Так кто же развалил Союз?

12 июня I Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР. В ней говорилось, что Съезд «торжественно провозглашает государственный суверенитет Российской Советской Федеративной Социалистической Республики на всей ее территории и заявляет о решимости создать ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ ПРАВОВОЕ ГОСУДАРСТВО В СОСТАВЕ ОБНОВЛЕННОГО СОЮЗА ССР (выделено мной. – О.М.)». Говорилось также, что российская Конституция, российские законы ОБЛАДАЮТ ВЕРХОВЕНСТВОМ на всей территории республики (это, пожалуй, было самым важным в Декларации). Об участии России в Союзе было сказано: Россия «объединяется с другими республиками в Союз» на основе Союзного договора. Подтверждалось, − впрочем, весьма неопределенно, − что необходимо «существенное расширение» прав автономий, краев и областей РСФСР. Довольно непонятный пункт (он так и останется до конца непонятным): для граждан РСФСР устанавливается гражданство РСФСР и одновременно за ними сохраняется гражданство СССР. Вообще-то двойное гражданство – довольно распространенная вещь, но это когда человек является гражданином двух разных государств. А здесь… Вроде бы РСФСР и СССР таковыми не были.
Под Декларацией стояла подпись только что избранного председателя Верховного Совета РСФСР Бориса Ельцина.
 Вместе или врозь? 
12 июня, в день когда была принята Декларация о государственном суверенитете России, на Совете Федерации обсуждали проблему Союзного договора. Я уже писал об этом заседании – том самом, куда Горбачев хитроумным способом затащил троих прибалтийских лидеров. Вернусь еще раз к нему. Итак, тема заседания Союзный договор. Ни Ландсбергис, ни Рюйтель, ни Горбунов принципиально отказывались участвовать в этом разговоре.
Вначале его председатель эстонского парламента Рюйтель прямо заявил, что у него нет полномочий обсуждать будущее Советского Союза.
− Преобладающие в республике настроения, − сказал Рюйтель, − полная независимость плюс тесные связи с другими республиками в экономической и культурной области. За это 96 процентов населения.
Горбачев грубо его одернул:
− Вы что, напрашиваетесь на введение президентского правления?!
Тогда это была одна из главных страшилок в руках Центра – президентское правление.
Вежливый эстонец ответил вежливо:
− Политическая ситуация уже не позволяет сделать то, что можно было сделать еще полгода назад (То есть, надо полагать, опять-таки не позволяет Эстонии обсуждать Союзный договор. − О.М.) Реальность такова, что время ушло. Мы должны позаботиться о том, чтобы оставить нашим народам хорошие отношения между собой.
Ну, Горбачев-то в тот момент еще так не считал, − что время ушло. Он еще долго и упорно будет биться и за новый Союзный договор, и за единый Союз.
Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев высказался и за сохранение Союза, и за новый Союзный договор, но тут же предъявил множество претензий Центру (теперь претензии летели Горбачеву со всех сторон):
− Идет противостояние между Верховным Советом Союза и Верховными Советами республик. В Законе о собственности субъект права собственности не определен. Например, Казахстан принял много ссыльных. Что − они теперь собственники земли? Девятнадцать миллионов квадратных километров заняты под полигоны, откуда выселили колхозы и совхозы. Какой у нас суверенитет, если пятьдесят процентов промышленности находится в союзном подчинении? А сколько − в союзно-республиканском?.. Министерства зубами держатся за свою собственность. У нас что − Союз министерств или Союз республик?!
Узбекский лидер Ислам Каримов также жаловался на то, что Узбекистан, как и другие республики, обладают лишь ограниченным суверенитетом. Но при этом − самое неприятное для Горбачева, − высказывался уже не за федерацию, а за конфедерацию, даже за нечто более свободное и неопределенное, рыхлое, чем конфедерация:
− Наиболее приемлемая форма будущего Союза − конфедерация. Нельзя говорить об обновлении [Союзного] договора, ибо многие республики не подписывали первого Договора в 1922 году. Это должен быть новый Договор и приступить к его подготовке надо немедленно, поскольку завтра может быть вообще поздно говорить и о конфедерации (вот так! − О.М.) Мы видим себя свободной республикой.
