Шут

* * *
Днем Дарий веселил графа и его гостей, незаметно для окружающих изучая присутствующих, ночью же все менялось. Ночь срывала маску, а лунный свет освещал истинное лицо Шута…
Серое небо плотным полотном накрыло землю графства, и каменный замок казался черным драконом, уснувшим на ровной глади темно-изумрудной долины. Мокрая после дневных ливней зелень сада выглядела изможденной, и еще недавно пышные цветки роскошных роз беловатыми пятнами выделялись в сумерках, источая слабый аромат. Замок затих, только изредка в сонной тишине слышны были шаги стражника и бряцание оружия.
В глубине сада показалась темная фигура. Бесшумно ступая по мокрому песку дорожки, человек направился к галерее, ведущей в замок. Он долго шел полутемными коридорами, спускался и поднимался по бесчисленным переходам и лестницам. Когда отблески факельного огня падали на него, одежда вспыхивала золотыми и серебряными отсветами и блики играли на странном колпаке, доверху наполненном влажными лепестками роз, который человек нес в руках. Он шел уверенно, избегая освещенных мест, которых становилось все меньше.
Это было заброшенное крыло замка, населенное странными звуками и, по слухам, призраками. Человек на минуту остановился перед тяжелой дверью, несколько раз повернул ключ в замке. Дверь с протяжным скрипом медленно отворилась.
В огромной комнате со стрельчатыми окнами царил полумрак, сумеречный свет пробивался сквозь полуистлевшие гобелены. Он вдохнул знакомый особый запах, в котором витал едва уловимый аромат розовых лепестков, устилающих пол. Он высыпал лепестки из колпака, и бубенцы, пришитые к трем концам шутовского колпака, издали мелодичный звон. Мужчина зажег свечу и приблизился к портрету, висящему напротив окна. Глаза красавицы, увенчанной диадемой, были печальны, в руке она держала розу. Если бы в комнате был наблюдатель, он без труда заметил бы странное сходство мужчины в костюме шута и красавицы: тот же овал лица, те же линии бровей. Они смотрели друг на друга, и казалось, будто нет потускневшей от пыли золоченой рамы и тонких трещин полотна, словно, пройдя сквозь время и пространство, взгляды их встретились.
Несколько ударов колокола разрушили магию взглядов. Шут вздрогнул. Он поклонился портрету, надел колпак, привычно качнув головой так, что все три бубенца звякнули в такт, и повернулся к выходу, отразившись в пыльном зеркале. Одежда, сшитая из лоскутов золотой и серебряной парчи, сияла в пламени свечи, взгляд переполняла тоска, уголки губ были опущены. Вероятно, это лицо могло бы показаться красивым, с правильными чертами и странным выражением умных внимательных глаз, но почти никто не видел его таким, привычная для всех частая смена гримас стала неотъемлемой частью его натуры. Глядя в зеркало, он снова качнул головой, губы его растянулись в дурацкую ухмылку, и только глаза смотрели серьезно и холодно.
– Триктрак – Шут-дурак! – Три бубенца – один золотой, один серебряный и один медный – привычно зазвенели, подтверждая метаморфозу своего хозяина…
Он запер за собой дверь, задул свечу и спрятал ее в нише, потом снял тряпицы с бубенцов на острых носах башмаков, и пошел, слушая, как звенят его шаги: левая нога – серебром, правая – золотом.
* * *
За окнами с неба лился дождь, бушевала буря, в камине жарко пылал огонь. Шут сидел у огня, тщетно пытаясь согреться, липкая, холодная дрожь с раннего утра поселилась в его теле, предвещая приближение нового приступа жуткой болезни. Он еще надеялся, что помогут снадобья, приготовленные в новолуние из редких трав, но они не помогали.
Закутавшись в шкуру, он стал медленно спускаться по лестнице к потайной комнате. Там, сняв яркий шутовской наряд, он облачился в скромную, но добротную одежду. Потом так же медленно добрел до конюшни, заплатив старому слуге, оседлал лошадь и выехал за ворота.
Ему казалось, что он ехал целую вечность. Ливень промочил одежду мгновенно. Ветер протяжно завывал и загонял лихорадку глубже. Сознание стало покидать его, когда он миновал деревню. Не размыкая губ, он звал на помощь, цепляясь бесчувственными руками за поводья. Ветер усиливался, дорога поворачивала. Он уткнулся лицом в лошадиную гриву и продолжал звать до тех пор, пока не почувствовал, как чьи-то руки обняли его… Потом забытье поглотило все…
 
