Одиночка

  
Константин Шаров
 
Одиночка
 
© Константин Шаров, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
  
Пролог
 
Игорь Сотов, как все ровесники, ходил в школу, как многие – увлекался самоделками. Отец – инженер, мать – научный сотрудник. Грянула перестройка, учителя в школах разбежались, отец и мать взялись за ум сына, подтянули, подучили, а он раз – и в армию.
Два года прошли как один день, и вышел из паренька дембель. Новая форма, на груди медалька лучшего стрелка, на плечах сержантские погоны, а в голове – пусто… И контракт сверхсрочника на пять лет службы в рюкзаке.
А пограничные войска, как оказалось, есть и на границе Чечни. Там они даже более востребованы, чем в других местах. Хлебнуть довелось всякого, но судьба хранила. Кому суждено быть повешенным, утонуть не грозит.
Но всё когда-нибудь заканчивается, закончилась и служба. Продлевать контракт не стал. В рюкзаке уже не обоймы, а учебники. Пора и за ум взяться.
И вот Москва, столица, все куда-то спешат, суетятся, а его путь – по стопам отца, в МГТУ имени Баумана на факультет фундаментальных наук. Знания за последние полгода освежены основательно, и экзамены сданы на отлично.
Первый год пролетел незаметно, оставив за бортом не сумевших одолеть бурные реки научных знаний. Но некоторые нашли рядом с собой спасательный круг в виде паренька постарше, который не отказывается сделать курсач одногруппнику и даже денег за это не возьмёт.
К третьему курсу деньги пришлось всё же брать, а то иначе некоторые личности начали считать лохом и навязывать своё мнение окружающим. К пятому курсу он перешёл уже исключительно на дипломные работы – денег это давало куда больше, да и интереснее.
Не за горами уже виднелась аспирантура, благо кандидатскую можно не делать, выбирай любую из трёх заготовленных впрок, но судьба…
  
Глава 1
 
Тот день из памяти выбило полностью, потом только узнал о том, что был сбит автомобилем, что виновник ДТП скрылся. Только через три месяца узнал, когда из реанимации вышел.
В общей сложности провёл в больнице полгода, и даже после сказать, что выздоровел, – сильно польстить. Левая нога почти не гнётся, левой руки нет по локоть, и осколки от рёбер все внутренности изранили. Как жив остался – загадка.
Жилья нет, квартиру сдали кому-то другому, деньги пока были, но не особо много. Можно бы домой вернуться, но родители ушли в лучший мир год назад, а без них квартира пуста, как бутылка водки после празднования Нового года.
И эта ассоциация, видимо, была неспроста, так как следующие несколько дней… или недель я помню только кусками и урывками.
Очнулся я в вытрезвителе со страшной головной болью – в компании с восемью отвратительно воняющими телами бомжей. Тела были ещё тёплые и, судя по храпу, такими и собирались оставаться. Я лежал, наслаждался «ароматами» и постепенно осознавал глубину своего падения. Из этого осознания постепенно рождалась мысль: после следующего «захода» очнёшься в морге, ну, или уже не очнёшься, что вероятнее…
* * *
Пока Игорь Иванович Сотов, двадцати девяти лет от роду, давал себе страшную и нерушимую клятву трезвости, события принимали необычный и весьма неприятный для отдельной камеры вытрезвителя оборот. По короткому коридору прогрохотал десяток ботинок большого размера полувоенного образца. Ключ со скрипом провернулся в замочной скважине – и дверь распахнулась. Заключенные и глазом не успели моргнуть, как добрый десяток мужчин в пятнистом камуфляже, масках и с надписью «ОМОН» на спине подхватили по одному телу и выволокли из камеры. Таким же образом их протащили по участку к заднему выходу, вплотную к которому был запаркован большой грузовик. Заключённых протащили через открытую дверь в кузов и сноровисто приковали висящими на поручне наручниками к стене фургона.
 
