Литературный навигатор. Персонажи русской классики

А образ страстотерпца, который отказался от собственной силы и воли, восходящий к Борису и Глебу, воспроизводится в Обломове и князе Мышкине, Платоне Каратаеве и том же Юрии Живаго. Если же герой решителен, то ему нужно будет малость пострадать и тем себя исправить – как Родиону Раскольникову. Либо раствориться в обломовском сыне, как Штольц. В заочном споре между Гамлетом и Фаустом на русской почве всегда побеждает Гамлет. Да и на советской – в ее лучших проявлениях – тоже; Павка Корчагин скорее исключение из общего правила.
Поэтому разговор о литературном герое – это не разговор в пользу бедных. Это разговор о самой сути словесности. Особенно применительно к России. В Китае, в городе Сиань, возле входа в мавзолей императора Цинь Шихуанди стоят 8 100 полноразмерных статуй воинов и их лошадей; глиняные копии людей захоронили вместе с императором – правда, судя по всему, закопали до 70 000 строителей мавзолея. А когда в XX веке нашли во время бурения артезианских скважин, это произвело такое впечатление на Китай и в целом на мир, что эти терракотовые воины стали символом китайской культуры. Нам же ничего раскапывать не надо. Русские литературные герои – наша воплощенная память.
Эта книга – нечто вроде литературного путеводителя. Построена она по принципу энциклопедии, каждому герою посвящена отдельная статья, причем размещены они не по значимости (или симпатичности), а по алфавиту. Что отчасти несправедливо – потому что, скажем, Молчалин при таком подходе обгоняет Чацкого, зато удобно. Хочешь найти статью о Гриневе – ищешь раздел «Пушкин», в нем – подраздел «Капитанская дочка», а внутри него – по оглавлению – статью «Гринев Петр». Мы пройдем через портретную галерею ключевых персонажей отечественной литературы; будем останавливаться возле некоторых и внимательно смотреть: какую эстетическую тайну раскрывает этот образ, что сообщает нам – помимо «речевых характеристик», «портретных деталей» и «сюжетных функций». Хронологические рамки ограничим пушкинским периодом, начало которому положила публикация повести Н. М. Карамзина «Бедная Лиза» (1792) и который завершился в 1840-м, когда вышло первое издание лермонтовского «Героя нашего времени». Это та самая школьная классика, то есть набор произведений, признаваемых образцовыми, на которой (словно на распорках) держится литература в школе. Немыслимо спрятаться в классике от сегодняшнего дня, от текущей словесности, от живой жизни культуры. Классика не обособлена от современности, невозможно указать черту, за которой она завершается и начинается «литературное сегодня». То, что мы читаем здесь и сейчас, завтра может стать классикой; то, что было классикой вчера, может потерять свой статус завтра. Но есть какие-то опорные фигуры. Родоначальник русской классики – Карамзин. Создатель образцовой комедии – Грибоедов. Центр нашей культурной Вселенной – Пушкин. Грустно смеющийся Гоголь. Задающий вечные загадки Лермонтов. В России не было своей серьезной мифологии – или до нас она не дошла. Развитая демонология имеется, все эти бесчисленные духи дома и леса, реки и земли – в изобилии. А мифов, которые держали бы культуру, как атланты, нет. В отличие от Греции и Рима, древней Скандинавии, Ирландии, Индии. И русская литература, если угодно, стала нашей новой мифологией. И ее герои – в центре этой мифологической картины мира.
Семь авторов и множество персонажей. «Недоросль» Фонвизина и «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Карамзинская «Бедная Лиза» и «Горе от ума» Грибоедова. «Медный Всадник», «Капитанская дочка», «Пиковая дама» (и не только) Пушкина. Проза Гоголя. «Мцыри», «Песня о купце Калашникове» и «Герой нашего времени» Лермонтова. Ясно, что книга будет полезна для учителей, которые разрабатывают свои уроки. Для школьников, особенно при подготовке к сочинению и выпускному экзамену. Для их родителей, которые не обязаны помнить детали прочитанных в юности произведений, а при этом должны отвечать на вопросы детей. А также она пригодится всем, кому не по делу, а из жизненного интереса важна отечественная литература XIX века.
