Царство (СИ)

Однако же, ударь мы по Булгару этим летом, то сама земля заполыхает под ногами поганых! И наши шансы на победу мне совершенно не кажутся призрачными – вполне может случиться так, что монголы будут разбиты окончательно. А древняя Русь обретет настоящую государственность не в пятнадцатом веке, а заметно раньше, что изменит не только историю будущей России, но, быть может, и всей Европы!
Вот только как бы не были хороши мои планы в мыслях, но, как там говорится в поговорке – гладко было на бумаге, да забыли об овраге... Разработанная в считанные дни, в течение которых я всю голову сломал, чтобы согласовать все этапы операции по времени, она завязана также на мне. Ибо исполнение столь грандиозной интриги я не смог доверить никому другому... Но между тем, мне будет достаточно просто простыть и слечь с температурой, чтобы сроки воплощения планов сдвинулись бы, и все события пошли бы вразнос! Да и не может все пройти так гладко, просто не может...
Но ведь попытаться мы должны в любом случае! Я должен! Ради будущего пока еще не родившегося ребенка, чью мать я вынужденно оставил во Владимире, четко осознавая, что никто кроме меня не сумеет осуществить мной же задуманное…
Вопрос только в том – удастся ли это и мне самому?! Или тысяча любых непредвиденных случайностей изменят ход событий хоть даже на прямо противоположный?! Например, свеи и ливонцы не смогут согласовать даты нападения на Русь, или Псков все же сдадут предатели, или передовые разъезды новгородской и владимирской рати встретятся и завяжут бой до того, как братья «примирятся»? Или Александр не сумеет вывезти посадника из Новгорода, или Батый ударит всей мощью по Нижнему Новгороду, прорвется – и скорым маршем двинет ко Владимиру?!
Увы, все предвидеть просто невозможно…
Но все-таки я уже в Дерпте! И ландмейстер ливонского ордена Дитрих фон Грюнинген очевидно заинтересовался моим предложением. И пусть я никак не могу ручаться за успешное воплощение моих задумок – все же начало УЖЕ положено…
 Глава 3 
 
…- Чего ты смурной такой, друг мой?! Я уж несколько седьмиц улыбки на твоем лице не видел!
Микула, лишь чуть скосивший в мою сторону глаза, ответил односложно:
- Поганое место. И на душе как-то… Неспокойно.
Мою наигранную веселость как рукой сняло. Отстав от соратника, я вновь настороженно оглянулся по сторонам, пытаясь понять, откуда можно ждать опасности. И тщетно пытаясь избавиться от вымораживающего ощущения чужого, враждебного взгляда, направленного мне в спину из-за стены деревьев, плотно обступивших дорогу… Собственно, я и Микулу попытался расшевелить только потому, что от угрюмого молчания и собственных нехороших предчувствий стало просто невыносимо.
Н-да, сколько раз мы вот так вот устраивали поганым засады! Обстреливали их из-за деревьев, рассыпали «чеснок» перед их колоннами, топили лед, а после маскировали проруби снегом, наброшенным на тончайшую ледовую корку… А вот оказаться на месте поганых довелось впервой… Нет, нас пока еще никто не атаковал, и в грязи вроде бы не заметно «чеснока» – но, зараза, ведь полное ощущение, что рядом, уже совсем рядом находится враг, готовый атаковать нас с минуты на минуту!
- Отто! Не стоит ли твоим людям облачиться в броню? И изготовить к бою самострелы? Уж больно удобное место для засады!
Место действительно удобное – густая дубрава, сквозь которую пролегает проселочная, ныне раскисшая дорога, будто стиснула ее, готовая окончательно поглотить в своих темных недрах… Укрытие для стрелков едва ли не идеальное! Если, конечно, забыть, что и им придется топать собственными ножками по рыхлому, вязкому снегу… И скорость у нас совсем низкая: копыта бедных лошадей едва ли не утопают в вязкой жиже из подтаявшего снега и грязи. Очень скоро этот путь станет и вовсе непроходимым – но нас подгоняет вперед чувство долга и знание того, что до Ревеля осталась всего пара дневных переходов…
Командир нашего эскорта, рыцарь Отто (мне он так и представился – просто «Отто», без всяких там фон Зальце или фон Грюнинген) остановил жеребца. Белый плащ с красным мечом бывшего меченосца (а ныне ливонца) забрызган густой грязью примерно до середины, а у животного, на котором он путешествует, относительно чистой осталась лишь голова. Чуть более рослый боевой конь, следующий справа от крестоносца (можно сказать «дистриэ», ведь изначально термин и переводился как «конь, следующий справа») выглядит почище. У него липкой грязью измазаны «лишь» ноги до самого туловища...
 
