Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Через четыре дня он впервые повел батальон в бой — в атаку на удерживаемый фашистами город Фуэнтес-де-Эбро. За несколько дней до этого один старый друг нашел Джо сидящим в одиночестве в маленькой хижине при тусклом свете керосиновой лампы. Даллет признался, что чувствует себя одиноко и что его никто не любит. Он был полон решимости доказать, что не принадлежит к тем политработникам, что «отсиживаются в тылу», и продемонстрировать личное мужество, первым преодолев бруствер вражеских окопов. Когда друг попытался возразить, заметив, что так батальонами не командуют, Даллет не пожелал его слушать.
В день боя Даллет сдержал свое слово. Он первым выскочил из окопа и успел пробежать в направлении позиций фашистов всего несколько метров, прежде чем его сразила пулеметная очередь. Пуля попала ему в пах. Командир пулеметного расчета батальона докладывал после боя: «Атака началась в 13.40. Батальонный комиссар Джо Даллет наступал с первой ротой на левом фланге, где огонь был наиболее сильным. Он повел роту вперед, но, получив смертельную рану, упал. Джо до конца вел себя как герой, не позволив санитарам приблизиться к себе в хорошо простреливаемой зоне». Страдая от страшной боли, он попытался доползти до своих окопов, но был убит второй пулеметной очередью. Ему еще не исполнилось тридцати.
Стив Нельсон был ранен еще в августе и услышал о смерти Даллета во время поездки в Париж. Перед смертью Даллет написал Китти, что Нельсон будет проездом в Париже, поэтому она решила приехать туда из Лондона. Из Парижа она намеревалась перебраться в Испанию. Зная, что должен передать трагическую новость, Нельсон назначил встречу в фойе отеля, в котором остановилась Китти. «Она была раздавлена, — вспоминал Нельсон. — Рухнула как подкошенная, ухватившись за меня. Я почувствовал, что как будто стал для нее опорой вместо Джо. Обняв меня, она разрыдалась, и я тоже не смог сохранить самообладание». Когда Китти в слезах воскликнула: «Что мне теперь делать?!», Нельсон, недолго думая, предложил ей уехать к нему и Маргарет в Нью-Йорк. Китти согласилась, но сначала ее пришлось отговаривать от поездки в Испанию, где она хотела поступить добровольцем в госпиталь.
Китти вернулась в Америку двадцатисемилетней вдовой коммуниста и героя войны. Компартия Америки позаботилась, чтобы о ее жертве не забыли. Глава партии Эрл Браудер написал, что Даллет присоединился к тем, кто «отдал себя без остатка задаче обуздания фашизма». Один из немногих истинных коммунистов с дипломом университета, входящего в Лигу плюща, Даллет обрел статус мученика, павшего за дело рабочего класса. С позволения Китти партия опубликовала в 1938 году «Письма из Испании» — переписку Джо с женой.
Китти провела в тесной нью-йоркской квартирке Нельсонов несколько месяцев. Она встречалась с друзьями мужа, все они были членами партии. Китти сама потом рассказала государственным следователям, что числила среди своих знакомых таких известных деятелей Компартии, как Эрл Браудер, Джон Гейтс, Гэс Холл, Джон Стойбен и Джон Уильямсон. Тем не менее она утверждала, что вышла из партии и перестала платить членские взносы в июне 1936 года, когда уехала из Янгстауна. «Она явно находилась в очень расстроенных чувствах, — вспоминала Маргарет Нельсон. — У меня сложилось впечатление, что она испытывала огромный эмоциональный стресс». Другие друзья тоже подтверждали, что Китти долго не могла прийти в себя после смерти мужа.
Однако в начале 1938 года она приехала к подруге в Филадельфию и решила остаться, поступив весной в Пенсильванский университет. Китти изучала химию, математику и биологию и, похоже, наконец созрела для того, чтобы получить степень бакалавра. То ли весной, то ли летом того же года случай свел ее с врачом британского происхождения Ричардом Стюартом Харрисоном, с кем она была знакома еще девочкой. Харрисон, высокий, красивый мужчина с пронзительно голубыми глазами, практиковал в Англии и на тот момент заканчивал интернатуру, чтобы получить врачебную лицензию в США. Мужчина более зрелого возраста, аполитичный Харрисон, похоже, мог дать Китти то, в чем она отчаянно нуждалась, — стабильность. 23 ноября 1938 года она совершила очередной импульсивный поступок — вышла за Харрисона замуж. Их брак, как она потом говорила, был «невероятно неудачен с самого начала». Она рассказала подруге, что состояла в «невозможном браке» и «была давно готова уйти от мужа». Харрисон вскоре переехал в Пасадену, где поступил в ординатуру. Китти осталась в Филадельфии и в июне 1939 года получила степень бакалавра искусств с отличием в области ботаники. Через две недели она согласилась приехать к Харрисону в Калифорнию и поддержать видимость нормального брака, потому что, по ее словам, «муж был убежден, что развод погубит карьеру молодого врача».
