Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть

Думается, что последняя версия больше соответствует действительности, тем более что сами Н. В. Петров и О. В. Хлевнюк [147] обратили особое внимание на то обстоятельство, что генерал-полковник В. С. Абакумов в свое время имел самые тесные контакты со своим непосредственным куратором — начальником Управления кадров ЦК ВКП(б), секретарем ЦК А. А. Кузнецовым, — и еще в марте 1948 года они оба получили нагоняй за организацию «суда чести над двумя чекистами» без согласования с Политбюро. Более того, те же К. А. Столяров, О. В. Хлевнюк, Й. Горлицкий и Г. В. Костырченко [148] почему-то сами утверждают, что ход этому доносу дали Г. М. Маленков и его личный помощник Н. Д. Суханов. Но при этом как заговоренные все они дружно продолжают твердить о том, что во всем виноват только И. В. Сталин.　
5 июля 1951 года Политбюро, рассмотрев рюминское заявление, приняло решение: «поручить комиссии в составе т.т. Маленкова (председатель), Берия, Шкирятова и Игнатьева проверить факты, изложенные в заявлении Рюмина, и доложить о результатах Политбюро ЦК ВКП(б). Срок работы комиссии 3–4 дня» [149]. При этом, судя по известному «Журналу посетителей кремлевского кабинета И.В. Сталина», не дожидаясь выводов этой Комиссии, в ночь на 6 июля в присутствии четверки — В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Л. П. Берии и Н. А. Булганина — вождь устроил очную ставку В. С. Абакумова и М. Д. Рюмина. По итогам этой ставки в третьем часу ночи в сталинский кабинет был уже приглашен заместитель министра госбезопасности генерал-лейтенант Сергей Иванович Огольцов, который сходу был назначен и. о. главы МГБ СССР и пробыл в этой должности чуть больше месяца, до начала августа 1951 года. Причем в тот же день в МГБ СССР был назначен и его прямой куратор — представитель ЦК ВКП(б) Семен Денисович Игнатьев, занявший всего восемь месяцев назад важный в центральном партийном аппарате пост заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б).　
Между тем опальный В. С. Абакумов написал на имя вождя объяснительную записку, в которой разъяснил все обстоятельства по делу Я. Г. Этингера, отмел все рюминские обвинения и заверил И. В. Сталина в личной преданности ему. Тем не менее через несколько дней Политбюро ЦК приняло специальное Постановление «О неблагополучном положении в МГБ», в котором в адрес В. С. Абакумова добавились еще пара новых обвинений, в частности в «обмане партии» и в «затягивании следственных дел». А уже 8 июля опальный министр побывал на допросе у и. о. Генпрокурора СССР К. А. Мокичева, а 12 июля он был арестован и помещен в Лефортовскую (особую) тюрьму МГБ СССР. На следующий день была арестована и вся верхушка Следственной части по особо важным делам МГБ СССР, в частности ее начальник генерал-майор А. Г. Леонов и два его заместителя полковники М. Т. Лихачев и Л. Л. Шварцман. Позднее были также арестованы начальник 2-го Управления МГБ полковник Ф. Г. Шубняков, его заместитель генерал-лейтенант Л. Ф. Райхман, управделами МГБ генерал-майор М. К. Кочегаров, начальник Секретариата МГБ полковник И. А. Чернов, его заместитель полковник Я. М. Броверман и второй заместитель начальника Следственной части по ОВД МГБ полковник В. И. Комаров.　
Судя по «Журналу посещения кремлевского кабинета И. В. Сталина», вскоре после этих событий, в конце июля 1951 года, в присутствии Л. П. Берии и Г. М. Маленкова вождь провел важную встречу с новым руководством МГБ СССР, в ходе которой дал прямые указания С. Д. Игнатьеву, С. И. Огольцову, С. А. Гоглидзе, H. Н. Селивановскому, Е. П. Питовранову и министру МГБ УССР Н. К. Ковальчуку о серьезной перестройке всей агентурно-оперативной работы министерства и предложил сократить его агентурную сеть почти на 70 % и полностью ликвидировать институт осведомителей.　
