Иван-царевича не надо (СИ)

Я немного напряглась, вспоминая, который там Кистяй. А, вспомнила, он как раз ходил просить корма для своих подопечных. Очевидно, человек он настойчивый и жалостливый. Значит, подойдёт. Для просмотра за работами на полях Яков Семёнович тоже уже выбрал человека. Вот надо же, как много успел сделать управляющий! Сегодня утром он и подобрал себе помощника. Рассказал, каким образом, я даже поразилась.
Утром, чуть свет позавтракав, Яков Семёнович поспешил на утреннее распределение работ. Подходя к месту сбора рабочих, управляющий услышал громкие голоса, немного не дойдя, остановился и послушал. Оказывается, пришедший Гаврила назначает своей властью людей, кого куда. И, по всем признакам, по каким-то своим меркантильным соображениям. И народу, за исключением нескольких верных Гавриле людей, это очень не нравилось. Гаврила, довольный собой, продолжал выдавать руководящие указания. Пока из толпы не вышел один мужик, высокий и плечистый.
-Ты, Гаврила, глотку-то не дери зазря. Глупости говоришь. И вообще, чего это ты тут распоряжаешься? Ты в деревне староста, а здесь такой же, как и мы! Без тебя есть кому командовать. Да и назначил ты все неверно. Вот для чего ты на пахоту отправляешь парнишек-подлетков? Они ни борозды ровно не проведут, да и силенок не хватит глубину вспашки выдержать. А на вывоз назьма ты здря здоровых мужиков ставишь. Да дружки оне твои!
-Ты, Степан, не вылазь поперед, а то мало ли… вот шепну словечко сестрице, а она молодой хозяйке - и пойдешь на вечную барщину!
Пресекая дальнейшие споры, управляющий вышел из-за амбара, где стоял. Доводы Степана и ему показались разумными, и он точно так же провел переназначение. Причем именно его поставил старшим на пахоту и отправил под его начало самого Гаврилу, пристрожив того. Вот этого Степана Яков Семёнович и планирует оставить пока на полевых работах присматривать за всем. Я с уважением покосилась на управляющего - здорово он все устроил! Я немного бы дольше этим вопросом занималась, да и то сомневалась бы все время. Но кое-что мне показалось настораживающим.
А именно - вопрос с органическими удобрениями, а попросту - навозом. Дело в том, что широкое употребление этого удобрения в Российской империи началось в конце девятнадцатого - начале двадцатого века! А исследования и научные статьи о пользе органики для плодородия почв появились лишь в середине девятнадцатого века. Но Яков Семёнович говорил и распоряжался на эту тему вполне уверенно и со знанием дела, так, как будто это для него совершенно обычная практика! И я не выдержала, спросила:
-Яков Семёнович, вот вы велели весь прошлогодний гм…гм… навоз вывозить на поля. А разве так делают? И откуда вам такое известно? Я вот ни разу не слышала! Но я и не показатель, выросла я в городе, в дела поместья родителей моей мамы я никогда не вникала.
  
Глава 20
 
Яков Семёнович растерялся. Было заметно, что он напрягся от моего вопроса. Не ожидал от барышни такой заинтересованности в таком дурно пахнувшем вопросе? Но оправился он быстро.
-Барин, у которого я раньше работал, несмотря на возраст, очень живо интересовался всяческими новинками и читал много разных книг и журналов. В молодости он учился в Гейдельбергском университете и свободно говорил и читал на немецком. Вот в одном из журналов он и прочитал о пользе такого удобрения для земли и растений. Жаль, что применяли мы такой метод всего несколько лет, умер он, а наследникам неинтересно было поместье. Вот я решил здесь применить то же самое, результаты были хорошие, но если вы против...
-Ну что вы, Яков Семёнович! Конечно, я не против! Если вы еще какие новинки знаете - приходите, обговорим, нам в институте тоже много чего преподавали. И от бабушки осталось множество разных журналов. Пока все времени не хватало, но теперь, с таким управляющим, думаю, что и это наверстаю.
 
