Приманка

Потрясенная и зачарованная Клэр смотрит, как девушка на раме поднимает голову и говорит что-то одному из мужчин. Тот поворачивается к стене и вешает хлыст на крюк. Лишь тут Клэр замечает, что вся стена покрыта орудиями пыток: мотками веревок и кожаными путами, причудливыми кнутами и тростями, как у Чаплина, поясами и наручниками. Мужчина снимает большую округлую палку. Девушка слегка шевелит привязанными ногами. Клэр видит блеск какого-то пирсинга глубоко между ее бедрами. Мужчина принимается бить ее палкой, чаще, чем раньше. Бедра девушки начинают дрожать. Она поднимает голову и истошно вопит. Лишь после этого мужчина останавливается. Подходит к ней и заставляет целовать палку.
Когда девушку отвязывают, она остается лежать на раме в изнеможении. Небольшая группа возбужденных представлением зрителей устраивает импровизированное связывание. Несколько человек наблюдают. Остальные расходятся.
– Наверху есть бар, – говорит Кристиан. – Или предпочтете пойти куда-нибудь, где поспокойнее?
– Вы этого ожидали? – интересуется Воглер.
Они идут по Бродвею. Клэр дрожит, хотя ночь теплая. Разумеется, они предвидели, что нечто подобное может произойти.
– О, я все это испробовала, – отвечает Клэр со всей беспечностью, на какую способна. – Подобные зрелища меня не возбуждают.
– Я так и думал, – негромко произносит Воглер.
– Все это очень… глупо, правда? Нарочито. Кроме того, в подобных положениях власть, по сути дела, принадлежит низу. Неизменно существуют условные слова. Обычно названия цветов: красный означает «прекратить все», желтый – «прекратите данную пытку», зеленый – «продолжайте в том же духе». Готова держать пари, девушка таким образом сказала верхам, чтобы те под конец сменили хлыст на палку, причиняющую менее сильную боль.
Воглер, явно пораженный глубиной ее познаний, кивает.
– Эти клубы немного напоминают то, что происходит во время поездок в «Диснейленд», – продолжает Клэр. – С виду страшно, может, даже ужасаешься поначалу, но в глубине души сознаешь, что никакой опасности нет.
Воглер останавливается.
– Вот-вот. Именно в этом и заключается моя точка зрения.
– То есть?
– Вы ищете не шаржированного тюремщика, который станет избивать вас до полусмерти. Нет. Вам нужен человек, который будет держать вас за руку, когда вы прыгнете вместе с ним в бездну.
– Да, – кивает Клэр.
– Человек, который поведет вас туда, где не потребуется условных слов, когда станет страшно.
Пешеход позади них замедляет шаги, когда останавливаются они. И белый фургон с тонированными стеклами, ползущий с черепашьей скоростью ярдах в пятистах сзади, потихоньку подъезжает к бровке.
– Вы говорите о смерти, да? – спрашивает Клэр.
– О доверии, – поясняет Воглер. – Когда доверяешь человеку полностью, условные слова не нужны.
Воглер признается, что квартира Клэр ему нравится. Именно таким он и представлял ее жилище: без претензий, но обставленное со вкусом. Клэр извиняется за легкий запах краски, объясняет, что на днях сделала ремонт.
В китайском магазине на Сорок девятой улице Кристиан купил имбирь, порошок из пяти специй, семечки кардамона, зеленую фасоль и живого краба из огромного булькающего аквариума; его громадные клешни связали липкой лентой. По пути домой в такси Клэр опасливо наблюдала, как сумка с их ужином пытается бегать по сиденью.
На кухне Воглер наливает в кастрюлю холодную воду и показывает Клэр безболезненный способ умерщвления краба, медленно согревая его в воде. Краб изредка ударяет клешнями по стенкам кастрюли, словно старый боксер, внезапно выбрасывающий вперед перебинтованные кулаки. Через несколько минут кухню оглашает негромкий пронзительный свист. Воглер объясняет, что это из панциря вырывается воздух.
Пока краб варится, Кристиан подходит к Клэр и нежно берет ее за подбородок. Она улавливает легкий, незнакомый аромат заграничного одеколона, потом ощущает на губах его тонкие, жесткие губы. Отвечает на поцелуй и прижимается к Кристиану, ткань его костюма щекочет ее голые руки и ноги.
 
