Бог Войны (ЛП)

Моя бывшая няня собирает свою неузнаваемую работу и выходит из кухни, чтобы избежать наших обычных препирательств.
— Иди переоденься. Не будешь же ты разгуливать в такой одежде среди персонала.
— Хм. Дай-ка подумать, — она прикладывает палец с идеальным маникюром к губам. — