Машина лорда Келвина
Он проснулся тогда среди ночи с мыслью изменить подход к работе и опробовать другой материал, целый час провозился с игрушками, а потом бросил их на крыше и, до предела измотанный, отправился в кровать. К утру Сент-Ив напрочь о них забыл и заметил лишь несколько дней спустя, бродя по лугу, — они все так же лежали на кровле. Он знал, конечно, что сам оставил их там, и был совершенно уверен, что проделал это с конкретной и очень важной целью, но вспомнить, с какой именно, не мог, как ни старался.
Такое положение дел изрядно беспокоило Сент-Ива: периоды полной ясности сознания сменялись кратковременными вспышками ярости или приступами энтузиазма касаемо какой-нибудь идеи, которую иначе, как абсурдом, не назовешь. В унылой задумчивости Сент-Ив ткнул пальцем заводную утку на столе; та подпрыгнула и, сделав несколько шагов, завалилась набок. Были здесь и керамические фигурки, затесавшиеся среди пивных кружек в виде головы толстяка Тоби, и стеклянные безделицы, частично принадлежавшие Элис. Смятые бумажные листы вперемешку со сломанными перьями, крошками графита и огрызками ластика. И все это — в лужице давно пролитых и высохших чернил, которые основательно въелись в мореный дуб крышки стола, навсегда окрасив ее насыщенным фиолетовым оттенком.
Следуя некому порыву души, Сент-Ив одним движением руки расчистил полстола, смахнув на пол книги, бумажки и жестяные игрушки. Затем осторожно разместил в ряд стеклянные и керамические фигурки, поставив голубую собачонку рядом с Шалтаем-Болтаем в старинном плоеном воротнике. За ними он пристроил танцующую балерину, а на переднем плане — маленькую стеклянную туфельку, наполненную сахарным песком. Затем откинулся в кресле и принялся изучать этот пестрый набор. Что-то здесь не совсем устраивало Сент-Ива, чего-то ему недоставало. Пропорциональности, что ли? Он немного сдвинул носок стеклянной туфельки. Лучше, но все равно не то… Развернул Шалтая-Болтая лицом к балерине, а собачонку выдвинул вперед, чтобы та уперлась мордочкой в туфельку.
Вот оно! Наконец-то во внешне простой композиции проявился смысл, — стоило только переставить отдельные компоненты. Но вся эта маленькая коллекция о чем-то напомнила Сент-Иву, вот только о чем? Об упорядоченности домашней жизни? О покое? Он улыбнулся и потряс головой, томясь по чему-то забытому, потерянному в глубинах памяти. Внезапно ощущение чего-то до боли знакомого, родного, но основательно забытого, рассеялось. Сладостная тоска — то ли по несбывшемуся, то ли по чему-то из прошлого — обернулась химерой, абстракцией. Ее уже не вернуть. Возможно, если не прикладывать столько усилий, радость и умиротворение вернутся…
Хмурясь, Сент-Ив вернулся к окну и запустил пальцы в волосы. У куста, куда он бросил муху, была обломана ветка, словно кто-то неосторожно наступил на нее. Секунду он озадаченно смотрел на куст. Что за черт! Ведь еще полчаса назад никакой сломанной ветки здесь не было…
Его охватила паника; Сент-Ив перешагнул через низкий подоконник и, оказавшись снаружи, сверху донизу осмотрел стену. «Вот опять!» — сказал он самому себе, хотя никого не было видно.
Сорвавшись с места, он добежал до угла особняка и выглянул, стремясь настичь неизвестного соглядатая. Никого! Огляделся по сторонам, затем помчался к каретному сараю и обежал его кругом. Дверь оказалась заперта; пытаться проникнуть внутрь он не стал, а вместо этого устремился через луг к силосной башне. Эх, надо было крикнуть Хасбро или, по крайней мере, захватить какое-то оружие.
Двери башни запирались на двойной замок. Они хорошо просматривались из дома — и из кабинета, и из спальни Сент-Ива выше этажом. Покои Хасбро тоже выходили окнами на луг, к тому же башню было видно и из окна кухни, где хозяйничала миссис Лэнгли. При всех мерах предосторожности, предпринятых Сент-Ивом, едва ли у кого-то мог появиться шанс… Нет. Двери все так же заперты, замки нетронуты. Он тщательно оглядел почву, подмечая случайные следы там и сям. Только поставив рядом собственную ногу, Сент-Ив осознал, что выскочил из кабинета, как был, в одних чулках. Впрочем, другой ряд следов был размером поменьше, чем его необутая ступня. Значит, точно не Хасбро. Кракен, разве что, только он сейчас в Эдинбурге, а следы совсем свежие… Парсонс! Должно быть, это ученый секретарь Парсонс рыщет по округе, кто же еще? Больше некому.