– Кажется, форель заглотила муху, – негромко произносит Конни. – Или наоборот?
– Похоже, оба что-то заглотили, – отвечает Фрэнк и регулирует контрастность монитора, бранясь под нос.
– Раздевайся, – говорит он.
Краб ударяется о стенки кастрюли, она покачивается.
– Нет, – отвечает Клэр. – Пока нет, Кристиан. Извини.
«Не думаю, что, когда ты откажешь ему, он прибегнет к насилию, – сказала Конни. – Полагаю, самообладания у него хватит. Этот убийца выбирает нужную минуту, он скорее управляет событиями, чем реагирует на них. Однако мы на всякий случай будем поблизости».
В его зеленых глазах ничего не прочесть, их глубины непроницаемы, как нефрит.
– Не при первом свидании? Не думал, что ты живешь по таким правилам.
– Дело не в правилах. Все это… происходит очень стремительно. Я в замешательстве. И мне случалось раньше совершать ошибки. Меня разочаровывали.
– Меня тоже. Но я искренен с тобой, Клэр.
– Мне нужно время, – просит она. – Еще немного времени.
– Хорошо. – Кристиан целует ее снова. – Столько, сколько тебе нужно.
Он достает краба из горячей воды и показывает, как разбить панцирь молотком, чтобы отделить ядовитый мозг.
 
Глава двадцать вторая
– Было… интересно, – говорит Клэр.
Фрэнк с Конни смотрят на нее скептически.
– Что я могу сказать? – пожимает она плечами. – Он обаятельный, умный… само собой, очень напористый, но думаю, менее уверенный в себе, чем кажется…
Они смотрят на нее, словно родители, не одобряющие кавалера дочери.
– Как он выглядел, когда разделывал краба? – спрашивает Конни. – Был хоть немного возбужден?
– Конечно. Я тоже. Мы проголодались, а краб был очень аппетитным. Воглер очень хорошо готовит.
– Это беспокоит меня, – обращается Фрэнк к доктору Лейхтман.
– Клэр, пойми – одна из опасностей этой операции заключается в том, что ты можешь им увлечься, – произносит Конни. – Если я это замечу, то вынуждена буду ее отменить.
– Я не увлекаюсь! – раздраженно бросает Клэр. – Просто говорю, что если он убийца, то приятный, обаятельный убийца, вот и все.
Она чувствует легкий укол вины, вспоминая, как позволила себе реагировать на поцелуй Кристиана. Или это только доказывает, что она играла свою роль с полной отдачей?
– Покажи ей запись, – просит Фрэнк.
Конни ставит видеопленку. Изображение расплывчатое, зернистое, черно-белое, но Клэр понимает, что на экране ее квартира. Фигура на первом плане – Кристиан, варящий кофе. Удаляющаяся слева из кадра – Клэр.
– В двенадцать часов двадцать одну минуту ты пошла в туалет, – говорит Фрэнк. – Теперь смотри, что он делает.
Кристиан отходит от плиты, быстро пересекает коридор. Изображение исчезает, другая камера показывает, как он входит в спальню. Открывает шкаф, быстро перебирает ее платья, потом подходит к кровати и выдвигает ящики тумбочки. Поднимает оставленную на ней книгу и смотрит на корешок.
Воглер поворачивается, будто прислушивается к чему-то, и направляется к двери. В изножье кровати стоит корзина с бельем, он достает оттуда что-то, нюхает и кладет обратно. Через несколько секунд первая камера показывает, как Воглер разливает по чашкам кофе, когда Клэр снова появляется в кадре.
Клэр пожимает плечами:
– Ну и что? Он осматривал квартиру.
– Он шпионил в твоей спальне. Нюхал грязное белье.
– Поверьте, – говорит Клэр, – я сталкивалась и с худшим.
– Послушай, – произносит Конни, – мы показываем тебе это не потому, что он виновен. Отнюдь. Но Кристиан вновь не снял с себя подозрений. Мы лишь предупреждаем – будь начеку. Каждую секунду.
 
Глава двадцать третья
Дни Клэр обрели некое подобие распорядка.