Писарь Первой конной (СИ)
Пока я стоял перед вокзалом, соображая, куда мне двигаться дальше, подошел милиционер в темно-синей форме.
— Помощь нужна?
— Да! Не подскажете, как попасть в комиссию ГОЭЛРО?
— Документы у вас есть?
— Есть, — я достал из кармана шинели справку из госпиталя и красноармейскую книжку с отметкой о демобилизации из Красной армии.
Милиционер внимательно прочитал справку, лениво пролистал красноармейскую книжку, потом повернулся к своему напарнику, которого я сразу не приметил, тот стоял чуть в стороне, разговаривал с мужиками самого деревенского вида.
— Савельич, комиссию ГОЭЛРО не знаешь?
— Хрен ее знает, — пожал плечами Савельич, — даже не слышал про такую.
— В сторону Кремля поезжайте, — посоветовал мне милиционер, — вон как раз в ту сторону трамвай идет, там и спросите.
Я кивнул милиционеру и побежал к остановке трамвая. Потом долго бродил по центру Москвы узнавая и в то же время не узнавая город, слишком много изменений произошло за сто лет.
На вопрос, где заседает комиссия ГОЭЛРО, проходящие мимо москвичи лишь пожимали плечами, никто про такую комиссию не слышал, что в общем-то неудивительно, в первые годы советской власти количество разнообразных комиссий, которые собирались по любому поводу и без повода — зашкаливало за все разумные пределы.
Красная площадь выглядела непривычно — мавзолея по понятным причинам еще не было, по краю площади были проложены рельсы трамвая, а у магазинов ЦУМ теснились торговые павильоны довольно затрапезного вида, которые разбирали рабочие.
В Кремль было не попасть, в воротах стоял часовой, которому, проходящие мимо люди предъявляли одноразовый пропуск. Часовой не читая накалывал пропуск на штык своей винтовки. Выход из Кремля был свободный. Я подошел ближе.
— Братец, не подскажешь, как попасть в комиссию ГОЭЛРО?
Часовой, боец лет двадцати пяти, внимательно на меня посмотрел.
— Фронтовик?
— Да, воевал на Южном фронте, был ранен.
— Кто сейчас в 4-й Петроградской кавалерийской дивизией командует?
— Кто сейчас командует, не знаю, два месяца в госпитале провалялся, а осенью командиром был Ока Иванович Городовиков.
— Годится, — улыбнулся часовой, — я сам пару месяцев как с фронта в Москву вернулся. Вижу, что ты человек правильный. Туда иди, — боец показал за ворота, — справа увидишь каменное двухэтажное здание, там спросишь про свою комиссию.
Я прошел внутрь Кремля и действительно справа от кремлевской стены увидел каменное двухэтажное здание. Зашел внутрь.
— Здравствуйте, — обратился я к мужчине средних лет, который шел по коридору с солидной кожаной папкой в руках, на ходу просматривая документы, — вы не подскажете, как мне найти члена комиссии ГОЭЛРО Павла Александровича Флоренского?
— Флоренского? — переспросил мужчина и остановился. — Насколько я знаю, он работает в Комиссии по охране памятников искусства и старины...
— Где мне его можно найти?
Мужчина смерил меня взглядом.
— Зачем вам Флоренский?
— По личному делу.
— Он сейчас скорее всего в Троице-Сергиевой лавре. Комиссия по охране памятников заседает именно там.
Я вышел из здания и остановился в раздумьях. В XXI веке до Троице-Сергиевой лавры можно спокойно доехать на электричке, а как сейчас? В 1920 году никаких электричек нет. Поедет ли на такое расстояние извозчик, большой вопрос, да и с деньгами у меня напряженно.
Значит прежде всего нужно выяснить дорогу у знающих людей. Я вышел из Кремля.
— Нашел свою комиссию? — поинтересовался часовой.
— Нашел. Оказывается, мне в Сергиев Посад нужно. Не знаешь, как туда добраться?
— Так на поезде, — посоветовал часовой.
Я поблагодарил часового за помощь и пошел в сторону Ярославского вокзала. Дорогу примерно знал. По дороге у разносчика купил кулек пирожков с капустой.
