Точка Лагранжа (Сборник)

Остальное, в общем-то, было делом техники.
Получив в свое распоряжение точную копию драгоценности рода де Легисамо, Маша выждала какое-то время и подменила кристалл. Таким образом, душа дона Луиса оказалась полностью в ее власти, и она не замедлила этим воспользоваться. Неожиданное охлаждение между супругами, возведение башенки с отдельным входом — все это результат магии El Corazon. Подсознательно Маша хотела оказаться как можно дальше от своего мужа, но так как бежать ей было некуда, де Легисамо стал гораздо чаще уезжать по своим торговым делам. Талисман не действовал на расстоянии, и поначалу не до конца выгоревшая страсть к жене вспыхивала в доне Луисе всякий раз, когда он оказывался за пределами «Холодной горы». Тогда он возвращался, летя к Маше, как на крыльях, и вновь с размаху бился о стеклянную стену равнодушия. К тому же, возвратившись, он каждый раз убеждался в том, что ожившие было чувства вновь угасали, и эти метаморфозы изматывали его больше, чем могли бы изматывать самые ожесточенные скандалы и ссоры. Поэтому дон Луис стал задерживаться в своих поездках подолгу, и Маша столкнулась с новым врагом — одиночеством.
По-видимому, именно тогда она и решила проверить свойства кристалла на моем друге, Николае Александровиче Стеллецком.
НИК СТЕЛЛЕЦКИЙ
Юрка был моим другом, мы истоптали плечом к плечу сотни верст во время Великой войны, вместе били германцев и краснопузую сволочь, я выхаживал его, когда он болел испанкой и потел бурым кровавым потом, а он вытащил меня, контуженного, из гиблых топей Сиваша. Мы делили с ним коней, оружие и женщин, мы были друг другу ближе, чем могут быть братья… и все равно сейчас я готов был его убить. Он не имел права говорить то, что говорил! Сидя на краю стола, покачивая ногой в тяжелом американском ботинке, держа меня — именно меня! — под прицелом своего «маузера», он говорил, говорил, говорил… Бесстрастно, как учили нас в университете мэтры юриспруденции, sine ira et studio, размеренным, глуховатым голосом… Боже, как я ненавидел его в эти минуты! Я пригласил его сюда, в «Холодную гору», я сделал все, чтобы гранд дал ему работу, я помог ему выбраться из того дерьма, в котором он оказался после Нового Орлеана, — и чем он мне отплатил? Каждое слово его было точно гвоздь, и гвозди эти он забивал прямо в сердца — мое, Машенькино, гранда… до остальных он, правда, пока не добрался, но и Миранда, и фон Корф сидели неподвижно, боясь пошевелиться, как будто пленные при приближении расстрельной команды. Когда он обвинил Машеньку в том, что она подменила кристалл, мне с трудом удалось подавить в себе звериное желание броситься на него, стащить со стола и избить в кровь. Остановило меня только то, что реакция у Юрки всегда была лучше — прежде чем я добрался бы до его горла, он бы прострелил мне ногу из своего «маузера».
Но когда он заявил, что Машенька якобы испытала магию кристалла на мне, я вдруг почувствовал себя как на фронте, когда безразлично, убьют тебя или нет, — главное, что надо идти в атаку, матерясь и крича, расстреливая черные фигуры врагов и захлебываясь ни с чем не сравнимым упоением битвой. Я медленно — почему-то хотелось все делать медленно и красиво — двинулся к нему через гостиную, и плевать мне было на его «маузер», меня, как броня, защищала моя ненависть к нему и любовь к Машеньке. И я уже почти подошел к Юрке, когда он лениво, почти нехотя, положил «маузер» рядом с собой на край стола, взглянул мне в глаза и сказал все тем же сухим, как ветка в осеннем лесу, голосом:
— Остановись, Ник.
И я остановился. Не потому, что перестал испытывать к нему ненависть, вовсе нет. Просто что-то внутри меня, где-то глубоко в мозгу, приказало моему телу замереть с занесенной на весу ногой. Клянусь, это был не я! Я по-прежнему хотел добраться до Юрки, но препятствие, неожиданно выросшее у меня на пути, казалось непреодолимым. Отчасти это походило на то, как если бы я уткнулся в прозрачную, невидимую стену, только вот стена эта была не передо мной, а у меня в мозгу. Лучше я объяснить не могу.