 
За конфедерацию стоял и председатель Верховного Совета Азербайджана Муталибов. Тут, помимо прочего, всплывала тема Карабаха и одновременно вновь − прибалтийская тема:
− У нас многие за прибалтийский вариант. Мы за Союз на конфедеративной основе… Часть азербайджанского народа с недоверием смотрит на федерацию из-за Карабаха…
Горбачев не может не видеть, что пример Прибалтики соблазнителен для всех республик. С этим надо что-то делать, иначе… Действительно, неровен час, даже и в конфедерации завтра никого не удержишь.
Присутствующий на заседании Ландсбергис, вопреки своей обычной жесткости и несговорчивости, вопреки договоренности с Рюйтелем и Горбуновым, что они вообще будут участвовать в разговоре, пытается подольститься к Горбачеву использованием слова «перестройка»:
− СССР подошел к тому рубежу, когда перестройка должна перекатиться через барьер национально-государственного устройства.
Горбачев отвечает коротко:
− Приостановите Декларацию (Акт о восстановлении независимости Литвы. − О.М.) , и мы тут же отменим все блокадные меры (как мы помним, еще недавно и сам Горбачев, и другие союзные руководители открещивались от слова «блокада». – О.М.)
Но тут уж Ландсбергис возвращается к своей обычной непреклонности:
− Будет ли нынешний СССР определяться как федерация или сообщество, все равно Литва сохранит свой путь как суверенный субъект международного права.
Литва как «суверенный субъект международного права» − это значит независимая Литва, не входящая ни в какой Союз, какую бы форму он ни принял.
Когда очередь доходит до Ельцина, он твердо очерчивает российскую позицию, повторяя то, что записано в только что, в этот же день, принятой Декларации о государственном суверенитете РСФСР:
− Принята Декларация − РСФСР остается в Союзе.
Но добавляет и то, чего в Декларации, естественно, нет:
− Союзный договор сейчас будет трудно выработать. Вместо этого − всеобъемлющие договоры между республиками… Затем РСФСР на Верховном Совете объявляет, какую долю собственности и какие права она передает Центру, и заключает с ним соответствующий договор. Если и другие республики пойдут на это, − может быть совпадение части функций, делегируемых Центру. Только затем можно заключить Союзный договор политически.
Как видим, Ельцин собирается целиком перехватить инициативу, предоставляя Горбачеву плестись в хвосте событий.
Однако Горбачев не желает идти на обострение. Завершая разговор, он лишь в очередной раз обтекаемо повторяет, что он «убежденный сторонник общего государства», хотя ему и понятна обеспокоенность республик, сетующих на недостаток самостоятельности. Впрочем, после этого, он, − кажется, опять-таки впервые, − говорит, что республики, входящие в Союз, могут, по их желанию, обладать разной степенью самостоятельности:
− Нам нужна федерация С РАЗНОЙ СТЕПЕНЬЮ СВОБОДЫ (выделено мной. – О.М.) Я за формулу − «Союз Суверенных Социалистических Государств».
Через некоторое время эпитет «социалистических» выпадет из этой формулы, исчезнет навсегда.
Устрашась предложений о конфедерации, Горбачев готов предоставить республикам разную степень свободы (кто какую захочет), но – в рамках федерации.
В дальнейшем, на какой-то срок, он отступит от этой «разной степени» в сторону большей жесткости, чтобы на каком-то витке вновь вернуться к ней, уже окончательно. Но это его не спасет.
 Не зря они не пускали его в спикеры 
Опасения Горбачева и его окружения, что, получив высокую официальную должность − став главой российского парламента, − Ельцин сделается более «агрессивным», вскоре подтвердились.