Всегда с тобой (ЛП)
Я наклоняюсь ближе к Натали и Лив.
— Могу я спросить вас, девочки, кое о чем?
— Конечно. — Натали макает ложку в свой шоколадный мусс.
— Вы действительно думаете, что Софи сбежала?
Они обе вскидывают головы. Натали открывает рот, но Лив перебивает ее.
— Почему? — спрашивает она.
— Потому что, — шепчу я. — Я думаю, что тот же человек, который преследует меня, преследовал и ее.
Глаза Натали расширяются, но Лив усмехается и вгрызается в свой торт.
— У Софи не было преследователя.
— Был. Она просто не сказала тебе об этом.
Лив со стуком роняет вилку.
— Так откуда, черт возьми, тебе об этом известно?
— Майлз мне сказал.
Натали прикрывает рот рукой и шепчет:
— О боже мой.
Но Лив закатывает глаза.
— Как будто я поверю всему, что говорит этот мудак.
— Вы не обязаны ему верить — у него есть доказательства. Я видела их.
— Тебе не кажется, что это довольно удобно, что он единственный человек, который что-то знает о преследовании Софи? У кого есть доказательства? — Лив приподнимает бровь. — Мне это не кажется таким уж большим совпадением.
Мне хочется крикнуть ей, что это не Майлз, но Лив уже давно составила о нем свое мнение.
— Вы заметили, что она вела себя по-другому перед исчезновением?
Лив замирает, и Натали протягивает руку, чтобы поддержать ее.
— Да, — шепчет моя лучшая подруга. — Такое было. Несколько недель.
Я киваю. Софи была напугана, пытаясь выяснить, кто, черт возьми, мог быть ее преследователем, и сохраняя все это в секрете.
Но посмотрите, к чему привело ее подобное хранение секрета.
— Кто-нибудь из вас видел Софи на вечеринке у Джордана? — Спрашиваю я.
Они обе кивают.
— Когда я видела ее в последний раз, она сказала мне, что пойдет наверх выпить. Я уже была навеселе и рассеянна. — Лив сжимает руку Натали. Точно. Я помню, как они были вдвоем на диване и выглядели очень уютно. — Так что я не подумала об этом в тот момент, но родители Джордана хранят весь алкоголь в баре внизу. У нее не было причин покидать подвал. Остаток ночи я провела с Натали, так что после этого я ее больше не видела.
— Я тоже тогда видела ее в последний раз. — Натали торжественно вздыхает.
— Так вы думаете, она солгала насчет того, куда направлялась?
Лив пожимает плечами.
— Я прокручивала в голове ту ночь так много раз, что, честно говоря, больше не знаю, что и думать. Раньше она рассказывала мне все, но к той ночи… Казалось, что она скрывает целый океан вещей.
— Ты думаешь, именно тогда она сбежала?
Лив прикусывает губу, затем наклоняется ко мне.
— Я не думаю, что она убежала.
— Ты думаешь, с ней что-то случилось?
— Я… — Она бросает взгляд на Натали, глаза которой остекленели. — Я не знаю, что и думать. Но я действительно думаю, что если с ней что-то случилось, то за этим стоит Майлз.
— Он определенно замешан. — Натали вытирает глаза салфеткой. — Он причинил ей боль. Я знаю, что он это сделал.
— Но почему? Что он мог получить, заставив свою сестру исчезнуть? — Похоже, никто не может ответить на этот вопрос.
— Все, что я знаю, это то, что они никогда не ладили, — говорит Лив. — Я ходила в дом ее мамы или ее отца в Хартфорде, и всякий раз, когда Майлз был там, они все время ссорились. Софи винила его в том, что их родители расстались. Он был бездельником и не хотел никого слушать, а их родители не могли договориться о том, что с этим делать. Потом он ударил ее, и они захотели держаться порознь ради защиты Софи.
Его родители хотели разлучить его с Софи, чтобы защитить ее. Но единственная причина, по которой Майлз ударил Софи, заключалась в том, чтобы защитить меня.
Софи — дерьмовая сестра, раз обвиняет своего брата в разводе своих родителей. Если бы она сейчас была здесь, я бы устроила ей взбучку.