 
 Александр Архангельский
 Фонвизин (1745–1792) 
 Недоросль (1782) 
Русская литература XVIII века – молодая и древняя в одно и то же время. Века древнерусской словесности за спиной, новый европейский опыт перед глазами, сочетать одно с другим трудно, слишком разные принципы. Русская словесность иной раз использует вымысел, но построена на другом фундаменте – на идее правды; она перемешивает художественные и прикладные тексты, не признает границу между политическим документом и поэмой в прозе. Любая летопись включает и деловые записи, и героические рассказы, и бытовые сценки, и наброски житий святых, а «Слово о полку Игореве» в одно и то же время поучение, поэтическое свидетельство и урок князьям. Европейская литература нового и новейшего времени, наоборот, умеет работать с реальностью, но построена на идее игры: писатель и читатель играют с вымышленными обстоятельствами, выдуманными героями, прихотливо подобранными образами рассказчиков.
Денис Иванович Фонвизин целеустремленно осваивал культурный опыт Европы, не порывая с родной традицией. Потомок немецкого барона, он был «из перерусских русским» (Пушкин); благодаря отцу и его связям, успел коротко побеседовать с Ломоносовым, общался с главным драматургом той поры Александром Сумароковым. И моралистическая, воспитательная установка, которой он будет следовать в литературе, во многом подхватывает «линию» древнерусской словесности с ее педагогическим пафосом. Но при всем том он вчитывался в европейских писателей своего века – и начал их переводить, еще будучи студентом Московского университета. Учился на комедиях Мольера, других западных комедиографов. Позже подолгу жил в Париже и даже имел беседу с одним из отцов-основателей США Бенжамином Франклином.
Быть может, дальним следствием этой беседы станет фраза в записке «Рассуждение о непременных государственных законах», которую Фонвизин подаст своему начальнику и покровителю Никите Панину: «на демократию же и походить не может земля, где народ, пресмыкаясь во мраке глубочайшего невежества, носит безгласно бремя жестокого рабства». Сатирическая, комедийная, обличительная драматургия Фонвизина как раз и призвана была выжечь «глубочайшее невежество» и подготовить почву для будущей русской демократии, ответственного правления независимых людей.
Лучшая, пережившая века комедия Фонвизина «Недоросль» (ее Денис Иванович начал писать после возвращения из Парижа), как раз и соединила в себе «установки» старинной назидательности и новоевропейской сюжетности. Фабула проста: в имении Простаковых-Свиньиных вынужденно живет родственница владельцев, сирота Софья; госпожа Простакова решает выдать ее замуж за своего брата, большого любителя свиней Тараса Скотинина. Но вдруг выясняется, что дядя Софьи, Стародум, не просто жив, но готов сделать ее наследницей 10 000 рублей. Простакова немедленно меняет план и начинает сватать Софью за своего сына Митрофана. В чем-то даже симпатичного, но невежественного и грубого, что неизбежно при хамоватом простаковском образовании и воспитании. За Софью вступаются служилый дворянин Правдин, который приехал с инспекцией, и молодой офицер Милон: он, как выясняется, жених Софьи, потерявший ее из виду, когда Софью увезли в деревню. А теперь случайно ее встретивший. В итоге зло наказано, Стародум всем дает наставления, Милон получает руку и сердце Софьи, на имение Простаковых наложена опека.
Интрига четко выстроена, зритель получает удовольствие; в полной мере реализована задача автора – просвещение через развлечение. Но и воспитательной целью Фонвизин не жертвует. Одни его герои на собственном примере показывают читателю и зрителю, как не надо жить, другие – как жить надо, третьи – как можно исправиться. И все это в рамках строгих классицистических правил: единство времени (все события умещаются в один день), единство места (они происходят в одном доме), единство действия (никаких лишних ответвлений сюжета). Но читать, как правило, не скучно, потому что на сцене представлены живые чувства. Смешные, трогательные. И различные обстоятельства. Забавные, драматические. А то, что все это сдобрено изрядной порцией поучительных монологов и диалогов, не страшно; все герои группируются по простому принципу – ближе к истине и дальше от нее.