Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Вся эта двойственность усугублялась тем, что за годы действия Народного фронта организационная структура самой Коммунистической партии, особенно в Калифорнии, стерла различие между аффилированным и реальным членством. Как писала в своих непочтительных мемуарах об опыте пребывания в отделении КП Сан-Франциско Джессика Митфорд, «в те дни… партия выглядела странной смесью открытости и секретности». Заговорщицкие «ячейки» сменили «отделения» и «клубы» — «номенклатуру, более созвучную американской политической традиции». В «клубах» могли состоять сотни людей, они вели дела партии в довольно открытой, неформальной манере. В них принимали всех, и люди, нередко осведомители ФБР, приходили на собрания в снятых напрокат залах, причем никто не обращал внимания на своевременную уплату членских взносов. С другой стороны, Митфорд сообщала, что ее и мужа «поначалу приписали к клубу “Саутсайд”, одному из немногих закрытых или тайных отделений для госслужащих, врачей, юристов и прочих лиц, на чьем роде занятий могла негативно сказаться открытая связь с партией».
В конце 1930-х годов многие интеллектуалы стояли слева от центра, поддерживали профсоюзы и выступали против фашизма, но не вступали в прямую связь с Коммунистической партией. А многие из вступивших в партию предпочитали не афишировать свое членство, даже если, как Оппенгеймер, активно работали ради достижения провозглашенных партией целей. Число тайных членов было до того велико, что в июне 1936 года глава Компартии Эрл Браудер посетовал: слишком много известных лиц американского общества скрывали свою партийную принадлежность. «Как развеять страх перед красными в рядах красных? — вопрошал он. — Некоторые из товарищей прячут свои коммунистические взгляды и связи как постыдную тайну. Они истерично просят партию держаться подальше от их работы».
Несколько лет спустя Хокон Шевалье утверждал, что Оппенгеймер был одним из таких тайных членов. Но когда Шевалье подробно расспросили о ячейке, в которой якобы состоял Роберт, он привел в пример безобидные дружеские посиделки, скорее похожие на «дискуссионную группу», упомянутую в его мемуарах 1965 года, а не «закрытую ячейку», описанную Митфорд. «Мы с ним создали группу, — сказал Шевалье Мартину Шервину, имея в виду Оппенгеймера. — Она была закрытой и неофициальной. Ее нет в архивах. <…> О ней никто не знал, кроме одного человека. Я не знаю, кто это был. Кто-то из верхнего эшелона партии в Сан-Франциско». «Неофициальная» группа, о которой никто не знал, «кроме одного человека», поначалу насчитывала шесть или семь участников, хотя одно время в дискуссиях принимали участие до двенадцати человек. «Мы обсуждали происходящее на месте, в штате, стране и во всем мире», — вспоминал Шевалье.
Архивы ФБР отражают версию событий Шевалье. ФБР завело дело на Оппенгеймера в марте 1941 года. Его имя попалось Бюро на глаза по чистой случайности в декабре предыдущего года. ФБР почти целый год прослушивало разговоры Уильяма Шнайдермана, секретаря парторганизации штата, и казначея штата Айзека Фолкофа. «Жучки» были установлены без разрешения суда или прокурора, то есть в нарушение закона. В декабре 1940 года агент Бюро в Сан-Франциско подслушал разговор Фолкофа о встрече «больших ребят» в доме Шевалье, назначенной на три часа дня. Еще одного агента отправили переписать номера автомобилей лиц, прибывших на встречу. Одной из машин оказался припаркованный около дома Шевалье «крайслер» Оппенгеймера. Весной 1941 года ФБР идентифицировало Оппенгеймера как профессора, «о коммунистических симпатиях которого сообщали другие источники». ФБР заметило, что он входил в исполнительный комитет Американского союза защиты гражданских свобод, который Бюро считало «фасадом Коммунистической партии». На Оппенгеймера тут же завели досье, в итоге распухшее до 7000 страниц. В тот же месяц Оппенгеймера включили в список «лиц, подлежащих содержанию под стражей на время расследования в случае чрезвычайного положения национального масштаба».