 
— Теперь вернись на место, — произнес Юрка. Меня бросило в дрожь. Это был все тот же Юрка Анненков, которого я знал тысячу лет, только теперь я почему-то реагировал на его голос, будто дрессированный пес в цирке Дурова. Я побрел назад на негнущихся ногах, боясь случайно встретиться взглядом с Машенькой.
— Я не гипнотизер, господа, — Анненков поднял руку, предупреждая вопросы. — Это — El Corazon. Лучшее доказательство этому — избирательность воздействия. Если бы я отдал тот же самый приказ господину барону, ничего бы не произошло. К счастью для господина барона, его душу кристалл еще не проглотил. А вот мой друг Ник уже там, со всеми потрохами.
С этими словами он вытащил из-за пазухи какой-то сверток и небрежно кинул его на стол рядом с «маузером». Сверток упал с костяным стуком, и этот звук отчего-то показался мне куда противнее, чем скрип стекла о стекло.
— Что это? — сипло каркнул дон Луис. Он потихоньку выбирался из кресла, двигаясь какими-то рваными, механическими движениями, словно заводная игрушка. Взгляд его был прикован к свертку, как бывает прикован к сочащемуся жиром окороку взгляд голодного бедняка.
— Да, — кивнул Юрка. — Это именно то, о чем вы думаете, дон Луис. Ваше сокровище.
Готов поклясться, что последнее слово он произнес с плохо скрываемым отвращением.
— Дайте, — прохрипел гранд, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами. Мой товарищ отмахнулся от него, как от курицы.
— Сядьте на пол, — приказал он, — и скрестите ноги по-турецки.
Со стороны могло показаться, что де Легисамо ударили под колени. Он опустился на ковер и принялся неловко подбирать под себя коротковатые ноги. На лице у него при этом застыло выражение совершеннейшего недоумения.
— Вот оно, ваше сокровище, — повторил Юрка. — Вы проводили с ним много времени, дон Луис, слишком много! Вы разговаривали с ним, делились своими мечтами и желаниями, вы сделали его своим союзником в бизнесе и в любви, и в конце концов ваше сокровище вас сожрало. Ваша душа сейчас там, в этом чертовом кристалле, я слышу ее музыку! И пока кристалл при мне, я могу заставить вас сделать что угодно. Поверьте, дон Луис, это несложно. И твоя душа, Ник, тоже там. Мария могла добиться своей цели, используя обычные женские чары, но она предпочла помощь амулета. Я не знаю, сумела бы она приручить Ника, если бы не камень. Господа, я знаю моего друга — он не из тех, кто затевает интрижку с женой своего босса, стоит тому отлучиться по делам. Полковник Стеллецкий — настоящий русский офицер, и честь для него не пустой звук. В его грехопадении виновен ваш драгоценный El Corazon — ну и сеньора де Легисамо, разумеется. Она получила то, что хотела — отомстила обманувшему ее мужу, держала его на расстоянии, а себе завела верного рыцаря, готового ради нее на любой подвиг. Ведь так, Маша?
И тут я в первый раз взглянул на Машеньку — осторожно, краем глаза. Взглянул — и обомлел. Лицо ее застыло белой алебастровой маской, а в глазах была ненависть.
— Вы — подлый человек, Юрий Всеволодович, — раздельно произнесла моя любимая. — Я доверилась вам, а вы меня предали.
К моему удивлению, когда Юрка ответил ей, в его голосе звучало смущение.
— Я предупреждал вас, Маша. Я говорил, что, если мне придется вытащить из пекла чертову бабушку, я это сделаю. Не моя вина, что вы заварили всю эту кашу вокруг кристалла. Но я никогда не говорил, что вы одна виноваты в том, что здесь произошло. Позвольте, я все-таки закончу свой рассказ…
РАССКАЗ КАПИТАНА АННЕНКОВА (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
…Владея кристаллом, сеньора де Легисамо чувствовала себя настоящей королевой «Холодной горы». Но наслаждаться тайной властью ей пришлось недолго. В столице вспыхнул мятеж, стоивший жизни генералу Прадо. Молодая вдова генерала, двоюродная сестра дона Луиса, которую Маша видела до того только на свадьбе, переехала жить в поместье.