Встреча

«Люси Сноу, осуждённая убийца, приговорённая к повешению, незадолго до казни сбежала из тюремной камеры в Томастоне, Мэн. Находясь в заключении, мисс Сноу тяжело заболела и наблюдалась у врача, чьё имя на момент публикации не было доступно. Как сообщает тюремный констебль, ему было объявлено, что заключённая умерла от считавшегося заразным заболевания. Разыскивая коронера, констебль покинул тюрьму. Вернувшись, он обнаружил, что тело, как и сам врач, пропало. Поиски доктора и девушки были начаты немедленно».
– Генриетта! Генриетта! – мистер Минц потряс Этти за плечо. – Вы в порядке?
По лицу девочки бежали слёзы:
– Я в порядке. В порядке. – Она начала стаскивать наушники. Девочка никогда не чувствовала себя счастливей, но понимала, что не должна показывать восторга. Ей надо добраться до Ханны. Надо сказать Ханне. Её сестра спасена. Люси спасена!
  
22. Смертельный ущерб
 
«Пипетки так удобны», – думала Лайла. Удобны и эффективны – всегда можно отмерить как раз столько, сколько требуется, не привлекая внимания. А ей нужно было правильное количество: не слишком много и не слишком мало, иначе кто-нибудь мог что-нибудь заподозрить. Как хорошо, что мисс Дойл оказалась никудышной морской путешественницей. Её начало мутить, едва она ступила на борт «Леонида». Судовой врач прописал ей настойку имбиря с мятным маслом. Лайле было достаточно просто добавлять в неё по две капли собственного опия. Концентрированная мята и имбирный аромат надёжно скрывали горечь опиумной настойки, и, ничего не подозревая, мисс Дойл погружалась в глубокий сон. Даже когда не спала, она становилась вялой и уступала всему, чего бы Лайла ни просила или ни требовала. А самое замечательное – никто, казалось, не замечал никаких перемен в поведении мисс Дойл. А если и замечал, то списывал всё на морскую болезнь.
Лайла готовила ночную дозу, пока мисс Дойл купалась в роскошной ванне. Мисс Дойл никогда не пользовалась подобными благами цивилизации, и сибаритская ванна с маленькой подушечкой, позволяющей полулежа почитать, была ей в новинку. Конечно, мисс Дойл могла в любой момент утонуть. Однажды ночью она заснула, и Лайла совершила то, что считала благородным спасением. Правда книга, грошовый ужастик – «Рубиновая нить» или что-то в этом роде – упала в воду и пришла почти в полную в негодность. Лайла, однако, расположила к себе мисс Дойл, зайдя в судовую библиотеку, чтобы добыть ещё одну книгу равных литературных достоинств. Когда таковой не нашлось, Лайла спросила горничную, нет ли у неё подобных книг, и та вернулась с двумя. Мисс Дойл была впечатлена и глубоко благодарна. Она даже сообщила об этом добром деле родителям девушки, разумеется, забыв упомянуть о содержании книги. Это до крайности взволновало Эдвину и Горацию Хоули – раньше их дочь никогда не отличалась состраданием.
А теперь глаза их «сострадающей» дочери искрились блеском, что так часто сопровождает безумие, пока она орудовала пипеткой, готовя вечернее зелье мисс Дойл.
– Эни, мини, майни, ти, – нашёптывала она самой себе. – Кому первому уйти? Миссис Дайер или Этти? Кто шагнёт навстречу смерти…? – она замолкла, а потом со смешком выпалила. – Навеки!
Этти думала, что она такая умная, шастая по кораблю и шпионя за людьми. У Лайлы были свои методы. Их отец выделил каждой дочери столько денег на мелкие расходы, что они могли бы скупить все магазины океанского лайнера. Посещение магазинов стало новым развлечением на роскошных лайнерах, и точно так же, как знаменитые рестораны и гостиницы предлагали жильё и еду, некоторые лондонские и парижские изысканные магазины открыли филиалы на борту «Леонида». Пассажиры могли платить за покупки наличными или же записать их на счёт каюты. На борту был чудесный шляпный магазин, а также ещё один по соседству, специализирующийся на довольно модных турецких шалях и итальянских шёлковых платках из Комо. Лайла купила несколько и обнаружила, что ими удобно расплачиваться с горничными. Соблюдая осторожность, она никогда не подкупала собственных слуг. Девушка по опыту знала, что Розанна и мистер Марстон настолько болезненно верны хозяевам, что никогда не продадутся, и предполагала, что прислуга других путешествующих была такой же. Другое дело судовые горничные. Их не связывала личная преданность, кроме того, Лайла не просила их о чём-либо недопустимом, вроде кражи. На что ей драгоценности миссис Дайер? Девушке нужны были лишь сведения, и, сегодня вечером, – доступ к каюте. Лайла сказала горничной, что она родственница миссис Дайер и хочет отнести ей подарок.
 
