Прощание

– Пайки, ну-ну! Я из верных источников знаю, как вы здесь пируете! Лучше, чем при дворе.
– Но, сир, на что ваше величество намекает?
– Представьте себе, госпожа Доре, я знаю ваше меню так, будто сам только что побывал у вас в желудке.
Госпожа Доре вжалась в занавеску: дальше отступать было некуда.
– Но… но… но…
– Вы питаетесь хорошо, очень хорошо, ненормально хорошо. Мясо в изобилии, очевидно, плоды браконьерства, и… – он вытащил из волос хвост креветки, – контрабандные морепродукты, запрещенные королевским указом из-за опасности заражения, опасности известной и неоспоримой.
Мадам Доре, белая как мел, беззвучно шевелила губами.
– Вы арестованы. Советую вам слушаться моих распоряжений. Так что чистое белье, да поживее.
– Но, сир, моя дочь как раз поехала в лучшие лавки…
– Ваша дочь, госпожа Доре, не вернется.
Госпожа Доре в растерянности завертела головой, словно почувствовала необходимость ввинтить ее на место.
– Ваша дочь сбежала, едва завидев меня, по очень серьезной причине, о которой вы делаете вид, будто ничего не знаете.
Голова госпожи Доре вновь задвигалась, и на лице отразилось явное недоумение. На сей раз она, по-видимому, действительно не понимала, о чем говорит король. Она ничего не знает о Жакаре? Как такой опасный гость мог проскочить незамеченным у нее под носом? Тибо начал сомневаться в собственной теории. Конечно, они нашли туннель, который связывает северное крыло дворца и колодец усадьбы. Но есть ли у них доказательства, что Жакар им воспользовался? Нет. Они нашли два рыжих волоса и след духов. Доказывает ли это, что Виктория – его любовница? Тоже нет.
В комнату вошел господин Доре. Он вечно не поспевал за событиями и застал всех в неловком молчании: жену в смущении, короля в ярости. Он перевел выдающийся подбородок с одного на другую и довольно сообщил:
– Лошадь ждет вас, ваше величество.
– Пусть ждет и дальше.
– Как? Сир?
– Господин Доре, скажите мне правду. Что вы знаете о связях вашей дочери?
Подбородок гордо поднялся:
– Она знается лишь с лучшими, почтеннейший сир. Сливки Ис.
– Ну а кроме? Может, есть кто-то особенный?
– Что вы имеете в виду, ваше величество?
– Я имею в виду мужчину.
– М-м-м?..
– Мужчину, да.
Подбородок задрожал. Госпожа Доре заломила пухлые руки. Сигмунд внес ванну. Тибо продолжил:
– У меня есть серьезные основания полагать, что Виктория в близких отношениях кое с кем крайне нежелательным.
Госпожа Доре разрыдалась, господин Доре попросил короля объясниться. Гийом безучастно наблюдал за сценой краем глаза. Лисандр продолжал дрожать. Сигмунд постарался незаметно исчезнуть.
– Я хочу осмотреть ее комнату, – решил Тибо.
– Но комната юной девушки… – пролепетала госпожа Доре.
– НЕМЕДЛЕННО!
Доре против воли повели Тибо в полузаброшенное крыло по коридору, обшитому темными деревянными панелями, местами попорченными от воды. Дверь к Виктории была заперта. Тибо настоял, чтобы ее открыли, но Доре поклялись, что у них нет ключей. Тогда Тибо спросил, что они выбирают: выломать дверь или выбить окно, и они выбрали дверь. Сигмунд принес топор.
Через несколько минут король, перешагнув обломки, вступил в педантично убранную комнату в пастельно-зеленых тонах с нарисованными на потолке облаками. У окна стоял столик на витых ножках, на нем – чайник, сборник стихов, чашка и сложенный веер. Вокруг круглого ковра – три кресла в цветочек, с подушками и разномастными подставками под ноги. В углу – секретер с почтовой бумагой, изящными перьями и чернильницей дутого стекла, и над всем этим – старинная гравюра, изображающая колизей в Негодии. Рядом скромный книжный шкаф: все книги в темно-синих кожаных переплетах с серебряными буквами на корешках. Все расставлено художественно: плавные изгибы колизея перекликаются с округлостью гусиных перьев, прямоугольники почтовой бумаги – с прямоугольниками промокашки в бюваре, которым вторят стекла книжного шкафа. Можно было подумать, что за этим секретером никто никогда не брался за перо, если бы не пятнышки от чернил слева и капли воска справа, – но даже и те легли симметрично.
