Опекун (СИ)

Дамир не один, а в компании солидной семейной пары. И судя по тому, что он им что-то говорит, а они внимательно смотрят в мою сторону и улыбаются, обо мне идёт речь.
— Оля, позволь тебе представить…, — на этом Фролов умолкает, потому как я, стащив с подноса официанта бокал, выплеснула предателю содержимое прямо в лицо.
— Вы нас извините, мы отойдём, — ровно и спокойно обратился Дамир к обомлевшей супружеской паре и, ухватив меня под локоток, куда-то повёл.
Надеюсь, мы идём в укромное место, а то при свидетелях не с руки откручивать Фролову голову. Нет, мне без разницы, что после приезда полиции, люди дружно укажут на меня пальцем и в голос заявят, что истерзанное бездыханное тело – это моя работа. Переживаю, что кто-нибудь из числа особо сердобольных оттащит меня от Дамира, прежде чем он испустит дух.
О как! Судя по траектории, мы явно двигаемся в сторону кабинета, где совсем недавно, теперь уже мой бывший, лапал Надежду. Брезгливо, конечно, но… за неимением лучшего, сойдёт.
Мужчина всё так же молча открыл передо мной дверь и, чуть отстранившись, жестом предложил зайти первой.
Джентльмен хренов.
Хотя нет – Казанова недоделанный.
В течение часа уже со второй девушкой здесь уединяется. Только со мной ему однозначно не будет так хорошо, как с Надей. Вот был бы он мазохистом, тогда, да, возможно, и получил удовольствие. От побоев.
Уже внутри кабинета Дамир встаёт напротив меня и, вытерев ладонью с лица остатки шампанского, вопросительно приподнимает бровь.
Ну то есть ждёт объяснений. Конечно же, я объяснюсь, разжую всё до мельчайших деталей.
Пока шли по залу, у меня голова от количества пламенных речей взрывалась, а сейчас силюсь, ну хоть что-нибудь из себя вытянуть, но только и могу, что злобно и напряжённо пыхтеть.
В итоге агрессия выплёскивается из меня, но не изо рта, размахнулась и залепила мужчине пощёчину.
Кожа на ладони в агонии от шлепка, жжёт так, словно руку на раскалённую плиту положила, но душа требует ещё мести, и Фролов получает другой удар по щеке.
Держи Иуда!
Вторую пощёчину Дамир предвидел, поэтому в отличие от первого раза его голова не дёрнулась в сторону. Только странно то, что ведь и третья не исключена, а он даже попыток не делает защититься, стоит смирно и терпит.
У Дамира раскраснелось лицо и мне бы этим зрелищем насладиться, но выходит наоборот, чувствую какие-то неуместные угрызения совести. Нашла кого жалеть. Он-то, обнимая другую, обо мне не задумывался, просто взял и начихал, что ножом режет по живому.
— Полегчало? — поинтересовался Дамир, когда мои руки, безвольно повиснув по швам, больше ему не угрожали. — Теперь надо выговориться.
Нет, ну каков, а? Мало того что наставил мне рога, так ещё и психотерапевта из себя корчит.
— Ты…, — ткнув пальцем мужчине в грудь, начала я, — самый лживый, самый лицемерный, самый подлый человек из всех тех, кого я когда-либо встречала. Строишь из себя мистера совершенство, морали обожаешь другим читать, а сам..., а сам, а сам до сих пор спишь со своей драгоценной Надей. Причём даже того, что я здесь поблизости нахожусь, не постеснялся. Что так сильно зачесалось, или то, что я за дверью вашему акту остроты придавало?
Глава 72
Дамир таращится на меня, как будто несу полную ахинею, и он ничегошеньки не понимает. Неужели опустится до того, что начнёт отпираться? Если это так, то получается, я его совсем не знаю.
Ошеломлённое лицо Фролова, оскорбляет и рождает во мне вторую ещё более свирепую волну злости. И я вываливаю на него всё, начиная с детских обид и заканчивая претензией, что даже не догадался о моей девственности, которую он в наш первый раз забрал.
Вопила долго и громко, пока в какой-то момент не поняла, что уже даже слова не произношу, а, выдавая страшные звуки, взахлёб рыдаю, причём делаю это в объятиях Фролова, а он тихо шепчет, чтобы успокоилась, гладит то по спине, то по волосам и постоянно целует в макушку.