– У неё день рождения, вы знаете? – миссис Лимсоул, горничная палубы «А» по левому борту, резко вдохнула. Было непривычно, что кто-то, особенно не из её коридора, знает её имя. – О, и миссис Лимсоул, мне было так жаль услышать о смерти вашего супруга в прошлом году.
– Но как же вы об этом услышали?
– О, я уверена, он сопровождал мою крёстную, миссис Дайер, во многих плаваниях, и она так хорошо о нём отзывалась. Так прекрасно, что «Леонид» продолжает традицию службы Лимсоул с вами, его вдовой.
– О, спасибо дорогая. А я и понятия не имела, что вы крестница миссис Дайер и что у неё сегодня день рождения.
– Как и многим женщинам, ей не нравится говорить о своём дне рождения. Она не празднует, но я купила ей маленький подарок в ювелирном магазине. Конечно, это украшение не такое сказочное, как её собственные драгоценности. Это медальон, но зато с гравировкой, и я добавила к нему книгу стихов. Крёстная любит поэзию. И я хотела бы лично вручить ей подарок.
– О да, конечно.
– Когда лучше всего это сделать?
– После ужина она обычно возвращается в каюту, чтобы отдохнуть и освежиться. У неё часть бывает гость.
– О, мистер Уилер, да. Крёстная говорила, он рисует её портрет.
Болезненно бледные щёки миссис Лимсоул тронул слабый румянец.
– Думаю, лучше всего было бы, если бы вы пришли сразу после ужина.
– А если я приду немного пораньше, вы меня впустите? Хочу сделать ей сюрприз и оставить подарок на чайном столике.
– Конечно, я могу это устроить. Если хотите, принесу птифуров. Я имею ввиду, не именинный пирог или что-то такое, хотя можно организовать и это.
– О, как прекрасно! Птифуры были бы великолепны.
– И шампанское?
– Почему бы и нет? Почему бы не сделать всё грандиозным… только бы не слишком. Как я уже говорила, она болезненно переживает день рождения… – И про себя добавила: «Больше ей не придётся ни о чём переживать – она перестанет стареть».
Лайла посмотрела на часы, встроенные в прикроватный столик. Ужин начнётся не ранее, чем в восемь. У неё ещё почти пять часов. Мисс Дойл всегда отказывалась от десерта – судовой врач не рекомендовал ей жирной пищи – и принимала лекарство ровно за десять минут до ужина. К тому времени, как «компаньонка» выходила из-за стола, веки её тяжелели, и Лайла часто сопровождала её в каюту. Лайла завернула крышечку лекарства от морской болезни, положила его в небольшой кожаный чехол, где хранились другие туалетные принадлежности мисс Дойл, и выглянула в иллюминатор. С неба ещё струился слабый свет, но дни становились всё короче. К пяти уже сгустится кромешная тьма, а потом до ужина останется три часа.
Лайла была до крайности взволнована и даже с усмешкой подумала, что чувствует себя словно в собственный день рождения. В некоторой степени так оно и было. Девушка наблюдала за этими двумя с тех пор, как поползли слухи. Смотрела, как они танцевали на капитанском балу. Следовала за ними на прогулочную палубу первого класса, а потом – к маленькой уединённой кормовой палубе, где частенько встречались тайные любовники. Видела, как они обнимаются. Как художник целует миссис Дайер в шею. И почувствовала пробежавшую по телу странную дрожь. Она заставит его стать своим. Да, заставит! И он снова её нарисует. А она объяснит, почему должна была уничтожить картину, на которой он изобразил её с сёстрами. В её голове созрело отличное объяснение.