Царство (СИ)

В итоге на круг, даже с отцовской дружиной, заранее отправленной в Ладогу, все одно выходит вдвое меньше людей, чем у свеев! Потому неспокойно сейчас на душе молодого княжича, разменявшего в прошлом месяце семнадцать весен. Липкий страх пытается проникнуть в его сердце, сковать тело и волю; медлит Александр прежде, чем отдать приказ атаковать… А ведь скоро уже целиком проснется лагерь свеев – и тогда внезапного удара уже не выйдет!
«Нельзя больше медлить, нельзя!» – вот, что читает княжич на лицах окруживших его гридей. И все одно не решается начать атаку, понимая, что велика, слишком велика вражья рать… Но вот, наконец, поднял он глаза – и встретился взглядом с грозными очами Спасителя, взирающего на Александра Ярославича со тканного стяга, и горячо взмолился:
- Суди, Господи, обидящим меня и побори борющихся со мной, возьми оружие и щит, восстань на помощь мне!
В этот миг княжич вновь обратился мыслями к рассказу Пелгусия, крещенного Филиппом… Старейшина ижоры поведал, что во время ночной сторожи видел он ладью – и стоящих на ней князей. Князей светлых ликами да в червленых одеждах… И гребцов, окутанных мглой – и слышал, что сказал один из князей другому:
- Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру…
Филипп уверовал, что то были Святые мученики, благоверные князья Борис и Глеб, сыновья равноапостольного Владимира… Уверовал в это и Александр – а сейчас, глядя на лик Спасителя, он вдруг словно почувствовал незримую поддержку! Будто кто прямо за спиной его и по бокам встал, прикрыв от будущих ударов вражеских копий и мечей… И страх отступил от сердца его, и взыграло оно радостно! И воскликнул Александр Ярославич, повторяя слова, уже произнесенные им ранее перед войском при выходе из Ладоги:
- Братья! Не в силе Бог, а в правде! Вспомним слова псалмопевца: сии в оружии, и сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего призовем… Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог!!!
И дружина радостно отозвалась:
- Яко с нами Бог!!!
А над лесом взыграли боевые турьи рога – и двинулись вперед русские и ижорские пешцы, всадники, лучники, покидая сень деревьев и стремительно сближаясь с ратью свейской…
От самой опушки леса взвилась в воздух сотня зажженных срезней, выпущенных дальнобойными составными луками. Взвилась, чтобы спустя пару ударов сердца обрушиться на всполошившихся свеев и их шатры… Закричали первые раненые, навеки замолчали убитые, мгновенно занялось несколько шатров – но вражий лагерь еще даже не целиком проснулся! Особенно та часть его, что ближе к воде…
Между тем, уже вырвались из леса на простор два клина конных гридей, устремившихся к противнику! И заприметив их, свеи принялись спешно хвататься за копья и щиты, не помышляя даже успеть облачиться в брони (а то и одежду!), сбиваясь в «ежа» – так поступили самые смелые. Но многие вои, особенно из числа пошедшей за ярлом чуди, потеряли всякое мужество и принялись спешно бежать к воде, к стоящим у берега шнекам…
В тоже время, подобравшиеся ближе к лагерю лучники из числа ладожских ополченцев и ижорских охотников, присоединились к обстрелу, также пустив в воздух первый залп из двух сотен срезней! И они градом хлестнули по свеям, не успевшим поднять щиты над головами… При этом едва не уполовинив итак жидкие «ежи», что враг попытался выставить на пути дружинников.
