Металлист. Назад в СССР (СИ)

Ладно, я ожидал, что всё будет гораздо хуже.
— Всё, а теперь готовьтесь! Чтобы в субботу всё от зубов отскакивало! — погрозила она пальцем. — И маски эти ваши не забудьте! В таком виде Таранов на сцену не выйдет!
Мы нехотя принялись убирать инструменты, Кобра встала и быстрым шагом вышла из актового зала. Любочка осталась с нами.
— Ну… Не так уж всё и плохо, правда? — пробормотала наш худрук, когда Кобра окончательно скрылась за горизонтом.
— Ожидал худшего, — честно признался я.
— Я тоже, — усмехнулась Катя.
— Вот только теперь маски придётся делать, — сказал я. — На всех.
— Из картона вырезать? Цветного, — предложила Света.
— Некрасиво будет, — сказала Варя. — Дёшево выглядит.
— Папье-маше, — сказал Толик. — И в чёрный покрасить. И блёсток налепить. Девчонкам. Нам можно без блёсток.
— А успеет всё высохнуть до субботы? — с сомнением сказал я.
— Не знаю, как получится, — сказал Толик. — Я просто идею предложил.
— Идея хорошая, — сказала Любочка. — Молодец, Толя.
Пионер почему-то цветом лица сравнялся со своим галстуком.
— Блёстки я найду, — сказала Катя. — Не проблема.
— Значит, делаем так, как Толик предложил, — постановил я. — Кто умеет?
Мы начали переглядываться друг с дружкой. Кажется, никто с папье-маше дела не имел.
— Хорошо, кто в теории знает, как это делается? — хмыкнул я.
Варя робко подняла руку.
— Клей ПВА надо и бумагу, — сказала она. — Бумагу нарвать мелко, и в клею замешивать.
— Отлично. Ты и займёшься, — распорядился я. — Я в тебя верю, ты справишься. Теперь… Плащи.
С костюмами на сцене всегда лучше, чем без них. Сразу видно, что группа готовилась специально для выступления.
— Я могу пошить, — сказала Света.
— На всех? — спросил я.
— Если короткие, то на всех, — сказала она.
— Вот досюда, — я показал длину до пояса.
— Да, хватит. Ткань у мамы есть, я попрошу, — сказала она.
— Отлично. Толик! Учи партии. Я слышал, ты сбивался, — продолжил я.
— Да я буквально вчера инструмент взял! — выдохнул он.
— Вот и учи, — сказал я.
— А вы с Катей что? Бездельничать будете? — спросила Варя.
Я почувствовал, что хожу по лезвию бритвы. Опасность, тревога, жирный восклицательный знак. Код красный.
— Кате тоже заниматься на барабанах надо, да, Катя? Вместе с Толиком, кстати, можете порепать, вам синхронизироваться надо, ритм-секция важнее всего, — сказал я. — Ну а я тебе с папье-маше помогу.
— Ла-адно… — протянула Варя.
Угроза исчезла. Но не до конца. Притаилась, как хищник в тени деревьев, как тигр в джунглях.
Мы убрали всё обратно в каморку, перетащили и колонки, и барабаны, вернули всё на свои места, занесли инструменты, развесили скрученные кольцами провода на вбитые в стены гвоздики. Порядок. Можно уходить.
— В пятницу генеральная репетиция. Всем быть обязательно, — сказал я, напоследок окидывая «Высокое напряжение» пристальным взглядом.
— У меня в пятницу театралка… — пробормотал Толик.
Он, кажется, посещал абсолютно все кружки и секции, до которых только мог дотянуться, и я пока не мог понять, делает он это по собственному желанию или по чьей-то указке.
— Ничего, пропустишь. Это же генеральная! — сказала ему Катя.
— Придётся, — вздохнул наш новый басист.
До выступления оставалось ещё четыре дня, и это, с одной стороны, целая вечность, а с другой, пролетят эти дни так, что даже и не заметишь. Оставалось только дождаться субботы и разорвать этот ДК своим выступлением.
В успехе я нисколько не сомневался, иначе и быть не может, по сравнению с другими городскими ВИА вроде тех же «Икарусов» мы звучали действительно свежо, по-новому.
После того, как все разошлись, мы с Варей отправились в универсам, искать клей для папье-маше. Откладывать это дело не стоило, не то мы можем просто не успеть изготовить эти самые маски, и придётся реально вырезать их из картона. А это будет смотреться максимально дёшево и убого. Представляю, как будут потешаться Дима Жаринов со своей командой, завидев нас в этих самодельных масках. А без них Кобра просто не выпустит меня на сцену.
 