Другой документ ФБР со ссылкой на материалы следствия «Т-2 — еще одного государственного учреждения» утверждал, что Оппенгеймер являлся членом «профессиональной секции» Коммунистической партии. Один из документов «Т-2», обнаруженных в досье ФБР, включал в себя двухстраничную выдержку из неустановленного донесения, содержавшую списки членов различных отделений Компартии. Она перечисляла фамилии и адреса «отделения докеров», «отделения моряков» и «отделения дипломированных специалистов». В последнем состояли девять человек: Хелен Пелл, доктор Томас Аддис, Дж. Роберт Оппенгеймер, Хокон Шевалье, Александр Каун, Обри Гроссман, Герберт Реснер, Джордж Р. Андерсен и И. Ричард Гладштейн. Оппенгеймер определенно был знаком с некоторыми из этих людей (Пелл, Аддисом, Шевалье и Кауном). Также установлено, что некоторые из них являлись членами партии. Достоверность этого документа, не имеющего даты, однако, невозможно установить.
 
По словам Шевалье, который имел с Мартином Шервином длительную подробную беседу на этот счет, все члены так называемой «закрытой группы» платили Коммунистической партии членские взносы — все, кроме Оппенгеймера. «Свои взносы Оппенгеймер платил отдельно, — предположил Шевалье, — потому что, видимо, платил гораздо больше, чем был обязан». Или же, как неизменно утверждал сам Роберт, вносил пожертвования на конкретные дела, но никогда не платил членских взносов как таковых. «Остальные платили взносы конкретному участнику группы, который являлся открытым, известным членом [партии], — продолжал Шевалье. — Мне не следовало бы называть его имя, но это был Филип Моррисон». В остальном, если верить Шевалье, они не подчинялись «приказам» партии и действовали как группа ученых, встречавшихся для обсуждения положения в мире и политики. Моррисон, разумеется, давно перестал скрывать, что в 1938 году вступил в Коммунистический союз молодежи, а в 1939 или 1940 году — в партию. Когда его попросили подтвердить воспоминания Шевалье, он опроверг, что входил в одну партийную группу с Оппенгеймером. В то время Филип был еще студентом и никак не мог состоять в одной группе с преподавателями факультета.
Когда Шервин спросил Шевалье в 1982 году, что побудило его вступить в Коммунистическую партию вместо какой-нибудь левой группировки, тот ответил: «Не знаю. Мы платили взносы». Когда Шервин поднажал, спросив: «Вы получали приказы от партии?», Шевалье ответил: «Нет. В некотором смысле мы не являлись [обычными членами партии]». В те времена, объяснил он, у интеллектуалов вроде него и Оппенгеймера еще сохранялась возможность считать себя преданными делу активистами и в то же время быть свободными от партийной дисциплины. Члены группы вносили деньги на партийные нужды, выступали с речами на организованных партией мероприятиях, писали статьи и памфлеты для партийных изданий. Тем не менее, продолжал Шевалье, «мы оба одновременно были и не были [членами Коммунистической партии]. Как хотите, так и понимайте». Когда его попросили прояснить, что он имел в виду, Шевалье сказал: «Группа как бы оставалась в тени. Она существовала, но анонимно, и мы оказывали некоторое влияние, потому что наши взгляды на определенные события передавали в центр и с нами советовались. <…> Очевидно, то же самое происходило во многих частях Соединенных Штатов — высокопрофессиональные работники или просто люди, не желающие огласки, создавали закрытые группы».
Двойственную природу отношений между Оппенгеймером и Компартией, описанную Шевалье, подтвердил Стив Нельсон, харизматичный партийный вожак коммунистов Сан-Франциско и друг Оппенгеймера с 1940 по 1943 год. Нельсон встречался с Оппенгеймером в неформальной обстановке, но в то же время служил для партии связным с университетскими кадрами. «Я встречался с этой группой неформально, — рассказал Нельсон в интервью 1981 года, — и в нее входили как партийцы, так и беспартийные, они свободно обсуждали предстоящие дела. <…> Эта группа дискутировала вопросы внешней политики. По всеобщему мнению, которое разделял и Оппенгеймер, Соединенные Штаты, Англия и Франция допустили бы трагическую ошибку, не создав альянса против Италии, трагическую ошибку. Я уже не помню, кто именно выступил с такими словами — Шевалье, Боб [Оппенгеймер] или кто-то другой. Такова была общая атмосфера встречи».