 
За сиреневой портьерой – спальня: гораздо меньше, но такая же ангельская. Кровать с газовой занавеской, белоснежная кружевная салфетка на прикроватной тумбочке, туалетный столик с овальным зеркалом, керамический умывальник, украшенный букетами цветов, большой шкаф с росписью в виде переплетенных древесных крон. Из дверцы его торчал ключ с шелковой кисточкой, из кисточки торчала сплетенная из шнурков косичка, а на конце косички висел гладкий нефритовый брелок.
Тибо, сбитый с толку этой спальней примерной девочки, направился прямо к шкафу.
– Не-е-ет! – пискнула госпожа Доре, и Тибо ускорил шаг.
Он доставал платье за платьем, юбки, кринолины, мантии, накидки и меха, туфли-лодочки, чулки, сапожки, охотничьи сапоги, зонтики от солнца и семнадцать шляпных коробок, которые одну за другой швырнул на пол. Он выдвинул ящик, потом второй, стал рыться в корсетах, подвязках, лентах и нижнем белье самой тонкой выделки. Сколько угодно доказательств злоупотреблений Доре, но ни следа Жакара или его пса. Ни единого волоска.
В поисках «Нежной голубки» он разрушил стройный ряд флакончиков на туалетном столике, расставленных по росту, перебрал расчески, пудреницы, гребни, жемчуга. Ничего. Тогда он зарылся носом в несколько ее платьев, но его подводила собственная вонь: хуже, чем в самые скверные дни на «Изабелле». Его исцарапанный до крови, измазанный нечистотами голый торс, его липкие волосы плохо сочетались со здешней обстановкой. Он подошел к госпоже Доре вплотную.
– Она пользуется духами?
– Да… Кажется, да. Ну, я так думаю, сир. Возможно.
– Знаете какими?
– Нет, сир. Она едва говорит со мной. А что?
Тибо, не ответив, в ярости вышел из комнаты, на ходу увлекая за плечо капитана, наблюдавшего за всем через выломанную дверь. В гостиной камин полыхал невиданным пламенем, а Лисандр сидел в ванне и уплетал профитроли. Тибо рухнул в кресло и взглянул на часы. Видимо, механизм заклинило от помоев, воды и пыли: стрелки встали намертво.
– Который час?
– Почти два, ваше величество, – ответил Сигмунд, стоявший возле ванны с перекинутым через руку махровым полотенцем.
Тибо встал и заходил по комнате; на кресле остался липкий оттиск его фигуры.
– Найдите моих советниц, трех охранников на их выбор и местного мирового судью.
– Их величество изволят принять их с обнаженным торсом?
Слуга указывал на стопку отглаженной одежды. Тибо оглядел себя и обнаружил, что порядочно изранен и что ему холодно. Запястье болело с тех самых пор, как он нырнул, да еще крысиные укусы… Надо их обработать.
– Возможно, вашему величеству понадобится помощь? – спросила госпожа Доре, убежденная, что за монархом всегда ухаживает его камердинер.
– Ну уж нет. Принесите мне только спиртного покрепче.
– Спиртного? Но, сир, во времена пайков…
– У вас явно найдется что-нибудь контрабандное. И чтобы лучшей марки.
Вскоре появился арманьяк, и бутылка быстро опустела. Треть ушла на то, чтобы протереть красные и вздувшиеся раны Лисандра. Капитан, которого почти не покусали, налил себе до краев прекрасный хрустальный бокал, который поднес ему Сигмунд. Тибо, раздевшись догола, вылил остальное на себя. Тело горело, как от огня.
Помывшись и обработав раны, они стали разбирать одолженную господином Доре одежду. Гийому повезло, он был среднего роста, а вот Лисандру пришлось закатывать и рукава, и штанины. Тибо же рубашка доходила лишь до пупка, пуговицы опасно натягивались в петлях, а шов на брюках мог разойтись от любого резкого движения. Даже отмывшись, они продолжали распространять зловоние, но это уже не имело значения: пора было срочно возвращаться.
Однако у Тибо ушло еще какое-то время, чтобы поручить служителям правосудия поиски беглянки и распорядиться немедленно засыпать колодец. Он распорядился следить за усадьбой на случай, если Виктория вернется, и отправил чету Доре в церковь за незаконное и чрезмерное потребление запрещенного продовольствия. Позже станет ясно, виновны ли они также в укрывании Жакара. Во всяком случае они наконец узнают, что значит «лишения».