Месть моя, или сбежавший жених (СИ)
— Он в городской больнице скорой помощи. Жив, но в тяжёлом состоянии.
Я умылась и только тогда выдохнула: жив, главное, жив.
По пути в больницу я как-то держалась, уговаривала себя, зная, что нужно будет встречаться с врачами, решать какие-то вопросы, возможно, думать за двоих, ведь непонятно, в сознании парень или нет.
В Энске Виктор совсем один, друзья не в счёт, мать давно умерла, а отца он никогда не знал, правда, в краевом центре живёт тётя, у которой он обычно останавливается, когда бывает в городе, но пока я решила не тревожить пожилую и больную женщину: всё взяла на свои плечи.
Когда увидела Виктора в палате такого беззащитного, слабого и больного, рухнула на стул и несколько секунд смотрела, словно не в силах поверить, что жив, а потом разрыдалась прямо на его груди, позабыв, кто из нас пострадавший, что за Виктором надо ухаживать и поддерживать его, а не расстраивать.
«Нельзя плакать», — убеждала я себя, но ничего не могла с собой поделать. И глотала слёзы, и глотала.
Ему каждое движение давалось с большим трудом, он едва мог шевелить руками, но всё-таки сумел меня приобнять и через силу проговорить, глотая окончания трудных слов:
— Ксю, ус-спокой-ся. Жи-ивой, всё норм.
— Я так испугалась. Как чувствовала, — всхлипывала, уткнувшись в его грудь, — так ждала тебя весь вечер, а ты всё не приезжал и не приезжал.
— Ну что ты пла-ачешь? Всё хо-орошо, — устало повторил Виктор снова.
— Что хорошо? — вдруг вырвалось у меня. — Я так тебя люблю… Просто ужасно, а ты… ты едва… — Я так и не смогла выговорить это: «Едва не погиб», и снова всхлипнула.
Мне уже не казалось странным, что из сотен абсолютно разных людей нашёлся вот именно этот внешне непривлекательный, невысокий человек, но он зацепил так, что остальные просто померкли на его фоне.
— Тссс. То-оже те-ебя оче-ень лю-юблю, — собирая последние силы, прошептал Виктор едва слышно.
Но я услышала и заревела по новой:
— Я думала, умру, когда этот лейтенант мне звонил.
По дороге домой долго не могла успокоиться. Папа, понимая, в каком я состоянии, применил сильный психологический приём:
— Немедленно возьми себя в руки. Да, он в синяках и ссадинах, да весь переломанный, но живой. А у тебя ребёнок. Хочешь, чтобы пропало молоко?
Конечно, я этого не хотела и действительно заставила себя успокоиться.
Дня через три Виктор поинтересовался, какой максимальный срок подачи заявления для регистрации ребёнка.
— По закону месяц, — ответила я. — Почему спрашиваешь?
— Потому что хочу записать Андрея на своё имя, если ты не будешь возражать и… Дима тоже, — слова по-прежнему давались Виктору нелегко. Последнюю фразу он сказал с большим трудом.
— Я — нет, а Дима, думаю, тем более. Но спрошу всё равно.
— И ту, оставленную в роддоме девочку, тоже давай удочерим, а? Где один, там и двое, — разошёлся в своих желаниях Виктор.
— Главное, поправляйся, об остальном подумаем, — смахнула я снова набежавшую слезу. — Мой дорогой, мой любимый…
Я погладила его по голове, как маленького. Он кивнул и счастливо улыбнулся, закрывая глаза — устал.
После аварии Виктор оправился довольно быстро.
Все врачи говорили, что ему попросту повезло, всё могло бы закончиться печально.
Больше месяца провёл он в гипсе, потом были физиолечение, массаж, да много всяких процедур.
— Твоя любовь меня воскресила и дала силы жить, — позже любил повторять Виктор.
Эта ситуация стала для меня триггером, наконец я поняла, как мне дорог Виктор, как я его люблю.
Глава 46
Конечно, ни о какой поездке в Москву речи пока не заходило. Мы ждали полного выздоровления Виктора.
Когда это, наконец, произошло, немедленно подали заявление в ЗАГС, ещё ранее Виктор, достойно пройдя все бюрократические преграды, записал Андрея на своё имя, и это было просто великолепно.
