупреждал в 1987 году, что у Горбачева в характере есть стремление к абсолютизации личной власти. Он все это уже сделал и подвел страну к диктатуре, красиво называя это президентским правлением. Я отмежевываюсь от позиции и политики президента, выступаю за его немедленную отставку, передачу власти коллективному органу – Совету Федерации…
Это, конечно, главное, ради чего Ельцин и приехал в студию, что и должно было вызвать у всех колебание почвы под ногами.
Ломакин (снова пытаясь прервать Ельцина):
– Борис Николаевич…
Ельцин (опять не обращая на него внимания):
– Я верю в Россию и призываю вас, уважаемые сограждане, уважаемые россияне, верить в нашу Россию. Я сделал свой выбор, и каждый должен сделать свой выбор и определить свое место. Я хочу, чтобы вы меня услышали и поняли. Я такой выбор сделал, я с этой дороги не сверну. Нуждаюсь в вере и верю в поддержку народов России, в вашу поддержку и надеюсь на нее.
Ломакин:
– Борис Николаевич, я вынужден вас прервать, потому что у нас осталось совсем мало времени до конца прямого эфира…
Что ж тут теперь-то прерывать: Ельцин сам «прервался» – сказал все, что хотел сказать.
Разумеется, телеведущий не может оставить без ответа крамольную речь Ельцина. Иначе ему от начальства будет вздрючка. Хотя он, как мы видели, давно уже пытался прервать Ельцина за недостатком времени, все же оставил какое-то время и для своего ответа (в других случаях ведущие, следуя раздраженной команде режиссера, передаваемой в наушники, обрывают все на полуслове). Ломакин:
– Откровенно говоря, в общем, эта пессимистическая нота меня очень смущает, потому что это значит, что конфронтация между Центром и республикой, между вами и президентом страны будет продолжаться. И я сейчас делаю вывод, что, очевидно, это только усугубляет наше положение. И делаю вывод, что, к сожалению, это не ведет к стабилизации нашего общества, а может быть, даже приводит, увы, к расколу нации.
Тут г-н Ломакин, хотя этой репликой и страхует себя от возможных упреков своего начальства, вообще-то явно превышает свои полномочия телеведущего, решив, что имеет право комментировать, критиковать председателя российского парламента и даже обвинять его в дестабилизации политической обстановки и, более того, в стремлении «расколоть нацию».
Как бы то ни было, несмотря на чинимые помехи, Ельцин, повторяю, сумел сказать то, что хотел сказать. И сказанное им было равносильно взрыву.
 «Завтра будет интересно» 
Дочь Ельцина вспоминает, как начинался и как кончился для их семьи этот день:
«Я помню это выступление папы. Он уезжал в телецентр и сам не знал, состоится ли оно, дадут ли ему прямой эфир. Сказал, уезжая, напряженно и мрачно:
– Не знаю, они ничего мне не дадут сказать.
Как всегда, ни мама, ни мы с Леной понятия не имели, что он собирается сказать в этом телеинтервью, но то, что это должно было быть чем-то важным, главным, от чего зависит все будущее страны, Советского Союза (не России – так тогда не думалось и не мыслилось), такое ощущение у меня было.
 
Когда мы смотрели его выступление, я немного успокоилась. Слова были резкие, жесткие, но привычные. Но в конце, когда он вдруг сказал о своем требовании об отставке президента страны М.С.Горбачева… Сказать, что это был гром среди ясного неба – это ничего не сказать. Это было потрясение! Вообще-то, про это говорили на кухнях, на митингах, но никогда – по приглаженному, восторженному, поддерживающему перестройку, гласность и Горбачева телевидению. И вдруг по центральному телевидению папа произносит такие слова на всю страну. Было ощущение взрыва.
Поздно вечером он приехал усталый, измученный, но успокоенный. Как будто сделал что-то важное и нужное. Мы только лишь и смогли его спросить, а что завтра будет? А он ответил:
– Завтра будет интересно.
И пошел спать».
 Верховный Совет негодует 
Назавтра действительно было «интересно». Реакция Центра на выступление Ельцина была немедленной и сокрушительной. «Назавтра», то есть уже на следующий день, 20 февраля, Ельцина подвергли публичной порке на заседании союзного Верховного Совета. «Российская газета»:
«Верховный Совет страны негодовал, требовал, взывал и обличал. Центральное телевидение, давно кормящее нас сухими выжимками с кремлевских заседаний, вдруг включилось на прямую трансляцию. Ораторы − тоже, наверное, чистейшая случайность − слово в слово повторяли изрядно затертые штампы из [коммунистических] газет «Правда» и «Советская Россия». В общем, шел не предусмотренный повесткой дня «реагаж» на выступление в телеэфире Бориса Ельцина».
Ельцина, естественно, поносили всякими словами, искажали смысл его высказываний, призывали «защитить президента», то бишь Горбачева, разоблачить «определенные деструктивные силы»...
«На трибуну, − писала газета, − выходила отнюдь не стихийная депутатская масса: организованный характер массированной атаки на Ельцина просматривался достаточно отчетливо».
Депутатов, чье мнение «расходилось с установкой президиума сессии», просто не подпускали к микрофону.
Ельцина обвиняли в политических амбициях, в намерении «сесть на место нашего президента путем захвата власти во всей стране», «осуществить совместно с деструктивными силами государственный переворот», «демонтировать социализм, который принес нашему народу освобождение, и добиться реставрации капитализма»…
Обстановку, в которой на Верховном Совете было принято «убойное» антиельцинское постановление (подобная реакция парламента на чье-то телевыступление – это сам по себе факт беспрецедентный), «Российская газета» описывала так:
«В «лучших» традициях союзного парламента решение главного вопроса − принятие постановления «по Ельцину» − отложили на конец дня, вечером депутаты более податливы… Обстановка в зале была азартной и очень напоминала поиск ведьм на партсобрании застойных лет. Предложения принять к сведению и тем ограничиться отзвука у большинства не имели. «Надо дать политическую оценку!» Председательствующий Лукьянов вел заседание виртуозно: по многу раз ставил на голосование уже проголосованное, неудобные предложения не ставил. Вновь прозвучало немало бичующих и клеймящих речей. Некоторые депутаты засомневались, а был ли кворум. Неуместный вопрос Лукьянов отвел, сославшись на показания электронной машины. Постановление приняли, в этом сомнений и не было».
В постановлении было три пункта:
«1. Отметить, что содержащиеся в выступлении по Центральному телевидению 19 февраля 1991 года Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина положения и призывы, направленные на замену законно избранных высших органов власти страны, немедленную отставку Президента СССР, входят в противоречие с Конституцией СССР и создают в стране чрезвычайную ситуацию.
2. Просить Верховный Совет РСФСР, Совет Федерации и Президента СССР определить свое отношение к указанному выступлению Б. Н. Ельцина.
3. Верховный Совет СССР обращается к народам СССР, Верховным Советам республик, местным Советам народных депутатов всех уровней, ко всем политическим партиям и общественным движениям с призывом консолидировать усилия для стабилизации политической и экономической обстановки на всей территории страны, укрепления демократических начал в переустройстве советского общества, всемерной поддержки законно избранных высших органов власти и Президента СССР».