 
К двадцати девяти годам Китти, похоже, достигла этапа, на котором могла взять ответственность за свою жизнь в свои руки. Застряв в тупике несчастливого брака, она тем не менее была полна решимости строить собственную карьеру. Больше всего ее увлекала ботаника. Летом Китти получила исследовательскую стипендию, позволившую ей поступить в аспирантуру лос-анджелесского отделения Калифорнийского университета. Китти намеревалась получить степень доктора и должность профессора ботаники.
В августе 1939 года она и Харрисон приехали на прием в саду в Пасадене, где Китти повстречала Оппенгеймера. Осенью начались занятия в аспирантуре, но она не могла выбросить из головы высокого молодого человека с ясными голубыми глазами. В последующие несколько месяцев они встретились еще раз и начали видеться регулярно. Хотя Китти была замужем, они даже не пытались скрывать любовную связь. Их часто видели в открытом двухместном «крайслере» Роберта. «Он приезжал [к моему офису] с прелестной молодой девушкой, — вспоминал доктор Луис Хемпельман, физик, преподававший в Беркли. — Она была очень красива. Маленькая, худая как щепка — как и он сам. Они нежно целовались и расходились в стороны. Роберт всегда носил “поркпай”».
Весной 1940 года Оппенгеймер, не церемонясь, пригласил Ричарда Харрисона и Китти погостить у него летом в «Перро Калиенте». В последний момент доктор Харрисон, как потом сам сказал ФБР, решил не ехать, но Китти отговаривать не стал. Вышло так, что Оппи пригласил на ранчо Боба и Шарлотту Сербер в то же самое время, и когда те явились на машине в Беркли из Эрбаны, штат Иллинойс, где преподавал Сербер, Оппи объяснил, что пригласил обоих Харрисонов, но Ричард не смог приехать. «Китти, возможно, поедет одна, — сказал он. — Вы могли бы захватить ее с собой. Решать вам. Однако, если вы это сделаете, могут возникнуть серьезные последствия». Китти с радостью согласилась ехать с Серберами и провела на ранчо целых два месяца.
Всего через день или два после приезда Китти они с Робертом — Китти всегда называла его только по имени — отправились верхом на ранчо Кэтрин Пейдж «Лос-Пиньос». Пара заночевала там и вернулась назад на следующее утро. Через несколько часов приехала и сама Пейдж, та самая женщина, по которой Роберт сходил с ума летом 1922 года. Кэтрин из озорства подарила Китти свою ночную рубашку, которую, как она призналась, нашла под подушкой Роберта в «Лос-Пиньос».
В конце лета Оппенгеймер позвонил доктору Харрисону и сообщил, что его жена беременна. Мужчины договорились, что Харрисон разведется с Китти, а Оппенгеймер женится на ней. Все закончилось очень цивилизованно. Харрисон рассказал ФБР, что «он и чета Оппенгеймеров сохранили добрые отношения, и все они имели современные взгляды на секс».
Хотя Боб Сербер был свидетелем страстного увлечения друга летом 1940 года, он был ошарашен октябрьским решением Оппи жениться. Услышав новость, он не сразу понял, кого выбрал Оппи — Джин или Китти. От него можно было ожидать всякого. Оппенгеймер увел жену у мужа, и некоторые из его друзей были шокированы скандалом. Оппи не слыл бабником, но если женщина испытывала к нему влечение, то он отвечал тем же. Он просто не мог устоять перед Китти.
Однажды вечером осенью 1940 года Роберт и Стив Нельсон выступали на одной сцене в Беркли во время акции по сбору средств для беженцев из Испании. Только что приехавший в Сан-Франциско Нельсон никогда не слышал об Оппенгеймере. Как главный оратор, Оппенгеймер заявил, что победа фашистов в Испании напрямую привела ко всеобщей войне в Европе. Он утверждал, что такие, как Нельсон, сражались в Испании, чтобы отсрочить эту войну.