Дима, как и ожидалось, не сопротивлялся просьбе Виктора, буднично бросив по телефону: «Поступай, как хочешь». Я и поступила, как мы с Виктором хотели, а Дима ждал рождения своего сына и, как следствие, валом налетевшие проблемы.
Ирка родила ребёнка на неделю позже меня, ибо я немного не доносила Андрея, а потом она приехала в Энск, потому что помогать ей было некому: муж постоянно на работе, а подруги…что подруги? Ну раз помогут, ну два, а помощь требовалась ежедневная и ежечасная, поэтому она поселилась у своей матери, которая фактически приняла на себя заботы о внуке.
Женька тоже часто навещала сноху и племянника, ни в чём Ирке не отказывала: с малышом посидеть, приготовить молочную смесь — какая-никакая практика, покормить ребёнка, да просто погулять с Аристархом — пусть мать поспит. Ребёнок рос капризным, вечно орущим, и ни Ирка, ни её мать ночами не спали.
Женёк всё повторяла: «Это оттого Арик такой, что Ирка отказалась кормить его грудью, ибо не хочет портить фигуру».
Меня это удивляло, ради здоровья ребёнка пожертвуешь всем, даже красотой. В том числе казался странным выбор имени малыша: пока выговоришь, семь потом пройдёт. Подруга объяснила: Ирка сама придумала, как назвать сына. Имя это и Женьке, и Диме нравится, оно означает: предводитель, начальник, вождь.
«Ну, если так, пусть будет Аристархом, тогда можно объяснить, почему малыш постоянно орёт — это он так вырабатывает командный голос, когда станет боссом, пригодится», — шутила я.
А потом мальчик заболел, тут-то всё и вскрылось. Всё — это мои подозрения.
Через подругу — педиатра Женька смогла взглянуть на документы Аристарха, в память ей врезалась его группа крови — вторая.
— А почему у Аристарха вторая группа крови? Как это возможно, если у родителей первая? — поставила она меня этим в «тупик». — Я не медработник, но точно знаю: если у обоих родителей первая группа, то у ребёнка никак не может быть другой.
«Здесь есть только одна версия, — мысленно отвечала я, — как и предполагала, малыш не Димин сын».
— Что за чертовщина? Ничего не понимаю, — повторяла подруга.
С этим же вопросом Женя обратилась к невестке, которая выглядела потерянной и страдающей.
— Хватит, а, — просипела устало Ирка, теребя рукав грязного халата. — Что ты мне допрос устраиваешь? Не суй нос, куда тебя не просят. Много ты понимаешь в медицине. Когда училась на доктора?
Такого бесцеремонного отношения к себе Женёк простить не могла и, поговорив со специалистами, убедилась в своей правоте.
— Надо немедленно обо всём сообщить Диме. Пусть сделает тест ДНК. Явно не он отец ребёнка, — твердила она, когда пришла к нам с Виктором посоветоваться.
Я с этим предложением о ДНК не согласилась:
— Не лезь к ним, Женька, пусть живут спокойно. Представляешь, что случится дальше: твой брат разведётся с Иркой — и конец его красивой, устоявшейся жизни. Подумай, будет ли он от этого счастлив?
Подруженция насупилась:
— Ты так говоришь, потому что он не твой брат. Это позор — воспитывать чужого ребёнка.
Я засмеялась:
— А Виктор так не считает.
Женька махнула рукой:
— При чём здесь Виктор? Его-то как раз такая проблема миновала.
Я улыбнулась и не стала рассказывать подруге всю правду. Для чего? Дима юридически отказался от отцовства, теперь для всех Виктор — отец Андрея, другого не дано.
Конечно, при желании Дима сможет навещать нашего малыша — так мы договорились, но только на правах постороннего дяденьки, друга семьи.
Ирка под натиском аргументов и фактов отпираться не стала и сама обо всём рассказала Диме: она-де не виновата, что с ним не получалось зачать ребёнка, поэтому решила найти парня-донора (так и сказала), похожего на мужа, и…вообще, она спасала их брак.
Пусть Дима будет ей за это благодарен. В конечном счёте, какая разница, чей ребёнок, главное, чтобы в семье царила любовь.
Дима, недослушав, развернулся и куда-то ушёл.
— Ну что, добились, идиотки: из-за вас такая хорошая семья распалась, — прошипела нам с Женей Ирка и тоже ушла, оставив в кроватке плачущего Аристарха.