Стоянка поезда – двадцать минут
2 де
кабря
мы продолжали
двигаться
вперёд
и смогли
занять
Николаев,
расположенный
в 15 километрах
от Москвы, —
во время
ясной
солнечной
погоды
я видел
в бинокль
купола
московских
церквей.
Наши батареи
обстреливали
предместья
столицы,
однако
у нас уже не было орудийных
тягачей.
Шевалье
располагал
лишь 10 боеспособными
танками.
С 9 октября
по 5 декабря
дивизия
«Рейх», 10-я танковая
дивизия
и другие
части
XVI танкового
корпуса
потеряли
7582 военнослужащих,
что составляло
40 процентов
их штатного
личного
состава.
Через
шесть
дней, когда
наши позиции
были атакованы
вновь прибывшими
сибирскими
дивизиями,
наши потери
превысили
75 процентов
начальной
численности.
В тот же день нам стало
известно,
что после
атаки
на Перл-Харбор
Германия
и Италия
объявили
войну
Соединённым
Штатам.
Это известие
пагубно
повлияло
на боевой
дух некоторых
моих товарищей.
Мы задавались
вопросом,
как поведёт
себя наш японский
союзник
в отношении
СССР? То, что нам приходилось
постоянно
воевать
с новыми
сибирскими
частями,
не предвещало
ничего
хорошего.
На следующий
день, 12 декабря
1941 года, был отдан
приказ
отступить
на линию
Волоколамск —
Можайск…
Я думаю,
что, несмотря
на грязь, мороз
и бездорожье,
несмотря
на предательство
и бездарность
некоторых
начальников,
неразбериху
в нашей
логистике
и героизм
русских
солдат,
мы захватили бы
Москву
в начале
декабря
1941 года, если бы в бой не были введены
новые
сибирские
части».
* * *
С не
которых
пор Генрих
стал вести
записи
воспоминаний
о своём
пребывании
на Восточном
фронте.
С тем, чтобы
сохранить
эти воспоминания
для потомков,
дабы ужасное
случившееся
с его поколением,
не смогло
повториться
с внуками
и правнуками.
Нацизм
не должен
повториться
никогда…
Может
быть, со временем
удастся
даже напечатать
книгу.
Хотя времени,
отпущенного
любому
смертному,
остаётся
всё меньше
и меньше.
Заправив
в каретку
пишущей
машинки
чистый
лист бумаги,
Генрих
некоторое
время
размышлял,
с чего начать
новую
главу
рукописи.
Сделав
из фарфоровой
жёлтой
чашечки
глоток
ещё не остывшего
кофе, стукнул
пальцем
по первой
клавише.
«С прош
лой
ночи мы находимся
в Калинине.
Это был тяжёлый
переход,
но мы его совершили.
Мы шли вверх по дороге,
тянущейся
к этому
плацдарму,
как длинная
рука, без значительного
прикрытия
с каждого
из флангов.
Плацдарм
должен
быть удержан
из стратегических
и пропагандистских
соображений.
Дорога
несёт
на себе отпечаток
войны:
разбитое
и брошенное
оборудование,
разрушенные
и сожжённые
дома, громадные
воронки
от бомб, останки
несчастных
людей
и животных.
Город —
размером
с Франкфурт,
не считая
окраин.
Это беспорядочное
нагромождение,
без плана
или отличительных
черт. В нём есть трамваи,
светофоры,
современные
кварталы,
здания
больниц
и госучреждений —
всё вперемешку
с жалкими
деревянными
лачугами
и избами.
Новые
дома были расположены
на песчаной
пустоши,
без всякой
ограды,
если не считать
деревянной
изгороди.
Вслед
за ними поднимались
заводские
корпуса
во всей своей
неприглядности,
со складами
и с железнодорожными
подъездными
путями.
Однако
мы целый
час катили
по асфальтовым
дорогам,
читая
по пути причудливые
названия
вроде
«Кулинария»
над ресторанами.
Когда
мы вступали
в город,
то столкнулись
с тем, что русские
установили
свои орудия
на главной
дороге
и заставили
нас здорово
побегать…
Странная
жизнь
на этом острове
в чужой
стране.
