Орнамент

Тот удивился. «И что? Разве я должен был туда чего-то насыпать? Чего? И за что? Молитва, — объяснял он ей, — она как орнамент по краю ниши, где фигурка Богородицы стоит, вон у того маленького домика».
Он указал ей на этот дом. «Каменщик, когда закончил постройку, предложил еще и орнамент сделать. За дом плату взял, но орнамент нарисовал задаром. Если хочешь, собери эти перья!» — он показал на двор, где было полно гусиных перьев.
Стала она собирать. Вечером подошла к крестьянину и протянула ему мешочек, но тот только взвесил его в руке и глянул, достаточно ли набито. «Хорошо ты насобирала, — похвалил он. — Можешь оставить перья себе».
Уйгелиха подумала, что крестьянин шутит. Но скоро поняла, что он говорит серьезно и стала голосить.
«А ты что хотела? — удивился крестьянин. — Если дам тебе больше, мне доброе дело зачтется. Если меньше — поступлю несправедливо. А так — даю все, в чем была твоя работа, и чего ты сейчас больше всего достойна».
Хотела она с мужиком поспорить, но тот уже снова вернулся на кухню, не пожелал тратить на нее время.
Вышла она на улицу, стала останавливать прохожих и жаловаться на то, как мужик ее обманул. Предлагала им перья, но те лишь усмехались: «На что? На что они нам? Пера у нас и так достаточно».
Пошла она по пыльной дороге, не оглядываясь по сторонам, и не заметила, что приближалась ночь. Только когда совсем уже стемнело, свернула с дороги и стала искать ночлег в зеленом жите, откуда веяло холодом, думала укрыться в нем на ночь. «Замерзну я тут», — запричитала она.
Вдруг поблизости что-то зашуршало. Показался черт, он снова напал на ее след.
«Будешь замерзать — я тебя согрею!» — посулил он.
Та поскорее закрыла от него лицо.
«Слышь, — говорит черт. — Отдай мне это перо!»
Сняла она туфлю и — хлоп черта по лбу. Замахнулась второй раз, тот испугался и убежал.
Но так и не было ей покоя до самого утра. Понапрасну перекладывала она мешочек с места на место, понапрасну прикрывалась платком, все равно колотила ее дрожь. Когда стало светать, Уйгелиха слегка потянулась и отправилась дальше.
«Не купите ли перо?» — спрашивала она, как вчера.
Все крутили головой.
Пришла она, наконец, в такой край, где, как и у нас, нет ни реки, ни пруда, виден лишь ручей, да и что за ручей, если в нем вода не журчит? Один овражек да сухой песок. Заходит она в деревню, озирается кругом и только диву дается: «Люди добрые, ведь у вас тут ни единого гуся нет!»
«Один есть, даже два», — отозвался мужик, который сидел возле дома и грелся на солнце. Он сломал ногу и не мог работать. «Два гуся у нас, да и с теми хлопот не оберешься. То и дело надо им воды подливать, а пока я туда на одной ноге доскачу… Да что говорить! Позавчера вот налетела туча, да только громыхнуло разок, а всю воду на Завар вылило, это где много лип перед церковью. А у нас только ветерком повеяло. Сушь. Сами видите… Если и зацветет какая былинка, так пчела с нее даже пыльцы не соберет».
«И так каждый год? Каждый год у вас такая беда случается?»
«Как же, каждый год?! В прошлом году акация хорошо цвела. Я как первый раз качал, так от каждой семьи по двенадцать кило меду получил. Все время новые рамы вставлял, чтобы пчелам было на чем строить, потому, если они не строят, им и взяток приносить неохота. И воску я набрал порядочно. А в нынешнем году — ничего. Только роятся да роятся. Видите вот, это я с дерева упал, когда за роем тянулся. У вас-то дождики случаются?»
«У нас, как здесь. Только на снег и дождь уповаем».
«Ну, вот видите, видите. В прошлом-то году всякое растеньице цвело, повсюду жужжание, на каждом цветке по пчеле сидело. А нынче? И говорить нечего. Да! А вы что, в гости к кому-то приехали?»
«Какое там! Я в первый раз тут».
«И что же, что в первый? Сегодня в первый, а завтра может быть и не в первый».
«Сама не знаю, как я здесь очутилась».
«Да просто. Шли по дороге, и пришли прямиком сюда».
«Вы почти угадали. Вчера я вышла из дому, а сегодня не знаю, иду ли я все еще оттуда или уже туда, назад, иду».