 
— Оля, ты из-за слёз, видимо, не слышишь меня, но ничего, хоть сто раз повторю. Я порвал с Надеждой, когда она в последний раз приходила ко мне в офис, и с тех пор до этого вечера мы не виделись. И сегодня между нами ничего не было….
— Врёшь, — кричу и отталкиваю Фролова. — Думаешь, я не помню последний визит Нади к тебе? Ага, как же. Она вывалилась из твоего кабинета вся помятая, а когда я к тебе зашла, ты сидел весь в помаде.
— И о помятом виде и о помаде, ты верно сказала, — Дамир сделал попытку меня подтянуть, но я не позволила. — Надя не очень хорошо приняла новость, что между нами всё кончено. Вела она себя, мягко говоря, неадекватно. Пришлось даже применить силу, чтобы её от себя отодрать. Оттого у неё и был помятый вид, а на мне помада.
— Да? Как интересно, — ехидно заметила я. — Значит, месяц назад, ты её с себя как прилипшую грязь смахивал, а что же тогда сегодня произошло, что ты к ней мило заглядывал в глаза, улыбался и нежно держал за руки?
— Оля, Надя просила без острой необходимости об её делах не распространяться, — склонив голову, выдохнул Дамир.
— Ну, разумеется, — хлопнула в ладоши. — Если не знаешь ответ, напусти таинственного тумана и прикройся вымышленным обещанием, мол и рад бы всё объяснить, но не могу, дал слово молчать.
— Я не давал слово молчать и так понимаю, острая необходимость точно есть. Надя позвонила мне позавчера и попросила о помощи. Ей самый крайний срок, через две недели нужно быть в Германии, работает она на себя, без образования юридического лица, а ещё не имеет недвижимости, в визе могли отказать. Я ей просто помог с документами, которые сегодня и передал.
— Туфта какая-то, — фыркнула я. — Зачем ей так срочно понадобилось в Германию?
— Затем, что там первоклассные онкологические клиники.
Твою же налево….
Если Наде понадобилась онкологическая клиника, вероятно, у неё рак. Грустно, страшно и безумно жалко. Красивая, утончённая, молодая…. Господи, дай ей сил и терпения победить болячку, и чтобы она к ней никогда не вернулась.
То есть, Дамир был рад видеть Надежду и держал её за руки не из-за вдруг вспыхнувшей страсти, а из сочувствия к не чужому для него человеку? Скорей всего так и есть, ведь я до того, как о болезни узнала, чуть ли не мечтала воткнуть Наде вилку в глаз, а сейчас об этом даже совестно думать.
Шмыгнув носом, вытерла слёзы со щёк и, подняв на Дамира виноватый взгляд, на всякий случай уточнила, верно ли я поняла:
— Надя больна?
— Да, — с тяжёлым выдохом подтвердил он.
— Значит, ты мне не изменял?
— Конечно же, нет. И даже не надейся, что когда-нибудь дам тебе повод уйти. Всё. Моя. Уже не отвертеться, — улыбнулся мужчина и, распахнув руки, позвал. — Иди ко мне, драчунья, будем мириться.
Мелкими шажочками вплотную подошла и лбом уткнулась Фролову в грудь.
— Я, по-моему, маху дала, да?
— Есть такое, — руки Дамира заботливо сжали меня в объятиях. — Но и без моей вины не обошлось, не надо было уходить без объяснений.
— Вот это точно, — шустро согласилась я. — Не представляешь, как было обидно и плохо. Такое в голову лезло. Чуть с ума не сошла.
Дамир сначала поцеловал в макушку, а после осторожно приподнял мне голову за подбородок, чтобы ему в глаза посмотрела.
— Зато я кое-что архиважное для себя выяснил.
— И что же? — нахмурилась я, потому как до сих пор всю трясёт, а у Фролова лицо, как у кота, который исхитрился не только стащить с хозяйского стола сосиску, но и успел её умять, пока никто не видит.
— Ты меня ревнуешь. И ещё как!
— Ну и какая от этого радость? Или тебе понравилось по щекам получать, а? — прищурилась я.
— Получать по щекам – это последствия ревности, а мне больше интересна причина. Ты меня любишь, — последнюю фразу Дамир произнёс утвердительной интонацией, и он прав, влюблена до беспамятства, но почему-то от неловкости вся сжалась и голову низко склонила.