Так, переговариваясь, доехали до дома, я пошла переодеваться к обеду, пообещав, что вскоре приду. Торопливо умылась, смыв с лица и рук дорожную пыль, сменила теплое платье на лёгкое, домашнее. Накинула шаль поверх платья, и побежала по мощеной дорожке в дальний флигель. По пути мне попался плотник Архип. Поклонился мне и проговорил.
-Так, сталбыть, барышня, наделал я вам энтих ящичков! Куды их нести прикажете?
А какие ящички? Вспомнила, тетеря беспамятная! Под рассаду же!
-Так, Архип, эти ящички принесите в дом, пусть их Трофим поставит на подоконники в бальной зале! И передай Антипу-садовнику, чтобы он их землёй заполнил. Будем сегодня семена сеять!
Вот ведь какая я растеряха! Недаром бабуля называла меня полоротой. Не знаю, что обозначает в самом деле это слово, но в бабулиной интерпретации это обозначало несобранную, легко забывчивую личность. То есть, меня.
Дорожка до флигеля была сухой, чисто выметенной, поэтому я легко и быстро туда добежала, не испачкав туфель. Неподалеку от домика я увидела, кто мел дорожку. Старший мальчик управляющего показывал среднему, лет восьми, братишке, как правильно держать метлу. Ещё одного старшего мальчика, не было заметно рядом. На новой скамье сидела девочка, играя со своей куклой.
Неподалеку стояла небольшая деревянная тележка на колесиках, с металлической дугой сверху, на которую была накинута тюлевая ткань. В тележке, на мягком матрасике, спал младенец. Интересно как! Прообраз современной детской коляски? Кто-то здорово придумал! Дети не шумели, не галдели, просто каждый занимался своим делом. Но я заметила, что старший мальчик, тем не менее, постоянно держит в поле внимания младших. Нда… генетическую память не сотрешь. Еврейские погромы известны с незапамятных времён, начиная от Испании и до наших российских градов и весей. Поэтому они всегда настороже, всегда стараются уберечь самое ценное - детей.
Домик было не узнать. Если в самый первый раз, когда мы зашли сюда, это было большое, пустое, гулкое пространство, то сейчас это была, хоть и маленькая, но уютная, чистая квартира. Небольшая прихожая с вешалками, где висела разнокалиберная детская верхняя одежда, дверной проем в кухню, виден край длинного рабочего стола у окна, различная посуда на нем. Далее дверь закрыта, я так понимаю, родительская спальня, ещё одна комната - детская. И нарядная зала. Кружевные гардины на окнах, даже какие-то горшки с комнатными цветами на подоконниках - вовсе невидаль по местным меркам.
Пара шкафов, стол с поцарапанным ножками, но прикрытый нарядной скатертью. Два диванчика в простенках между окнами, два кресла. Небольшая этажерка с книгами, маленький круглый столик рядом, накрытый белоснежной вязаной кружевной салфеткой. А вот на нем… стоял артефакт, которого никак не могло быть в это время! Керосиновая лампа! Точнее, нижняя ее часть точно была от нее, а вот вместо лампового стекла была часть стеклянной бутылки с отрезанным дном, с сужающимся кверху горлышком. Неужто у них и керосин есть?
Но пришлось сделать вид, что ничего не поняла. Иначе и сама запалюсь. Стол в гостиной был уже накрыт, хозяева вносили подносы с блюдами. При виде фарфоровой супницы, от которой шел горячий пар, и пахло гороховым супом с копченостями, я совсем неинтеллигентно сглотнула слюну. Надо же, проголодалась, оказывается. За обедом шел лёгкий разговор ни о чем, Алечка благодарила меня за возможность завести свой личный огородик. Оказывается, ее родители, мещане городские, но имели свое подсобное хозяйство в виде земельного участка, где выращивали различные овощи и продавали их на городском рынке. С этого и жило семейство, и Алечка была приучена к огородничеству. И всем женским домашним умениям обучена заботливой маменькой.