Небо надо мной (СИ)
– А… а почему ты не убежала к дедушке с бабушкой? – дрожащим голосом осведомилась я. Мне было так жалко глупышку Вай, и я так остро представила себе её тогдашний ужас в ожидании жестокой расплаты за «развлеченьице», что у меня даже зубы застучали, а руки покрылись ознобными мурашками.
– Ну и чего бы я набегала? – фыркнула Вай и тщательно затушила окурок. – А деду что бы я объяснила? Что Стив с меня соседа снял? Нет уж… – Она тяжко вздохнула. – Заслужила – получи. Это справедливо.
– И он… совсем тебя не пожалел? – спросила я, поёжившись. – Совсем-совсем?
– Это Стив-то? Ха! Он пожалеет… Подъехал, взял кнут с коновязи на выгоне и выдрал меня так, что любо-дорого – я сидеть смогла только дня через три … а кабы не новые джинсы, так вообще бы через неделю небось. Но я молчала, представляешь? – проговорила она гордо. – Все губы только изгрызла. А Стив наконец кнут бросил и говорит преспокойненько: «Контролируй свою жизнь, винчинчала, и запомни два правила – никогда не набирайся допьяна и всегда носи с собой резинки».
– Ах, во-от оно что… – протянула я.
– Угу, его урок, – сумрачно подтвердила Вай. – Но резинки эти мне всё равно ни хрена не понадобилась, пока я школу не закончила. Потому что никто из наших больше не рисковал ко мне подойти ближе, чем на два шага. Как к чумной! И Стив, гад такой, всегда рядом оказывался, появлялся, как из-под земли, куда бы я ни пошла. Он чует… чует, как зверь. Или как охотник. Один раз, уже накануне выпускного, я в Рапид-Сити решила сгонять на блядки, хоть там оторваться… так он меня на автовокзале дожидался, представляешь?
Я не представляла. Но захохотала в голос.
– Очень смешно, ага, – проворчала Вайнона и тут же сама прыснула. – Вот картина была! Сейчас-то смешно, конечно. А тогда… ух, я и бесилась…
– А потом что было? – Я опять затаила дыхание в ожидании ответа.
– Ну, едва я выскочила из школы, тут же купила билет до Миннеаполиса и свалила от этого психа подальше. А Стив… – Она помолчала, прикусив губу. – У него тогда любовь была. Скай Адамс, дочка бакалейщика, сучка беложопая. Уж извини.
– И что? – нетерпеливо перебила я.
Ещё этих реверансов не хватало!
– Что… Погуляли они со Стивом года два, а потом она просто взяла и смылась во Фриско. Потихоньку слиняла. И то, не с индейцем же всю жизнь якшаться.
– А… Стив?
– Поджёг бакалею Адамса и завербовался во Вьетнам, – кратко ответствовала Вайнона. – Доказать никто не смог тогда, что это он. Год во Вьетнаме пробыл. А потом на минное поле попал, ему правую ногу сильно исполосовало… Ты заметила, что он хромает?
– Н-нет… – прошептала я.
– Он старается не показывать, – буркнула Вай, – но дед говорил, что ногу будто гризли рвал. А Стив даже болеутоляющих не принимает – не хочет подсесть, представляешь? И бухла никакого в рот не берёт – как мало кто из наших.
– Контролирует свою жизнь, – тихо заметила я.
– Слушай, подруга! – Вай, будто очнувшись, внимательно воззрилась на меня. – А ты к чему всё это выспрашиваешь, а?
– Я ведь в твоём доме живу, а Стив – твой родственник, – быстро пояснила я. – И… и ещё я раньше никогда о нём от тебя не слышала. Почему?
– Потому. Я с ним стараюсь не пересекаться, – проронила Вай, отворачиваясь. – А то он опять начнёт меня дрючить. Он это любит – укрощать. Ломать. А сам к себе никого близко не подпускает. Он как будто не в том веке родился – ему бы с генералом Кастером воевать… И вообще, Рут! – взметнулась она снова. – Ты о нём и думать забудь, поняла? У него баб на переспать – во! – Она красноречиво чиркнула себя ребром ладони по макушке. – В очередь выстраиваются после каждого родео – отсюда и до… Аляски! Так что не смей его жалеть!
«Во – это никого», – подумала я, но вслух сказала:
– Я и не жалею его, ты что!
Вай будто клещами сжала мне локоть и произнесла чуть ли не по слогам, пронзительно и подозрительно глядя в моё очень честное лицо:
– Ты жалеешь всех, Рут Конвей. Ты над дохлым воробьём ревёшь фонтаном. Стив не для тебя, ты это понимаешь?
