Литературный навигатор. Персонажи русской классики
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком…
И близ меня перед концом
Родной опять раздастся звук!
Мцыри связывает со смертью надежды на успокоение, на встречу с родиной, на «прохладный ветерок». Точно так же лишь смерть способна устранить противоречия Печорина, который символически движется из крепости в крепость, из одной безысходности в другую, как Мцыри бежит из монастыря в монастырь. А бессмертие Демона – едва ли не самое страшное наказание для него, потому что его противоречия не будут сняты никогда.
Мцыри не победил и не потерпел поражение; та чарующая песня о любви, которая чудится ему перед самым концом, в одно и то же время дает ему сладкую надежду и сулит русалочий обман:
О милый мой! не утаю,
Что я тебя люблю,
Люблю, как вольную струю,
Люблю как жизнь мою.
Мелодика этой строфы образована бесконечными повторами «л», «м», «н»; только одна «р» на строфу. Звучание ее выбивается из общего звукового настроя поэмы, резкого, мятежного, но полностью совпадает с ее ритмическим и рифменным рисунком. Лермонтов не случайно выбрал для «Мцыри» четырехстопный ямб со сплошными мужскими окончаниями. Стих, который словно предназначен для энергичного повествования о воле, на самом деле был в русской поэтической традиции связан с меланхолическим рассказом о тюрьме. Именно этим стихом написан «Шильонский узник» – поэтическое переложение поэмы Байрона, предпринятое Василием Жуковским (1822):
Я к цепи руку приучил;
И… столь себе неверны мы! —
Когда за дверь своей тюрьмы
На волю я перешагнул —
Я о тюрьме своей вздохнул.
Сквозным четырехстопным ямбом со сплошными мужскими окончаниями написана и пародия Николая Языкова на «Шильонского узника» («Валдайский узник»), и некоторые другие сочинения поэтов пушкинского поколения. Поэтому неуклонное движение сюжета от темы тюрьмы к теме воли и обратно как бы «зашито» в ритме и рифме.
А «кавказская» тема и столкновение «покорителей» и «покоренных» закодированы в традиционном сюжете русской романтической поэмы. У Пушкина в «Кавказском пленнике» и особенно в «Цыганах» герои ищут в вольном мире кавказцев и цыган то, чего не может им дать привычная «европейская» жизнь с ее регламентированной скукой. И обнаруживают, что все равно не могут вписаться в среду «естественных» людей. В свою очередь «естественный» человек гибнет, соприкасаясь с «европейцем»: бросается в бурную реку Черкешенка, Земфира умирает от кинжала ревнивого Алеко. В «северном» варианте южного романтического сюжета, поэме Евгения Баратынского «Эда», героиня, финка, повторяет жест «Бедной Лизы» – кончает с собой. И не случайно в финалах пушкинских поэм, равно как в финале поэмы Баратынского, звучат неожиданные имперские нотки. «И воспою тот славный час, / Когда, почуя бой кровавый, / На негодующий Кавказ / Поднялся наш орел двуглавый…» – восклицает Пушкин, а Баратынский, отчасти пародийно, отчасти согласно вторит ему: «Ты покорился, край гранитный, / России мочь изведал ты / И не столкнешь ее пяты, / Хоть дышишь к ней враждою скрытной! / Срок плена вечного настал, / Но слава падшему народу! / Бесстрашно он оборонял / Угрюмых скал своих свободу…»
У Лермонтова все, казалось бы, обстоит точно так же: Мцыри представитель «падшего» (покоренного) народа, он привезен «русским генералом», его судьба предопределена большой историей и даже политикой: «Такой-то царь, в такой-то год / Вручал России свой народ». Но в действительности здесь все повернуто на 180 градусов. Имперские мотивы звучат в начале поэмы, а не в ее конце, они ничего не подытоживают и ничего не предопределяют. Грузия «за гранью дружеских штыков» цветет как бы во сне, ничего в себе не меняя и ни к чему не стремясь. Ни колониального, ни антиколониального подтекста тут нет; Лермонтову важно только одно: чтобы действие разворачивалось между Востоком и Западом, между надеждой и безнадежностью, между монастырем и дикой волей.
Создавая образ Мцыри, поэт опирался на опыт предшественников; в свою очередь его любимый герой отразился во множестве литературных зеркал, в том числе пародийных. В знаменитой детской сказке К.И. Чуковского (как всегда, насыщенной вполне взрослыми параллелями) речи свалившегося с луны Бибигона недаром повторяют ритмико-рифменный рисунок исповеди Мцыри: «…Подобно мне./ И он родился на Луне. Да, на Луне, и много лет / За мною рыщет он вослед. И хочет превратить меня / В букашку или муравья».
Что почитать
Немзер А.С. «Страстная душа томится»: Поэма Лермонтова «Мцыри» // Немзер А.С. При свете Жуковского: Очерки истории русской литературы. М., 2013.
Что посмотреть
Соболев Л.О. Герой и мир в поэме «Мцыри».
URL: https://interneturok.ru/literatura/8-klass/biz-literatury-xix-vb/geroy-imir-v-poeme-mtsyri.
Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова (поэма; 1837)
Алена Дмитриевна – молодая жена купца Калашникова, «честно» (то есть соблюдая все патриархальные ограничения) живущая в купеческом Замоскворечье. В ее картине мира нет места любовным приключениям, изменам или хотя бы мечтам о чем-то запретном. Она хранит верность мужу, занята исключительно воспитанием детей, ведением хозяйства (на пару с помощницей) и хождением в цеsрковь. Образ купеческой жены статичен, равно как образы всех остальных героев этой поэмы, стилизованной под фольклорное произведение. Перед нами не живой индивидуальный характер, а олицетворение социальной роли: Алена Дмитриевна – представительница семейно-родового уклада, который вскоре будет разрушен опричниной. Не случайно она – единственная из ключевых персонажей – не упомянута в развернутом названии поэмы («Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова»); ее роль в сюжете такая же подчиненная, как роль женщины в патриархальном обществе. И портрет ее предельно условен, составлен из общих мест. Описание внешности Алены Дмитриевны «передоверено» отрицательному герою, опричнику Кирибеевичу, но точно такими же клишированными словами могли описать ее и муж, и царь, и любой из братьев купца Калашникова:
На святой Руси, нашей матушке,
Не найти, не сыскать такой красавицы:
Ходит плавно – будто лебедушка,
Смотрит сладко – как голубушка,
Молвит слово – соловей поет,
Горят щеки ее румяные,
Как заря на небе божием;
Косы русые, золотистые,
В ленты яркие заплетенные,
По плечам бегут, извиваются,
С грудью белою цалуются.
Опричник положил глаз на Алену Дмитриевну. Одним из центральных эпизодов лермонтовской поэмы становится его покушение на «честь» молодой жены купца Калашникова. Но что значит покушение на честь? Совсем не то, что может подумать современный читатель; опричник не «соблазнил» купеческую жену, а всего лишь стал прилюдно, на виду у соседей, целовать. Сорвал платок, «полосатую фату», расплел косы. Ни повода, ни тем более согласия она ему на это не давала; как только смогла – вырвалась из объятий опричника и тут же обо всем рассказала мужу.