Путь океана: зов глубин (СИ)
Тем временем монотонно зачитывались избранные места из дневников пассажиров.
А этим-то что они собираются доказать…
— «Числа семнадцатого. Никак не могу дознаться имени нимфы со второй палубы. Отменная грудь. Всякий раз обзывает „вашблародь“, ретировавшись. Пуглива и мила, хоть и носит причудливые рисунки на лице. Капитан ходит орлом. Чудная выправка. Приписка на полях: На Да-Гуа обучить людей являться ко мне в том же виде. Числа двадцать первого. Вышел в дежурство с капитаном. Интеллигентен, хоть и третьего сословия. Выправил мой метод чтения направлений по звёздам. Я почти перестал утомляться без прислуги. Числа двадцать восьмого. Ах какие события! На нас напали пираты! Кабы ни чин, славный стал бы я мореход!.. Капитан велел готовиться атаковать первыми! Какая авантюра! Утомлён изобилием выпитого и съеденного на пиру в честь победы…»
Они бы ещё в панталоны Антуану влезли… Как стыдно зачитывать чужие дневники… Спасибо, что чинов и имён не указывают.
Витал вздохнул.
Повисла пауза. Мореходы-советники сошлись в группу и негромко переговорили.
— «Числа тридцать первого. В порту какой-то неуклюжий болван побил весь мой фарфор. Капитан — настоящий мужлан. Вспоминаю матушку. Очень тяжело. Профессор, как жаль, что я оставила вас умирать в этой…» — Далее неразборчиво, в силу размытия записи, вероятно от сырости. — Объявил экзекутор и продолжал. — «Числа второго. Шлю проклятья морской болезни. Мутит сутки напролёт. Лекарь заставляет пить какую-то солёную пакость и велит есть лимоны. Отвратительно. Чаю некому поднести. Эта юнга Дафна постоянно где-то пропадает. Видела крысу в каюте. Безобразие. Мореходы ужасно сквернословят и не знают элементарных правил этикета. А самый беспардонный и неучтивый — это их капитан! За что они только его так любят? Заметка на полях: Непременно подать жалобу в их Гильдию! Числа восьмого. Этот Агилар — душный козлище. И ничего более!..»
Ему бы улыбнуться от разливающейся внутри теплоты, но он не выразит вовне ни вздоха. Витал стоял, прямой как струна, и смотрел перед собой. Связанные запястья ныли. Но с каждым её словом, пусть и гадким, легчало.
— «…Числа двадцать девятого. Оказалось, Жан и Жак братья. Удивительно, как тонко они умеют слышать музыку, невзирая на идиотизм обоих. Боцман Красавчик показал, как стрелять из арбалета. Потеряла где-то жемчужную серьгу. Капитан сущий дьявол в бою, однако галантен за столом. А ещё он статный и немного хорош собою… Приснился сегодня в который раз…»…
— Далее нет возможности прочесть, — крякнув, доложил экзекутор. — … «Впереди нас ожидает суша и, поверить не могу! — легендарный остров мореходов! Однако сие обстоятельство нарушает оговорённые сроки прибытия. Придется подчиниться, ибо какими средствами нам плыть до Да-Гуа на сломанном корабле? Как жаль, что чужакам нельзя выходить за пределы карантинной зоны…Что они скрывают на своем острове? Капитан… он такой… даже извинился. Случайно или с намерением? Чернильница всё укатывается. Корабль стал плыть как-то странно из-за поломки. Волнительно…»
Далее и до момента высадки на Малый Орфей зачитывались выдержки из дневника безликой пассажирки, и экзекутор устал, а подсудимый грыз щёки, продолжая прятать улыбку, ведь с каждой новой записью оставалось всё меньше подробностей быта «Крылатого Марлина», и всё больше жизни его обитателей, и всё больше сообщений о его капитане.
Сильнее же всего Витала умиляли запинки палача и его поспешное «неразборчиво» на самых чувствительных моментах размышлений в свидетельских показаниях.
Время перевалило за полдень.
Подогретая едой и выпивкой толпа возобновила нападки.
Какие бы оскорбления ни долетали до его ушей, Витал смотрел на статую Орфея вдалеке да считал чаек, пролетавших у подножия облаков между башен здания.
Он подбирал слова для своей последней речи. И делал это с опустошённым сердцем, что балансировало на грани отчаяния ото всех его потерь. И потери Селин. Его Селин.
