Встреча

– Я потанцую с тобой, дорогая, – сказал мистер Хоули, наклоняясь к дочери.
– Папа! Да я от стыда сгорю. – Вскочив, она пошла к столику с напитками, где разговаривали две женщины.
– Дора, вы не видели миссис Дайер?
– Она, разумеется, не здесь. Как и художник, – ответила вторая женщина с понимающей улыбкой, заставившей Эттин желудок сжаться.
«Хм, – подумала Этти. – Значит, об этом знает не только горничная миссис Дайер». Она забыла о пунше и решила побродить по комнате и послушать, обсуждает ли кто-нибудь ещё миссис Дайер и её художника. «Хороший детектив из агентства Пинкертона поступил бы так же», – отметила она. Но, прослонявшись по залу ещё минут десять, девочка так ничего и не услышала и вернулась к родителям.
– Пожалуйста, можно мне пойти в свою каюту? Я на середине такого чудесного романа.
– Ох, Этти, ты читаешь слишком много романов. И только не говори мне, что взялась за одну из этих тягостных диккенсовских историй о бедняках.
– Нет, мама, это Джейн Остин. Там все очень воспитанны, понимаешь? Люди, в основном, богаты, а если и не богаты, то не отчаянно бедны и не болеют, как у Диккенса. Беднейшие люди обычно викарии и что-то в этом роде. Никаких уличных оборванцев.
– Тогда, я думаю, всё в порядке, дорогая, – Эдвина затрясла пальцами, словно пытаясь рассеять неприятные образы, только что нарисованные дочерью.
По правде говоря, Этти лгала: узнай мама, что на самом деле читает её дочь, она бы закатила истерику или скандал. За это путешествие девочка уже дважды прочитала книгу Остин, а дядюшки Год и Барк дали ей «Приключения Гекльберри Финна», которые она так любила. Как же она жалела, что плывёт не на плоту по Миссисипи, а на этом дурацком корабле. Она только что прочитала ещё один чудесный отрывок о том, как прекрасна была жизнь на плоту. Этти повторила его.
Мы говорили, что нет дома лучше, чем плот. Везде кажется тесно и душно, но не на плоту. На плоту чувствуешь себя свободно, легко и удобно.
Да, вот что она чувствовала на борту «Леонида» – тесноту и духоту – и изводила себя вопросом, будет ли ей когда-нибудь по-настоящему свободно и легко. Час спустя она всё ещё читала, когда кто-то мягко постучал в дверь.
– Войдите.
Это была Лайла. Дрожащая улыбка играла на её лице, а когда сестра улыбалась, Этти всегда начинала нервничать, не уверенная, что сулит эта улыбка. Что пугало в Лайле, так это её предательская натура. Её улыбка никогда не была искренней, а, скорее, прикрытием двуличности.
– Чего ты хочешь? – тут же насторожившись, спросила Этти.
– Что ты читаешь? – спросила Лайла.
Этти крепче сжала свою книгу:
– Ничего особенного.
– О, действительно? То, как ты в неё вцепилась, наводит на мысль, что ты рассматриваешь грязные французские картинки – обнажённых девушек.
– Что? Ты с ума сошла?
– Поговаривают, что да, – она издала высокий, электрический смешок. И Этти показалась, что с её губ сейчас сорвутся искры, как в комнате Маркони при передаче сообщений.
– Если желаешь знать, я читаю Марка Твена.
– Никогда о нём не слышала, – наигранно зевнула Лайла.
Этти испугалась. Лайла была способна на что угодно, тем более это Этти бросила камень, убивший Яшму. Но, с момента возвращения старшей дочери Хоули, о кошках не было сказано ни слова. Однако теперь в глазах Лайлы закипала ярость. Она вспомнила? Они были одни. Клариса всё ещё танцевала. Родители тоже, а где сиделка – компаньонка – Лайлы, мисс Дойл? Разве она не должна везде с ней ходить?
Этти встала с кровати:
– Где мисс Дойл?
– Для этого мне мисс Дойл не нужна.
– Для чего?
Лайла стояла, перегородив дверь, глаза её расширились. В нефритовых омутах разгорелось яркое пламя, и Этти могла поклясться, что увидела вертикальную чёрточку – кошачий зрачок.
– Просто хочу задать тебе маленький вопросик, – голос Лайлы сочился с отвратительной сладостью. Словно марципан. Этти тут же подумала, как она ненавидит марципан.
– Спрашивай, – выкрикнула Этти.
 