Оглянувшись по сторонам с искренней, неподдельной ненавистью ко всему, что его окружает, Отто (единственный из всего конвоя более-менее способный понимать и изъясняться на речи русов) с сомнением посмотрел на боевого жеребца. Так же единственного во всем немногочисленном отряде, состоящем помимо рыцаря и его оруженосца из десятка сержантов-полубратьев и нас с Микулой… Видать, представил себе, что придется пересаживаться, неизбежно опустившись в вязкую грязь недешевыми кожаными сапогами, да еще натягивать на себя неудобные кольчужные чулки поверх шоссев, крепящиеся к поясу, а после мучаться с хауберком, одеваемым поверх стеганого гамбезона… А ведь хауберк – это же полноценный кольчужный костюм, включающий в себя и капюшон-койф, и рукавицы, и крепятся они на застежки, и одному облачиться в броню решительно невозможно!
И даже мне стало не по себе от ожидающих ливонца мучений.
Конечно, при необходимости ему поможет Дитрих – юноша-оруженосец из благородной, но давно обедневшей семьи, отправившийся в Ливонию одновременно и от безысходности, и увлеченный романтикой крестовых походов да рыцарского братства… И ведь зараза, по молодости лет они здесь едва ли не через одного горячие романтики-фанатики, что добавляет им упорности да храбрости в битве… Но даже с помощью Дитриха Отто провозится с броней не менее десятка минут – и понимание внутренних переживаний рыцаря вызвало у меня невольную улыбку.
- Да облачись ты в хаубергион, у тебя же кольчуга раздельная! И добавь к нему койф – уже что-то.
Хаубергион – это основа хауберка, столь популярная на Руси кольчужная рубашка, коей пользуемся и мы с Микулой. Из всех воинов отряда подобная броня есть лишь у нас (дополненная стальными наручами), да у Дитриха. Сержанты защищены лишь стегаными кафтанами гамбезонами (а некоторые и акетонами с короткими рукавами), поверх которых накинуты серые плащи полубратьев. Зато у всех имеются шлемы – простые айзенхуты (железная шляпа с полями) или совсем дешевые «таблетки». А также перекинутые за спины треугольные щиты… Оружие у крестоносцев также разномастное – у рыцаря и оруженосца есть копья, мечи и кинжалы, а также шестопер у Отто и секира с узким лезвием у Дитриха. Четверо сержантов вооружены лишь арбалетами и широколезвийными кинжалами, остальные полубратья – топорами и разного вида булавами.
Услышав и, как кажется, поняв мое предложение, Отто позволил себе невеселую улыбку, после чего отдал негромкий приказ. Не зная немецкого (ни «основного государственного», ни одного из многочисленных диалектов, ходящих по германским землям), я не разобрал слов – но, похоже, ливонец все-таки приказал своим людям изготовиться к возможной засаде. Ибо тут же завозились арбалетчики, доставая пеньковые тетивы из кожаных чехлов, предназначенных для защиты от влаги, а остальные сержанты принялись перевешивать щиты из-за спин и доставать шлемы из седельных сумок. Дитрих же, коего рыцарь повелительно подозвал жестом руки, с готовностью направил коня к своему сеньору – по всей видимости, помочь с облачением в броню.
Переглянувшись с Микулой, мы одновременно с ним потянулись к упрятанным в седельных сумках кольчугам, тускло, маслянисто поблескивающим после обильной смазки, предотвращающей губительную ржавчину… И в этот миг я услышал едва различимый звук, раздавшийся чуть впереди, от которого все нутро аж скрутило – сотни раз слышавший тонкое треньканье тетивы, я не мог ошибиться и в этот раз! Причем, как кажется, «сыграла» не одна тетива, а раздались хлопки как минимум двух луков…