Металлист. Назад в СССР (СИ)

В журнале имелась схема для печатной платы, но травить её было нечем, и я решил пока собрать всё навесным монтажом. По-колхозному. Транзисторы пришлось, правда, выпаивать со старых поделок Таранова, безжалостно уничтожая результаты его прошлых работ, но лучше уж так, чем просто выбросить их через энное количество лет.
Подточил напильником жало паяльника, подготовил всё на столе. Припой, канифоль, коробочки с элементами, монтажную плату из обыкновенного картона. Ну и принялся за работу, в творческом порыве сплетая паутину из проводов и припоя.
— Сашка! Иди обедать! — позвала мать из кухни.
— Ага, сейчас! — отозвался я.
Пахло жареной картошкой, от этого запаха урчал желудок, но мне надо было допаять ещё пару резисторов.
— Сашка! Остынет всё! — снова позвала мать. — Я уже наложила!
— Да, сейчас, иду! — отозвался я.
Само собой, сейчас я никуда не пошёл. Заработался.
— Сашка! Холодное будешь жрать! — пригрозила мать.
— Ага! — отозвался я.
Пообедал я только после того, как допаял всё, часа через три, обед плавно перетёк в ужин и вечерний чай. Без мультиметра паять оказалось чуть сложнее, чем я ожидал, ладно хоть у Сашки нашлась самопальная прозвонка из батарейки, щупов и лампочки. Собрал пока без корпуса, на проводах и плате. Обидно будет, если я соберу всё на совесть, в корпус, на века, а ничего так и не заработает.
Опробовать новую примочку хотелось как можно скорее, но это всё равно придётся ждать до завтра. Хотя бы до большой перемены. На выходных в школу мне не попасть. Было бы неплохо и домой электрогитару раздобыть, вот только это тоже из разряда фантастики. А к ней ещё нужен усилитель, гитарный кабинет, преамп, и прочая, и прочая.
На следующий день самопальную примочку нёс в коробочке, как настоящую драгоценность, на всякий случай прихватил и паяльник, и всё остальное, если вдруг понадобится работа над ошибками.
— Пойдём в камору, покажу кое-чего, — заговорщическим шёпотом предложил я Варе перед большой переменой.
Она почему-то густо покраснела. Но согласилась.
Мы поднялись в актовый зал, в каморку, я тут же бросился к гитаре. Варя села на парту, закинула ногу на ногу, заинтересованно глядя на мои манипуляции с проводами. Подключил питание, включил усилок, накинул ремень гитары на плечо. Провёл медиатором по струнам. Тишина. Вернее, только фон и треск.
— Ща, погоди, — буркнул я.
Проверил коммутацию, проверил все крутилки на примочке. Выставил всё на середину, ударил по струнам, и из колонок зажужжала перегруженная гитара.
— Да! — победно воскликнул я, испытывая то самое чувство, когда результат твоего кропотливого труда наконец приносит плоды.
Это особое, ни с чем не сравнимое удовольствие.
Покрутил настройки ещё, регулируя звук, пробежался по грифу, сыграл отрывок из’We are the champions'. Варя улыбнулась, узнала мелодию.
— Сегодня репетируем по-взрослому, — ухмыльнулся я. — Света на фуззе сыграет. Я на этой приблуде.
— Здорово! — воскликнула она.
По-моему, она скорее рада была видеть меня счастливым и улыбающимся, нежели реально понимала смысл этого дисторшена, но всё равно. Обрастаем потихоньку оборудованием. Ещё бы Катю снарядить по полной программе, и было бы вообще шикарно.
Понедельник вообще оказался каким-то днём обновок. После уроков к нам пришла Любочка, довольная и весёлая.
— Будет вам новый бас! — заявила она.
А вот басист пока не объявился, хотя в субботу, помнится, обещал быть.
— Вы просто прелесть, Любовь Георгиевна, — сказал я.
— Ну что ты, Саша, это моя работа, — смутилась она. — На неделе привезут.
— Круто! — воскликнула Катя.
— Песни на конкурс выбрали? — спросила Любочка.
— Пока нет, — сказал я. — Сегодня как раз хотели.
— Мне показать не забудьте! — погрозила она пальцем, хотя это выглядело скорее мило, чем угрожающе.
— Обязательно покажем, и Капитолине Григорьевне тоже, — сказал я.
Главное, чтобы у Кобры инфаркт миокарда не случился после этой демонстрации.
— Ладно, занимайтесь тогда, если что, я в учительской, — сказала Любочка.