Сначала возвращались звуки. Шепот и негромкое пение, бормотание и призывы. Треск огня, звон капели. Потом – запахи: терпкие ароматы трав, горьковатый запах дыма, знакомый, сытный хлебный дух. Он почувствовал тепло. Запахи и звуки окружили его плотной пеленой, убаюкали, увели в мягкий и долгий сон.
Проснувшись, он открыл глаза. Горели свечи, тени, причудливо переплетаясь, плясали на стене. Деревянные стены дома были увешаны пучками трав, на полках стояли, ловя огненные блики, замысловатые склянки. Женщина с длинными седыми волосами и юным лицом – Моргана – склонилась над ним.
– Тетушка…
– Наконец-то, еще несколько шагов во тьму, и я бы не смогла тебя привести обратно! Здравствуй, племянничек мой названый. А теперь спи, сон целебнее трав, правдивее слов… Спи, побудь в царстве дрем, отдохни в плену грез…
Ровное теплое забытье мягкими лапами обняло его и, покачивая, понесло туда, где тишина и покой исцеляют тело и лечат душу. Время перестало существовать, время растворилось в пространстве…
Дарий, благодаря искусству Морганы, вернулся из страны теней, он быстро набирал силы и вскоре уже мог упражняться с мечом. Плохие вести застали Дария почти выздоровевшим, плохие вести вынудили его изменить планы и отправиться в путь, не появляясь в замке. Плохие вести летят стремительнее птиц в поднебесье, и Дарий, оседлав коня, отправился в путь, пытаясь догнать ушедшие в прошлое дни. Он торопился на запад, туда, где за лесами и равнинами возвышался фамильный замок сэра Роджера. Только так мог Дарий спасти замок и все его окрестности.
 
Приближение Всадника
 
Наступала ночь, кроваво-алое солнце медленно опускалось за горизонт, заливая тревожным светом зубчатые верхушки деревьев. Другую часть неба заполняла иссиня-черная туча, наползающая с севера. Казалось, будто сама тьма наступает на мир. Воздух замер, умолкли голоса птиц, жители деревни попрятались в домах, плотно закрыв ставни, и только Моргана пристально смотрела на закат, потом она распустила волосы и, босая, медленно пошла к опушке леса, туда, где черной громадой возвышался всадник.
Ведьма встала напротив камня, она смотрела, как последние лучи угасающего солнца медленно тают на шершавой поверхности камня. Тишина стала абсолютной, бесшумно сверкнула яркая молния, затем мощный грохот оглушил все живое, и тяжелые струи воды обрушились с небес. Моргана стояла под дождем, вода текла по ее лицу и телу, губы ее бесшумно шептали древние слова. Новая молния осветила мир, каменный всадник пошевелился, конь его встал на дыбы, всадник занес тяжелый клинок над Морганой, и третья молния разящим клинком ударила оживший камень. Мелкие осколки упали к ногам ведьмы. Она опустилась на колени и долго стояла так, касаясь ладонями острых камней.
Буря бушевала всю ночь. Лишь перед рассветом ведьма вернулась в дом, она развела огонь и долго смотрела на пламя, с мокрых волос ее стекала вода, а по щекам струились слезы.
* * *
Буря стала стихать, когда в дверь дома Марты и Тома постучали. Марта проснулась мгновенно, ей казалось, что случилось то, чего она так долго ждала. Том нехотя встал с кровати и пошел открывать. На пороге стояла продрогшая, встревоженная Моргана.
– Ты?
– Кто там? – Марта выглянула из соседней комнаты.
– Я могу войти? У нас мало времени! – Том посторонился, впуская Моргану в дом.
– Что случилось?
– Кузнец, у тебя есть оружие?
– Зачем тебе оно?
– Слушай, скоро свирепые воины будут здесь. Собирай оружие, предупреди соседей и уходи в лес! Всадник скоро будет здесь!
– Всадник?