– Мистер Уилер, ненароком, не на этом корабле?
«Ненароком?» – уши Этти почти вздрогнули. Где сестра научилась всем этим причудливым витиеватостям? Речь её была столь же обманчива, как и разум.
– Да. И что?
– Как бы выразиться поизящнее? – Лайла возвела глаза к потолку, будто размышляя над этим монументальным вопросом.
– Выкладывай уже, Лайла, – не стала деликатничать Этти.
– Что ж… Это правда, что говорят о нём и миссис Дайер?
– Откуда мне знать? Кто вообще такая эта миссис Дайер?
– Этти, дорогая, ты ответила неправильно, если ожидала, что я тебе поверю. Когда лжёшь, следует быть более собранной.
– Не понимаю, о чём ты говоришь.
– А я думаю, понимаешь. Преподам-ка тебе урок вранья. В конце концов, я – законченная лгунья.
– Я хочу спать, Лайла.
– Но не во время же моего урока! Итак, хочешь узнать, как надо было мне ответить?
– Хорошо. Что я должна была тебе ответить?
– Ты должна была сказать в таком порядке: «Кто вообще такая миссис Дайер?», а потом «Откуда мне знать?» Видишь, так гораздо убедительнее. Если бы ты сперва спросила, кто такая миссис Дайер, тогда следующий за этим вопрос «Откуда мне знать?» прозвучал бы более правдоподобно.
– Хорошо. Кто вообще такая миссис Дайер? Откуда мне знать?
– Вот, теперь правильно.
– Отлично. Теперь я могу пойти спать?
– Не-е-ет… – старшая сестра покачала головой, словно предостерегая маленького ребёнка. – Видишь ли, ты всё ещё не ответила на мой вопрос. Мистер Уилер крутит любовь с миссис Дайер?
– Я не знаю!
– Я не знаю, – повторила Лайла, передразнивая сестру. – А я думаю – знаешь. И, если ты действительно знаешь, как ты думаешь…? – она прижала ладонь к губам – задушить смешок. Нос её сморщился, будто она была маленькой девочкой, нарушившей правила. – Как ты думаешь, что скажет Ханна?
– Ханна? Какое отношение к этому имеет Ханна?
– О, я думаю, что они – любовники. – Тут Лайла запнулась, глаза её охладели. – Я знаю, что они любовники.
«Как она обо всём этом узнала?» – подумала Этти, почувствовав вспышку ярости. Действительно ли её безумная сестра была лучшим детективом, чем она сама?
– Но, конечно, они же из разных социальных классов, и эта миссис Дайер – тоже. Разведённая и служанка. А он, знаешь ли, из знатной семьи.
«Осторожно… осторожно, Этти, – предостерегала саму себя девочка. – Она знает не так много, как думает, и, самое главное, понятия не имеет, что Ханна тоже плывёт этим кораблём!»
– Но, – продолжила Лайла, – у миссис Дайер, определённо, есть деньги, и, я думаю, они ему и нужны. Возможно, я тоже могла бы ему их предложить.
Этти кивнула. И тут в дверь снова постучали.
– Войдите! – с облегчением почти провизжала она.
На пороге стояла мисс Дойл, выглядящая, как говорила Лайла, «накрахмаленно» даже в своём подобающем случаю розовом вечернем платье.
– Лайла, дорогая. Твои родители волнуются. Ты исчезла, ничего никому не сказав.
– Ни к чему волноваться. Болтаю со своей любимой сестрой, – она сладко улыбнулась Этти. – Она мне так помогла. – Лайла подошла к девочке. – Спокойной ночи, сестричка, – сказала она, наклонилась, чтобы поцеловать девочку, и прошептала ей на ухо. – И кстати, дорогая сестричка, я знаю, кто убил Яшму. И никогда не забуду. Никогда!
  
18. Она – моя семья
 
Натаниэль Лоуренс держал запястье Люси, следя за секундной стрелкой своих карманных часов, – пульс неравномерный. Он отложил часы и опустил руку девушки на одеяло, слегка её похлопав. Кожа была сухой, на подушечках образовались кристаллики. Он склонился над ней и мягко отвёл веко, наблюдая расширение зрачка. Это было так странно, впервые увидеть свою племянницу, племянницу, которая, как он думал, наверняка погибла под обломками «Решительного». Она была так больна, что походила на тусклое отражение своей прекрасной яркой матери Лаурентии.