А спустя всего несколько мгновений клинья всадников, давно уже миновавших ряды лучников сквозь разрывы в них, стремглав долетели до врага – и протаранили жидкий свейский строй, на скаку снеся тонкую цепочку копейщиков! От страшного удара тяжелых жеребцов, защищенных кольчужными попонами или нагрудниками из дощатой брони, кто-то из пешцев буквально взлетел в воздух! Иные же, сбитые на землю, были затоптаны копытами – или заколоты пиками да порублены чеканами дружинников…
Ворвались в лагерь противника оба клина тяжелых гридей, кроша булавами полуголых, разбегающихся в стороны свеев, разя их секирами да мечами! Устремились всадники к шнекам, стремясь пожечь да порубить их, отрезав от судов супостата и лишив того возможности спастись! А на правом крыле вот-вот добежит до ворога и протаранит наспех построенную стену щитов и пеший клин русичей да ижоры…
 
Но если сотни скандинавов были повержены в самом начале боя, не успев даже толком изготовиться к схватке (впрочем, подарив соратникам немного времени!), то ярл Ульф Фасе и двоюродный брат его Биргер, зять конунга Эрика Эрикссона, уже разворачивали для встречного удара конных рыцарей. А, кроме того, строили на пути новгородцев полноценную стену щитов из пешцев-копейщиков, прикрыв ее арбалетчиками…
Едва успевшие облачиться в хауберки да натянуть на головы топфхельмы, рыцари и оруженосцы стремительно сбивались в клинья, не успев еще толком прийти в себя и понять, откуда взялся враг! Но привычные к драке, сейчас они не особо задавались этим вопросом. Также едва успели натянуть тетивы на арбалеты да вложить в ложе первые болты и свейские стрелки… А промеж все также полуголых пешцев сновали их соратники, передавая кому щит, кому копье или топор!
Но когда клинья новгородских ратников, вынужденно замедлившихся в лагере, доскакали до новых «ежей» врага, первым их встретил залп арбалетных болтов, ударивших по русичам в упор! Полетели из седел под копыта коней убитые и раненые гриди, обрушились наземь всадники вместе с лошадьми, замедляя следующих позади соратников – погасили вороги разгон новгородских гридей! И когда ударили они по свейской стене щитов, ощетинившейся копьями, последняя пусть и подалась назад – но устояла.
А несколькими мгновениями спустя, обтекая с крыльев собственную пехоту, по застопорившимся русичам ударили пусть и немногочисленные, но очень опасные при стремительном таране рыцари свеев! В том числе и тамплиеры, успевшие повоевать под палящим солнцем Святой земли…
Но в тоже время, на ходу перестроившись клином, и выведя на острие его могучих новгородских ратников с двуручными топорами, опрокинула на правом крыле вражеский строй русско-ижорская пехота! Не жалея срезней, продолжают обстрел лагеря, рассеченного надвое владимирскими дружинниками, и лучники Александра Ярославича… Однако еще очень много осталось свеев – в полтора раза их больше. И коли очухаются они, придут в себя, да навалятся на конных гридей по бокам, пока те лбом уперлись в строй отборных свейских ратников – быть беде!
Сам Александр еще не вступил в сечу, оставив за спиной полсотни личников. Княжич до поры бережет себя и отборных ратников, понимая, как худо будет, коли ранят или срубят его в самом начале боя! Но в тоже время тяжело на сердце его, очень тяжело – потому как дерутся и гибнут русичи, пока он лишь только ждет… И вдвойне тяжело потому, что неизвестен исход боя – враг еще может оправиться от первого молниеносного удара и задавить числом русскую рать!
Но вдруг… Вдруг словно прозрел сын князя Ярослава, увидев развивающийся вдали стяг Фолькунгов с пляшущим левом на сине-белом поле! Увидел его посередке между двух сражающихся с ворогом отрядов дружинников – увидел и то, что все пешцы, стрелки и рыцари свеев бьются с гридями, а у стяга ярла наберется разве что с полсотни воев!
Буквально нутром почуял Александр, что исход брани повис на волоске, и что сейчас именно он может на него повлиять! И тогда, воздев на голову шелом со стальной личиной, княжич уже без всяких слов поднял копье, указав наконечником на стяг Фолькунгов – после чего пришпорил верного жеребца, посылая его вперед.
И следом за ним пошли в атаку и верные переславльские ратники…
А по всему лагерю свеев кипит жаркая сеча! Русские и ижорские пешцы неотвратимо теснят левое крыло захватчиков – а боярин Михаил и вовсе прорвался со своим отрядом к шнекам скандинавов. Скинув в воду немногочисленную охрану, он рубит днища кораблей, жжет их! Знатный же новгородец Сбыслав Якунович, круша ворогов двуручным топором на самом острие клина русичей, без страха кидается на свеев – и рядом с ним неотступно ступает княжий ловчий, Яков Полочанин, искусно орудуя харалужным мечом! Эти двое прокладывают путь прочим воям, храбро прорубаясь сквозь вражеские ряды…