 
Она вышла, цокая каблучками, а через пару минут в нашу каморку просунулась голова Данилы Мартынюка.
— Э-э-э… Привет… — пробасил он, обдавая всех запахом пота и курева. — Чё вы тут… Можно, да?
Варя скривила лицо, не скрывая своих истинных чувств, Катя вопросительно посмотрела на меня, Света испуганно склонилась над гитарой.
— Заходи, — махнул я рукой.
Мартынюк вошёл, и в каморке сразу же стало тесно.
— Девчата, это Данила, он хочет с нами играть. На бас-гитаре, — сказал я.
Катя и Света по очереди представились. Варя промолчала.
— Ничё тут, прикольно у вас, — сказал Данила. — Так, и на чём играть?
Он взял выпотрошенную «Тонику», оглядел с интересом, положил на место, взялся за чехол от баса.
— Погоди! — крикнул я, но было поздно.
Из чехла прямо на пол вывалилась бутылка портвейна. Естественно, вдребезги. Аромат молдавских виноградников густо разлился в воздухе, осколки стекла рассыпались по всему полу.
— Мартынюк! — прошипела Варя.
— Твою мать! Штаны забрызгал! Предупреждать надо! — воскликнул Данила. — Вы чё тут, бухаете, что ли?
— Света, открывай окно, проветрить надо, — хмуро произнёс я. — Варь, давай за водой, надо пол мыть.
— Чего? Пусть он сам моет! — возразила клавишница.
— Пусть сам моет, принеси просто, — сказал я. — Пожалуйста.
— Щас… — проворчала она, нехотя покидая каморку.
— Не буду я ничё мыть! Вон, девок сколько, пусть моют! — произнёс Мартынюк.
— Ты чё, обалдел? — фыркнула Катя.
Похоже, мы не сработаемся.
— Ты нам пузырь вина разбил, — напомнил я.
— Неполный, — уточнил Данила.
— Но разбил, — сказал я. — А он, вообще-то, три рубля стоит.
— Надо было Агдам брать, на рупь дешевле, — посоветовал Данила.
— Чё было, то и взял, — сказал я. — Ты тему-то не переводи.
— Давай убирай! — воскликнула Катя. — Щас если Любочка придёт, сам будешь объяснять!
— Я тут, что ли, бухал? — фыркнул Данила.
Варя вернулась с веником, ведром и тряпкой, вручила всё Даниле.
— Да не буду я! — сказал он, демонстративно сунув руки в карманы.
— Значит, пошёл вон отсюда, — равнодушно произнёс я.
— Ребят, не надо… — попросила Света. — Давайте, я уберу…
Никто её не услышал.
— Пф, не больно-то и хотелось! — фыркнул он. — Бывайте, музыканты херовы!
Данила отодвинул Варю плечом, вышел из каморки. В ней как будто бы и дышать сразу стало легче.
— Вот урод… — пробормотала Катя.
— А чего ты Мартынюка позвал вообще? — спросила Варя.
Я, во избежание лишних склок, принялся сам подметать осколки стекла.
— Я не звал, он сам попросился, — сказал я.
— Ах, ещё и сам попросился… — протянула Катя.
— Так нам басист нужен, хотя бы его думал взять, — сказал я.
— Уж лучше вовсе без басиста, чем такой, — хмыкнула Варя.
Я собрал осколки, Варя вымыла пол, старательно затирая розовую лужу, вынесла воду. Как раз вовремя, потому что как только она вернулась, почти сразу за ней вошла Любочка. Наморщила лоб, принюхалась, выглянула в открытое окно.
— Чем у вас тут пахнет? — спросила учительница. — Ещё и окно открыли, не продует вас?
С ответом мы замешкались, но Любочка не заметила.
— Я чего зашла… Саш, напиши на листочке мне список необходимого. Инструменты и всё прочее. Постараемся достать. Только без фанатизма, ясно? — сказала она. — Гитары новые не ждите, и синтезатор тоже.
— Вы ещё эти не сносили… — тихо буркнула Катя.
— Любовь Георгиевна! Да вы самая лучшая! Я вас просто обожаю! — воскликнул я.
Она самодовольно улыбнулась, принимая комплимент.
— А если конкурс выиграете, то вообще просите чего хотите, — сказала она.
— Ну, сперва хотя бы репертуар надо подобрать… — сказал я.
— А вы ещё не определились? Может, «Миллион алых роз» сыграете? Девочку на вокал взять… — предложила Любочка.