Размышления о её будущем, в котором не будет его, он себе запретил.
Ветер остановился и перестал раскачивать висельные петли.
В этот момент Витал решил, что даже мёртвый сумеет стать полезным своим ребятам, если примет на себя все обвинения.
Конвойные сменились. Как сменился и экзекутор.
После обеденного перерыва мореходы-советники вернулись в кресла. Многие курили.
— Следствие установило нижеследующее, — резкий голос нового экзекутора выдернул капитана из размышлений. — Ввиду исключительной пользы для Гильдии деяния в виде истребления главаря преступного сообщества, осквернившего Лавразскую Акваторию своими зверствами, именем Венсан, как и истребления членов преступного сообщества, осквернившего Лавразскую Акваторию своими зверствами, им возглавляемого, убрать из обвинения и включить в зачёт прошлых заслуг подсудимого Витала Агилара…
Ирен… Ирен… Ирениренирен…
Неумолимые губы её всё произносили «ты следующий». В полномочиях Ирен было повлиять на ход дела! Неужели ей хватило силы духа переступить через собственное страдание, чтобы не дать ему погибнуть?..
Он уже не понимал, где находилась его правота. Неужели глаза Ирен тогда, на балу, так давно, словно десятки жизней назад, не лгали? Да быть такого не может, чтобы она стала так рисковать ради него! … или — может???
Вдруг подумалось, казнить его сейчас же — коллегии, да и рабочим, выйдет куда дешевле, чем вот так терять человеко-часы в этом спектакле. В конце концов, не объявили же людям выходной в честь суда над его скромной персоной?
Витал подавил нервный смешок.
— Таким образом, в силу смягчающих обстоятельств дела, рассмотренных и принятых трибуналом, установлен приговор экипажу «Крылатого Марлина» в следующем виде: личности экипажа, возглавляемого подсудимым, внести в чёрный список Гильдии с последующим запретом на работу в Лавразской Акватории — прибрежные зоны включены — и обязательством к сухопутному труду в течение последующих пяти лет. По истечении срока подсудимые обязаны явиться в ближайший порт для инспекции. Уведомления направлены в Канцелярию. Приговор обжалованию не подлежит.
Витал ошарашенно поднял глаза. Он не верил собственным ушам. Спасены! Глыба ужаса свалилась, оставив только облегчение и сильнейшую слабость. Он впервые с утра вздохнул полной грудью.
Экзекутор продолжал:
— Буде подсудимый укажет Трибуналу на злонамеренных лиц, причастных к преступлениям по статье «пиратство», а также лиц, им пособствующих, Трибунал рассмотрит вероятность умягчения приговора.
Перед глазами вихрем промелькнул разговор с Ирен во время белого танца. И её признание. Его билет на волю.
Но Витал молчал.
— Подумайте, подсудимый. — С нажимом на слове «подумайте» произнесла деревянная маска.
— Мне нечего сообщить Трибуналу.
Экзекутор только пожал плечами.
— Будь по-вашему. На основании сделанных выводов о вящей ненадёжности подсудимого и в назидание прочим лицам, ответственным перед Гильдией, исключить подсудимого из Гильдии в связи с тяжестью совершённых им преступлений; лишить подсудимого Витала Агилара всех званий и наград, полученных ранее за заслуги перед Гильдией; конфисковать всю принадлежащую подсудимому собственность, движимую и недвижимую — список собственности прилагается — с целью возмещения причинённого Гильдии ущерба, как морального, так и материального; приговорить к смертной казни через повешение…
Виталу показалось, глаза вот-вот выпадут из глазниц. Как… За что… Да за что же⁈ За что!!!
Внезапно все звуки пропали. Мир вокруг ослепительно застыл, плавясь в солнце. И вместе с тишиной пришла ясность. Он ни при чём. Так Гильдия убивает Росалес. Адмирала старой школы, чей авторитет и железная хватка когда-то не позволяли командованию скатиться в полную анархию и мздоимство. Его — всего лишь как её последнего ученика, кто не отвернулся от принципиальной позиции адмирала.
Вдох. Выдох.
— … сим объявляю голосование для утверждения приговора открытым.
Витал в отчаянии вглядывался то в безжизненную маску на лице экзекутора, то на висельную перекладину, то в лица окруживших его членов совета…