Я понимала. Ещё как.
***
На следующее утро Люк Клауд примчался в редакцию раньше меня или вообще ночевал там, проявляя снимки, потому что, когда я вошла, он кинулся навстречу, размахивая пачкой свежеотпечатанных фотографий, пропахших закрепителем:
– Глядите, миз Конвей! Круто же, да?
Ну, что я могла ответить, если с первого же снимка на меня в упор глянул Стив Токей Сапа – верхом на взбешенном жеребце, правая рука вскинута и сжата в кулак, глаза азартно блестят, левую бровь перечёркивает шрам.
Это остроскулое смуглое лицо мерещилось мне всю ночь.
– А… почему у него такое имя? Токей Сапа? – выпалила я, сообразив, что Люк может рассказать мне о Стиве всё, о чём умолчала Вайнона, причём с превеликим удовольствием.
– У него же было видение! – возбуждённо затараторил Люк, и я невольно улыбнулась, потому что угадала правильно. – Когда ему стукнуло шестнадцать, он пошёл в горы, неделю там один провёл, ничего не ел и не пил, только просил Вакан Танку о видении. Потому что воин Лакота должен носить настоящее имя. Не имя белого человека. Имя Лакота! Когда мне будет шестнадцать, я тоже пойду в горы и получу имя. А потом, как Стив, буду плясать у столба Танец Солнца. Вы у него шрамы видели?
Я прикоснулась ладонями к ключицам.
– Ага! – восторженно подтвердил Люк. – У нас бывает ещё Пау-Вау, не для туристов, своё. Там, в Паха Сапа, в Чёрных Холмах, на священной земле. Вот тут, – он тоже провёл рукой по своей худой впалой груди, – вот тут надо пробить ножом дырки, как в шкуре бизона, и продеть ремни.
Я немо взирала на Люка. Его круглые чёрные глазищи горели яростным огнём.
– И парень висит на столбе с этими ремнями в груди весь день под палящим солнцем, – продолжал Люк, сверля меня испытующим взглядом, – а вечером начинает танцевать. Выдирает ремни из себя с мясом. Приносит Солнцу жертву крови.
– Зачем? – с трудом выдавила я, чувствуя, как щёки и губы колет, будто крохотными иголками. – Зачем Стив это сделал?
– Затем, чтобы весь мир знал, что он – лучший охотник, воин и ёбарь, – отчеканил Люк, вскинув голову. – И я тоже так сделаю!
– Люк Клауд! – простонала я, утыкаясь лицом в ладони.
– Чего, миз Конвей? – невинно осведомился он.
Я опустила руки и прямо посмотрела на него:
– Спасибо. Пила майа. Спасибо, что рассказал. Покажи фотографии Джеффри, пойдут в номер.
Я запретила себе представлять эту картину: человека – Стива! – на столбе, обнажённого и окровавленного, под палящим солнцем. Я занялась обычной газетной рутиной. И лишь после полудня спохватилась, что не отвезла на сверку интервью с Расселом Иглом, возглавлявшим тогда местное отделение Движения.
Я глубоко уважала Игла. По сути, он каждый день рисковал жизнью, делая то, что он делал для своего народа, и слишком много находилось подонков, желавших эту жизнь у него отнять.
Сегодня была как раз моя очередь пользоваться нашим с Вай общим пикапом, и, доставая на ходу ключи от машины, я вылетела за дверь.
Я, наверно, отъехала всего на пару миль от бензозаправки «Шелл» на окраине Оглалы, когда прямо перед собой на обочине трассы увидела всадника и узнала его, прежде чем успела как следует разглядеть. И затормозила, прежде чем успела сообразить, что делаю. Так же, не раздумывая, открыла дверцу и спрыгнула с подножки машины, встав прямо перед Стивом Токей Сапа.
Он был верхом на огромном пятнистом жеребце, который то и дело всхрапывал, вскидывая большую голову и прядая ушами. Стив небрежно похлопал его по блестящей от пота шее и искоса посмотрел на меня. Его чёрные волосы трепал ветер. На этот раз на нём была обычная выгоревшая от солнца клетчатая рубаха навыпуск и линялые джинсы.
– Хау, – облизав губы, пробормотала я, изо всех сил стараясь не опускать глаз.
– Так зачем ты здесь, Птичка? – вместо приветствия резко спросил он.
– Везу интервью Иглу на сверку, – с готовностью доложила я, пряча невольную улыбку.