Между тем, как уверяет Н. В. Петров, изначально И. В. Сталин предполагал назначить новым главой союзного МГБ генерал-лейтенанта С. И. Огольцова, но в начале августа 1951 года тот направил вождю личное письмо, в котором сообщил, что тяжело болен и по заключению врачей ему прописан постельный режим [150]. Более того, он предложил назначить врио главы МГБ СССР другого заместителя министра — генерал-майора Евгения Петровича Питовранова — и на него «возложить участие в допросах по делу Абакумова». Однако накануне своего отъезда в отпуск на Кавказ, 9 августа 1951 года, И. В. Сталин по подсказке Г. М. Маленкова назначил новым министром МГБ СССР Семена Денисовича Игнатьева, оставив за ним и ключевой пост заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б). При этом новым заместителем министра по кадрам был назначен бывший главный кадровик ЦК КП(б)У, первый секретарь Одесского обкома партии генерал-майор Алексей Алексеевич Епишев. А следствие по делу В. С. Абакумова было передано Генпрокуратуре СССР, где его куратором стал заместитель генпрокурора К. А. Мокичев.　
 
Тем временем сам М. Д. Рюмин, получивший «за рвение и бдительность на службе» должность и. о. начальника Следственной части по особо важным делам МГБ и звание полковника, решил не останавливаться на достигнутом и направил И. В. Сталину и Г. М. Маленкову новую порцию разоблачений на весь руководящий состав МГБ. В результате, вопреки робкому протесту самого С. Д. Игнатьева, Постановлением Совета Министров СССР М. Д. Рюмин был утвержден заместителем министра и членом Коллегии МГБ СССР, а также начальником Следственной части по особо важным делам. Вскоре он же стал инициатором новой волны арестов в центральном аппарате МГБ, жертвами которой уже в начале ноября 1951 года стали все отставленные незадолго до этого заместители министра, в том числе генералы Е. П. Питовранов, А. С. Блинов, H. Н. Селивановский и Н. А. Королев, которые многие годы находились под «враждебным влиянием» В. С. Абакумова и Ко.　
А тем временем тогда же, в ноябре, шарахнула новая «бомба». На сей раз после разговора И. В. Сталина с министром госбезопасности Грузинской ССР генерал-лейтенантом Николаем Максимовичем Рухадзе, который состоялся в Цхалтубо еще в конце сентября, Политбюро ЦК 9 ноября 1951 года приняло Постановление «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия М. И.» [151]. Как считают ряд историков (Н. В. Петров, О. В. Хлевнюк, Й. Горлицкий, В. М. Соловейчик [152]), несомненно, текст этого Постановления был продиктован знатоком местной специфики, то есть самим И. В. Сталиным, однако никаких серьезных доказательств своего «научного открытия» они так и не приводят. Более того, тот же Н. В. Петров акцентирует внимание на том, что в тексте данного Постановлении речь шла не только об «укоренившейся коррупции», которую прикрывает «группа лиц», состоящая из «мингрельских националистов», о самом «мингрельском национализме», который крайне опасен своей неуемной жаждой бесконтрольной власти и угрозой распада Грузинской ССР на ряд «провинциальных княжеств», но также о связях части руководства Грузии с грузинской белой эмиграцией, опекаемой американской разведкой. Причем в качестве главного агента иностранных спецслужб была названа известная парижская группа Ноя Жордания и Евгения Гегечкори — двух ключевых фигур бывшего правительства меньшевистской Грузии, — которая «обслуживает шпионской информацией американскую разведку, получая за это доллары». По версии самого Н. В. Петрова, упоминание Евгения Петровича Гегечкори, родного дяди (а вовсе не брата) Нино Теймуразовны Гегечкори — жены самого Лаврентия Павловича Берии, — было прямым выпадом против ближайшего сталинского соратника. Однако надо иметь в виду, что, во-первых, именно И. В. Сталин еще весной 1948 года инициировал возвращение на малую родину ряда грузинских меньшевиков из «французской ссылки», во-вторых, как верно подметил Ю. Н. Жуков, о возможных связях группы М. И. Барамии с антисоветской грузинской эмиграцией пока упоминалось лишь «теоретически» и, в-третьих, куда важнее, как считает В. М. Соловейчик, была возможная связь руководства Грузинской ССР не с белой эмиграцией, а с двумя известными и очень влиятельными еврейскими кланами: кланом Мирилашвили из мингрельского села Кулаши и кланом Крихели из Тбилиси. И хотя в этом Постановлении ничего пока не говорилось об арестах, они вскоре, конечно, последовали. Первым делом были арестованы второй секретарь ЦК КП(б) Грузии Михаил Иванович Барамия и министр юстиции Авксентий Нарикиевич Рапава, который до этого в течение целых пяти лет занимал должность министра госбезопасности Грузинской ССР.