Джордан встает, пожимая руку крошечной, хрупкой миссис Уоллис, которая благодарит его за помощь ее служащему в уборке.
— Братья и сестры ссорятся, — говорю я. — Это не значит, что Майлз причинил ей боль.
— Ты не представляешь, сколько раз я слышала от него смертельные угрозы. Он сказал ей попасть под грузовик, пойти прыгнуть с обрыва. — Лив оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что больше никто не подслушивает. — Он сказал ей, что собирается убить ее.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Даже когда я чищу зубы, я чувствую на себе взгляды.
Я продолжаю смотреть в зеркало, чтобы убедиться, что я одна. На дверь, чтобы убедиться, что я ее заперла.
Я одна.
Но я не чувствую себя одинокой.
Как только я ополаскиваю лицо холодной водой, мой телефон звонит.
"ты хотела быть ею, не так ли»
«вот что происходит с такими девушками, как Софи Мариано»
Как кто-то может заставить мое сердце биться быстрее всего несколькими словами?
Они не причинили мне вреда. Пока. Но я понятия не имею, на что способен человек по ту сторону этих сообщений.
Это звучит так, как сказала бы Эш. Почему ты так стараешься быть похожей на нее?
Если кто-то в Бомонте убежден, что я хотела не просто заменить Софи, а быть ею, то это Эш. Или мама Майлза. Но она не стала бы преследовать меня, и она определенно не стала бы преследовать свою собственную дочь.
К счастью, если Эш — мой преследователь, я, вероятно, смогу заставить ее расколоться. Она никогда не была хорошей лгуньей. Самое сложное — заставить ее поговорить со мной.
Через долю секунды после того, как я кладу телефон обратно, по дому разносится громкий хлопок.
Я подпрыгиваю, и крик вырывается из моего горла.
Это была входная дверь? Кто-то взломал?
Я бегу в свою спальню, все еще в полотенце, и захлопываю за собой дверь. Черт. Я забыла свой телефон. Как я могу позвонить в полицию о том, что мой преследователь вломился в мой дом, когда мой телефон в другой комнате? Я не знаю, стоит ли мне рисковать и пробираться обратно через холл. Мой преследователь, возможно, прямо сейчас поднимается по лестнице…
Кто-то стучит в дверь со стороны где живет Мэйбл.
— Мэдлин? — Майлз зовет. — Ты в порядке?
Мое сердце застряло у меня в горле, не давая произнести ни слова.
Он врывается, не дожидаясь ответа. И его взгляд падает прямо на крошечное белое полотенце, едва прикрывающее мое обнаженное тело.
— Я услышала глухой удар, — выдыхаю я. — Я… я подумала…
— Черт. Наверное, это была книжная полка, которую я устанавливаю. Она упала. — В кои-то веки у него действительно хватает порядочности выглядеть застенчивым.
Я прижимаю руку к груди, желая, чтобы мое сердце замедлилось. Слава богу. Никто не вламывался в мой дом.
— Ладно, спасибо, что напугал меня до чертиков. Теперь ты можешь идти.
Он сказал ей, что собирается убить ее. Я выбрасываю слова Лив из головы.
Майлз потягивается и кладет руки за голову, демонстрируя плоский живот. У меня перехватывает дыхание при виде намека на пресс, на линию V, которая исчезает в глубине его джинсов.
— Я никуда не тороплюсь.
Я прочищаю горло.
— Ты должен. Мне нужно одеться.
Его ухмылка говорит мне, что я сказала что-то не то.
— Я тебя не останавливаю.
Я закатываю глаза, даже когда его взгляд перемещается от моей шеи к ногам и обжигает каждый дюйм моего тела. Он воображает, что лежит под полотенцем, и ему придется продолжать воображать, потому что он никогда этого не узнает.
— Убирайся из моей комнаты.
Майлз рассматривает мои рисунки на стенах с достопримечательностями Нью-Йорка — Статуя Свободы, Эмпайр Стейт билдинг, ночной горизонт.
В тусклом свете есть что-то завораживающее в чертах его лица. Линия его губ, острый подбородок, то, как танцуют его глаза. Все это манит вас посмотреть, заставляет вас отвести взгляд, если вы можете.
— Кто-то любит этот город, — говорит Майлз.
— Хватит тянуть время.