На вокзале совершенно свободно приобрел билет до Сергиева Посада. В отличие от Саратова в Москве на поезд садили только по билетам. На перроне стоял здоровый мужик в железнодорожной форме и всех безбилетных без разговоров заворачивал к кассам.
В поезде на скамью рядом со мной сели два монаха: молодой парень лет восемнадцати с козлиной бородкой и пожилой мужчина с седой благообразной бородой. Пожилой монах всю дорогу рассказывал, как в старину паломники пешком шли от Москвы до лавры. От нечего делать я прислушивался к их разговору.
До Сергиева Посада поезд шел почти целый день. Все-таки поезд на паровозной тяге, это не электричка.
От вокзала до Троице-Сергиевой лавры я шел пешком. Солнце висело у горизонта и темно-синие тени плотно ложились на ноздреватый мартовский снег. В весенней Москве снега почти не было, а вот за городом лежали сугробы.
Через распахнутые ворота прошел на территорию монастыря. В храмах закончилась вечерня служба и прихожане неспешно выходили на улицу.
Я остановил проходившего мимо церковного служку и попросил показать мне священника Павла Флоренского.
— Да, вот отец Павел идет, — монах показал рукой в сторону быстро идущего по двору невысокого черноволосого мужчину в теплой стеганой куртке, надетой поверх подрясника.
— Отец Павел, — окликнул я его. Тот остановился, но было заметно, что он куда-то спешит и долго стоять со мной у него просто нет времени.
— Вы хотите исповедоваться? — спросил меня Флоренский. — С этим вам лучше к отцу Феогносту. Я давно не исповедую.
— А просто побеседовать с вами можно?
— И какой же предмет беседы?
— Душа.
— Не думаю, что силен в этой теме...
Я понял, что Флоренский желает перенаправить меня к другому священнику и перебил его.
— Вы просто выслушайте, я не займу много вашего времени, а потом решите, стоит ли продолжать наш разговор.
— Хорошо, — сдался отец Павел, — четверть часа вам хватит?
— Да, вполне.
— Тогда давайте пройдем в беседку, там как раз сейчас никого нет.
Мы прошли в беседку, в центре которой из источника текла струйка воды. Я наклонился, чтобы напиться. Флоренский сел на широкую скамью и вопросительно на меня посмотрел. Я присел рядом с ним.
— Рассказывайте.
— Я попал сюда из будущего из 2020 года.
— Прямо вот так в красноармейской форме? — улыбнулся Флоренский.
— Можно я самого начала расскажу?
— Давайте с начала, — тяжело вздохнул Павел Александрович. Было заметно, что он пока ни на грош не поверил моему заявлению. Скорее всего принимал за человека, контуженного на фронте и возомнившего о себе черт знает, что.
Я рассказал, как был сбит автомобилем в своем времени, а очнулся в теле казака Митрия.
— Вы знаете, что произойдет с нашей страной в будущем? — перебил меня Флоренский.
— Да. 13 марта 1920 года Красная армия освободит Мурманск, а 13 ноября остатки Белой армии будут эвакуированы из Крыма. К этому моменту советская власть победит на всей территории Европейской части России. Это события, которые произойдут в ближайшем будущем. Даты я помню еще с ЕГЭ. Я могу пересказать всю историю России за сто лет. Правда это займет много времени.
— Что такое ЕГЭ? — спросил отец Павел, услышав незнакомую аббревиатуру.
— Единый государственный экзамен. В XXI веке его сдают все школьники, окончившие обучение в школе.
— Гидроэлектростанции в будущем есть?
— Не только гидроэлектростанции. Самое дешевое электричество получают на атомных электростанциях.
— Вы знаете про атомы? — удивился Флоренский.
— Ученые научились расщеплять атомы, освобождая огромное количество энергии. К середине XX века будет создана атомная бомба, способная разрушить целый город.
Флоренский посмотрел на часы.
— Я готов с вами говорить дальше, но к сожалению, сейчас это невозможно.
Он встал, поднялся со скамейки и я.
— Вы можете переночевать в странноприимном доме при монастыре, а завтра я вас найду, и мы продолжим наш разговор.
— Хорошо.
Флоренский попрощался со мной и быстрым шагом куда-то убежал, а я пошел искать дом, название которого начиналось со слова «странно...».