Мы пришли
и готовы
ко всему,
независимо
от того, насколько
это будет
необычным,
и ничто
нас больше
не удивит.
За последнюю
четверть
часа царило
оживление
в секторе
справа
от нас. Позиции
третьей батареи
вышли
из строя.
Линейный
патруль
прекращает
действовать.
Снаружи
царит
жестокий
холод.
Это серьёзная
война,
серьёзная
и отрезвляющая.
Наверное,
она отличается
от того, какой
вы её представляете.
Она не настолько
ужасна —
потому
что для нас в вещах,
которые
считаются
ужасными,
осталось
уже не так много
ужасного.
Иногда
мы говорим:
«Будем
надеяться,
что это скоро
кончится».
Но мы не можем
быть уверенными
в том, что это кончится
завтра
или послезавтра.
И пожимаем
плечами
и делаем
своё дело. Я стоял
один в доме. Зажёг
спичку,
и с потолка
стали
падать
клопы.
По стенам
и полу ползали
полчища
паразитов.
У очага
было совсем
черно
от них: жуткий
живой
ковёр.
Когда
я тихо стоял,
то слышал
их беспрерывные
шорох
и шуршание.
Ничего,
это уже не приводит
меня в замешательство.
Я просто
удивляюсь
и качаю
головой.
Лето под
гоняло
нас вперёд.
Осень взяла
нас в плен своей
постоянной
безудержной
распутицы.
Теперь
зима стремится
окончательно
изгнать
нас из страны.
Ошибкой
было вслепую
вступать
в эти земли,
где всё нам чуждо
и которые
никогда
не будут
нам близки.
Здесь царит
холод
и враждебность,
всё здесь против нас.
Выс
шее
командование
вермахта
внимательно
следило
за событиями
советско-
финской
войны,
прозванной
также
«Зимней».
Были собраны
неплохие
данные
по действиям
войск
в условиях
суровой
зимы. Но, нападая
на СССР, нацистская
верхушка
слепо
верила
в блицкриг,
предусматривавший,
что Красная
армия
будет
разбита
не позже
ранней
осени,
и холода
вермахт
встретит
на зимних
квартирах.
В архивах
немецкого
радио
сохранились
записи
бесед
Гитлера
с Маннергеймом,
в ходе которых
фюрер
признаётся,
что армию
к зиме даже не готовил,
технику
и не думал
опробовать
в условиях
зимы, Самонадеянность
командования
дорого
обошлась
солдатам
и офицерам
вермахта.
Они были одеты
в стильную
форму,
пошитую
на фабриках
Hygo Bossa,
но обмундирование
совсем
не было рассчитано
на морозы.
Для утепления
применялись
жилетки,
кальсоны,
тёплые
варежки,
меховые
наушники —
ни шапок,
ни тулупов,
а валенки
вызывали
у вермахта
оторопь
и искреннее
восхищение,
но до конца
войны
так и не поступили
на вещевое
довольствие
гитлеровских
войск.
Всё это утепление
было рассчитано
на условия
европейской
зимы, где минус
10–15 градусов
являются
кошмаром
и катастрофой.
Не хватало
даже и шинелей.
Один из моих знакомых,
чудом
выживший
на Восточном
фронте,
рассказывал,
что в 3-й армии,
где он служил,
выдавали
одну шинель
на четырёх
солдат.
Морозы
в 1941 году ударили
рано — в начале
ноября
и температура
быстро
упала
до 30 градусов
мороза.
А совсем
недавно
мне удалось
прочесть
мемуары
генерала
Гудериана,
Он пишет,
что при внезапно
ударивших
морозах
писал
в мемуарах,
войска
стали
срочно
утепляться.
Вермахт
развернул
против
населения
оккупированных
территорий
настоящий
морозный
террор
«Выставь
Ваню на мороз»:
семьи выгоняли
из жилья, невзирая
даже на наличие
маленьких
детей.
Чтобы
не дать немцам
отсидеться
в тепле,
Ставка
советского
главнокомандования
выпускает
17 ноября
1941 года Приказ
ВГК № 428, предписывавший
«разрушать
и сжигать
дотла
все населённые
пункты
в тылу немецких
войск
на расстоянии
40–60 км в глубину
от переднего
края и на 20–30 км вправо
и влево
от дорог».