Придя к такому выводу, Сент-Ив припустил трусцой назад, к окну кабинета, от избытка нервного напряжения молотя кулаком о подставленную ладонь. Догадки, предположения — в голове настоящая свистопляска, — но он просто обязан во всем разобраться… Земля под окнами кабинета была мягкой и влажной из-за воды, которая стекала сюда со свесов крыши. Ряд следов тянулся вдоль стены, будто кто-то, крадучись, шел здесь, намереваясь заглянуть в окно, и налетел на куст. Из-за волнения Сент-Ив не обратил внимания на эти следы сразу, как вылез из кабинета, зато теперь они его очень заинтересовали. Носки туфель оставили в земле глубокие отпечатки — стало быть, тот, кто пожаловал сюда, ступал медленно и тяжело, вероятно, согнувшись. Следы невелики — определенно, не его собственные.
Сент-Ив вернулся в кабинет, выдвинул один из ящиков стола и принялся в нем рыться, вытаскивая бумаги и книги. И вот искомое обнаружено. Обернутый тканью сверток извлечен наружу. Торопливо развернув и разложив на столе четыре гипсовых слепка следов, Сент-Ив перевернул каждый — на всех аккуратно выведены даты и названия мест. Первая пара отлита полгода тому назад с отпечатков, оставленных в грязи рядом с льдохранилищем в городке Стерн-Бей. Возраст второй — неделя; кто-то оставил эти следы на берегу реки Нидд. Туфли разные, хотя и одного размера.
Первую пару Сент-Ив сунул обратно в ящик, а со второй выбрался наружу и приложил к следам под окном. Идеальное совпадение! Опустившись на четвереньки, он внимательно рассмотрел один из оставленных в грязи отпечатков каблука. Задний краешек отсутствовал — стерт или изношен, так что каблук чем-то напоминает фамильный герб с обломанной четвертью щита. Сент-Иву сразу вспомнилась манера косолапого Парсонса семенить вперевалку с пятки на носок, стирая кожу на краях каблуков. Каблуки на гипсовых слепках изношены абсолютно так же. У Сент-Ива почти не осталось сомнений: это Парсонс! Ученый секретарь совсем недавно прошелся здесь, что-то вынюхивая. Хотя уверенности в том, что подозрительный тип, замеченный у реки неделей ранее, это все тот же Парсонс, нет, но… Стоял поздний вечер; моросило к тому же… Ну, кем бы ни был тот соглядатай, всего с полчаса тому назад он прокрался вдоль стены особняка, влетел в куст, сломав ветку, а потом, несомненно, заглянул в окно…
Сент-Ив в очередной раз залез к себе в кабинет, завернул гипсовые слепки в ткань и запер их в ящике стола. Затем, накинув пальто, зашагал по лугу к реке, как человек, преисполненный решимости, — и только на полпути обнаружил, что так и не надел туфли.
Он вернулся домой глубоким вечером, вполне удовлетворенный собой, хотя и преисполненный опасений. В гостях у лорда Келвина Сент-Ив пробыл три часа, совершенно убедив великого ученого в том, что пережитая им трагедия обернулась почти полной потерей рассудка. Лорд даже разок погладил гостя по голове — жест несколько унизительный, — но Сент-Ив испытал искреннюю признательность (красноречивое свидетельство того, насколько он ослаб духом). Впрочем, теперь дела пошли на лад. Усилия не были напрасны, хотя Сент-Иву начало казаться, что он состязается в беге с Парсонсом и прочими членами Королевской Академии, — кто придет первым? Когда эти ребята примут окончательное решение, они ворвутся в силосную башню с дюжиной солдат и объявят Сент-Иву шах и мат. Конец игре.
При этой мысли он вновь помрачнел. Схлынуло воодушевление, которое Сент-Ив испытал, выудив у самого лорда Келвина толику необходимых сведений. Он рухнул в кресло, чувствуя себя вконец измочаленным. Казалось, он мечется между двумя крайностями: обреченностью и самонадеянностью. Увы, люди научного склада крайне редко находят золотую середину. Ему отчаянно, просто позарез необходимо обрести равновесие, а он несется во весь опор, опять сбиваясь с намеченного курса.