 
«Ну и ну! Вы, значит, и вправду дороге доверились? А я и не знал, что умею так хорошо угадывать. А откуда же? Откуда вы пришли?»
«Издалека, издалека».
«Издалека? Эта загадка уже потруднее. Мне-то из-за больной ноги даже отсюда до вас далеко, хотя между нами расстояние метра в два. Хотел бы заглянуть в вашу котомку, да видите — не могу. Как встану, так каждый раз в ней немного дергает», — он слегка погладил ногу.
«Болит?»
«Сейчас уже не так. Но если бы надо было встать, то пришлось бы мне изрядно посмеяться. Больше всего смеюсь, когда на одной ноге скачу. Даже подумать тошно. Достаточно до середины двора добраться, и меня уже пот прошибает».
«Надо, чтобы вам кто-нибудь шершня поймал, — посоветовала она. — Шершень, когда ужалит, боль на другое место переходит, и человек ее потом уже не чувствует».
«Шершень, говорите? Вполне возможно. Только тогда бы мне целый рой понадобился. Из левой ноги, как по проводам, по всему телу боль расходится. Жало у шершня для меня слабовато будет. Одно еще плохо — к жалам я привычный».
«И давно? Давно вы уже так-то маетесь?»
«Четвертый день. Но дни сейчас все длиннее, а значит — намного дольше. Да! А что это вы несете в своей котомке?»
«Перо. Я перо продаю».
«Перо? Нужный товар! Как раз тут, у соседей, дочь замуж собралась, а им нечем даже подушку ей набить. Если у вас что-нибудь осталось, загляните к ним!»
«Лучше бы вы надо мной не шутили! Я ведь тоже всякое пережила».
«Да что вы? Думаете, я с каждым встречным попусту разговор заведу? Если у кого нога болит, тому уж не до шуток. Эх, жаль, не могу вас проводить! Скажите им хотя бы, что я вас послал!»
«Скажу, скажу. А собаки там нет?»
«Да что собака, коли она привязана?! Крикните: перо! Они тут же выйдут вас встретить».
«Ну, я пойду. Большое вам спасибо!»
«Не за что. Это я не вам, а им услугу оказал».
Она направилась к воротам. Сначала осторожно заглянула во двор, опасаясь, что собаку мог кто-нибудь спустить или что у нее цепь слишком длинная. Потом крикнула несмело: «Хозяйка! Перо! Перо продаю!»
Из конуры вылезла собака и лениво залаяла.
Привязана!
«Перо! Перо купите!» — закричала она смелее.
Из-за двери высунулась женская голова, потом вторая, а за ней и третья.
«Что это она кричит? — спросила первая. — Я уже плохо слышу. Борка, сбегай, узнай, что ее к нам привело. Может, она что-то важное передать хочет! Или ей приспичило, хочет у нас присесть. Покажи ей, где уборная, и пусть не торопится! У нас, женщин, больше понятия, чем у какого-нибудь недотепы-мужика!»
«Перо продаю!» — донеслось от ворот.
«Слышала, Борка? Перо, говорит! Не иначе, ее к нам кто-то послал».
Женщины подбежали к ней.
«А сколько у вас тут? — спрашивает средняя. — Дочка вот все торопит — замуж, да замуж! А нам-то подготовиться надо».
«Мама!» — девушка чуть зарделась.
«Ах! Еще такая молоденькая? Жалко этакую веточку в воду бросать!» — вздохнула Уйгелиха. Она скинула котомку и развязала мешочек.
«А оно не старое?» — засомневалась старшая. Видно было, что в пере она разбирается. Она ощупала его, стараясь размять пальцами. «Раз как-то заглянула я в подушку, почему это она такая легонькая и тонкая, и нашла там горсточку куриных перышек, да и те уже в труху рассыпались».
«Бабушка!»
«Только представьте себе! Уже вторая внучка замуж собирается. Бог даст, еще и правнуков дождусь. Так что?» — обратилась она к своим. — «Все берем! Только, кажется, этого будет маловато!»
«Мало? Так я еще могу принести» — предложила Никелиха.
«Если принесете, то милости просим!» — ответила средняя. — «А сейчас заходите в дом, перо нужно пересыпать и мешочек вам вернуть».
Так они и сделали. Мешочек ей вернули и за перо заплатили по справедливости. Раз речь идет о замужестве внучки или дочери, так уж гроши считать не приходится! Потом еще теплым кофе и хлебом с маслом ее угостили. А когда она доела, вышли все три ее проводить, и каждая по отдельности пожелала ей счастливого пути.