Один из бомжей, увидев, как других сокамерников приковывают, стал вырываться, громко хрипя что-то нецензурное, но был быстро утихомирен ударом дубинки, мгновенно выхваченной конвоиром. За первым ударом последовал второй и еще. «Омоновец» остановился, только когда заключенный перестал кричать и мог только стонать. Голова и кисти рук, не прикрытые одеждой, были разбиты до крови. Шутить тут никто не собирался.
* * *
Грузовик ехал достаточно долго, чтобы Игорь успел оклематься, насколько это вообще было возможно в его положении, и обдумать ситуацию, в которую он попал. Немного доработанный с помощью сварки кузов совершенно не напоминал обычный тюремный транспорт. Конвоиры действовали чересчур жёстко и нервно для сотрудников полиции. В голову лезли мысли о подпольных клиниках по пересадке органов и трудовых рабских лагерях, но подобранный контингент опровергал все эти версии. Бомжи не отличаются здоровьем и трудолюбием. В голове засела неприятная мысль, что у этих людей есть и ещё одно сходство – их никто не будет искать.
Открыли дверь уже совсем другие люди – в руках дубинки, в кобурах пистолеты; похожи скорее на охранников из ЧОПа, чем на полицию. Одеты в чёрную форму с невнятным логотипом, бронежилетов ни у кого нет. То, как сноровисто они вывели бомжеватую толпу из фуры, доказывало, что дело это для них привычно и неоднократно отработано.
Не дав осмотреться, толпу криками, пинками и ударами резиновых дубинок погнали к входу в огромный ангар, какие строили в СССР для стоянки самолетов. Сейчас всё внутреннее пространство ангара было разделено железобетонными и стальными ограждениями.
* * *
Всё тем же способом нас продолжали гнать по длинному коридору. Промежуточной остановкой стал какой-то склад, где на каждого арестанта навесили по здоровенному туристскому рюкзаку цвета хаки; при этом они были сравнительно лёгкими и выглядели почти пустыми.
Конечной остановкой стал подъёмник, какие устанавливают для перемещения рабочих в глубокие шахты. Нас опустили на минус сотый (или около того) этаж. Ствол шахты резко раздался в стороны, образуя свод огромной пещеры, слабо освещенной установленными на стенах фонарями. Часть пещеры вдоль стены была огорожена металлическим забором, за которым рядами стояли тюремные нары. На них валялись десятки людей, внешне ничем не отличающихся от моих сокамерников.
Так начался один из самых тоскливых и безрадостных этапов моей жизни.
В слегка облагороженной пещере мы провели около двух недель. Хмурые неразговорчивые охранники дважды в день забирали четырёх сокамерников, используемых в качестве носильщиков, – вверх отправлялись вёдра с отходами человеческой жизнедеятельности, а вниз спускались кастрюли с едой. Никаких разносолов, что-то среднее между кашей и супом, а по сути – всё, что поварам под руку попалось, сваренное в единую разварившуюся массу. Свиньям так корм готовят…
Но вот однажды устоявшийся распорядок дня был нарушен. Сразу после «завтрака» охранники согнали всех сокамерников к одной из стен и усадили прямо на пол. Кто подогадливее, подложили под седалища рюкзаки или одежду. Содержимое рюкзаков изучить удалось только на ощупь. Слабого света, исходящего откуда-то сверху, было недостаточно, чтобы рассмотреть надписи, но этого по большому счёту и не требовалось. В рюкзаке было всего две вещи – маленькая садовая лопатка и двухлитровая пластиковая бутылка из-под кока-колы с водой.
Между тем охранники начали раздавать заключённым заклеенные скотчем пластиковые пакеты, но вскрывать их пока запретили, приказав положить в рюкзак. А в следующую секунду глаза практически ослепли от яркого света, хлынувшего сверху.
Сразу же стало понятно назначение большого полотна, растянутого на одной из стен пещеры, – это оказался экран, на который проецировалось изображение с видеопроектора, установленного где-то за нашими спинами.
Показ «фильма» не занял много времени, и к концу его даже самому тупому из присутствующих стало понятно, что вот он – Пушной Северный Зверёк.