ПВА отыскать не удалось. Только канцелярский прозрачный клей, и мы оба не были уверены, можно ли сделать папье-маше с его помощью, но на всякий случай купили две банки канцелярского. Потом отправились к ней домой. Запасы бумаги, как она сказала, должны быть дома, макулатуру она раньше сдавала исправно и по привычке хранила все газеты, журналы и прочее.
Елизаветы Константиновны дома не оказалось. Записка на столе лаконично гласила, что она ушла по делам и вернётся нескоро, и мы с Варей остались наедине. Она, как обычно, поставила чайник, усадила меня за стол, выставила угощение, а потом упорхнула в сени, искать бумагу для папье-маше и тару, в которой мы всё будем замешивать.
Чайник закипел, я поднялся и выключил газ. Варя так и не вернулась. Я решил сходить и проверить, не случилось ли чего.
Вышел в сени. Тут было темно, сени тянулись вдоль всего дома небольшим пристроем, выполняя роль ещё и кладовки, и за шторкой, закрывающей собственно кладовку от прохода в дом, я заметил мельтешение тусклого фонарика.
Тихонько заглянул за шторку. Варя копалась в каком-то деревянном ящике, перегнувшись через край и низко наклонившись. Даже встала на цыпочки, чтобы залезть поглубже, короткая школьная юбка задралась, демонстрируя мне колготки и то, что было под ними. В тусклых отсветах фонарика разглядеть особо не получалось, но воображение дорисовывало всё само, так, что юношеские гормоны снова ударили в голову буйным фонтаном.
— Да где же эти газеты, блин… — бормотала Варя себе под нос.
Я подошёл неслышно, ткнул пальцем в ягодицу, застав Варю врасплох. Не удержался. Она взвизгнула, подскочила, развернулась, сходу влепила мне пощёчину.
— Ты идиот⁈ — воскликнула она. — Ты чего делаешь⁈
— Я думал, ты тут потерялась. В царстве старых вещей и забытого хлама. Пришёл к тебе на помощь, — сказал я. — Не могу же я бросить тебя в беде.
— Дурак! — фыркнула она.
Руку с фонариком она опустила вниз, и мы стояли в интимном полумраке прямо друг напротив друга. Её грудь вздымалась, Варя не могла отойти от испуга, сердце бешено колотилось.
— Руки не распускай, понял⁈ — сказала она. — И вообще, подальше держись!
— Руки? Не буду, — сказал я, делая ещё полшага вперёд.
Теперь мы стояли почти вплотную, ближе, чем во время медленного танца. Варя попыталась отойти назад, но упёрлась в тот самый ящик. Мне вспомнился вдруг жар поцелуя и вкус малинового варенья на её губах, и я подался вперёд, надеясь на ещё один поцелуй.
— Ты вообще из-за Катьки подрался! — вдруг выпалила она, отталкивая меня обеими руками.
Я сделал шаг назад. Момент испорчен.
— А за тебя — вообще убил бы, — хмыкнул я.
— Дурак! — фыркнула она снова, оттолкнула меня, протиснулась мимо по узкому проходу.
Я вздохнул, поднял глаза наверх, оставаясь в одиночестве и темноте. Заметил стопку старых газет на полке. Что ж, бывает.
  
Глава 25
 
С папье-маше провозились до самого вечера. Елизавета Константиновна вернулась, кстати, почти сразу же, как мы зашли в дом, и посоветовала сварить клейстер вместо канцелярского клея. Так и поступили.
Получилась серая липкая масса, из которой мы и принялись лепить карнавальные маски, хотя я бы предпочёл маску-череп, как у Шао Кана. Сначала получалось не очень ловко, да и Варя меня избегала, почти не разговаривая со мной, но потом всё более-менее наладилось. И процесс, и наше общение.
Вылепили пять масок, каждому члену группы, оставили сохнуть у печки. Варя обещала покрасить их все гуашью и сделать резинки, и я не сомневался, что так она и сделает. В этом никаких сложностей не предвиделось.
Домой я вернулся уже затемно, но мать, к моему удивлению, лишь скользнула по мне недовольным взглядом. Начала, кажется, привыкать к моим загулам, она и про фингал почти не расспрашивала. Ужинать не стал, Елизавета Константиновна фактически заставила меня поужинать у них, просто собрал портфель на завтрашний день и завалился спать у себя на кухоньке.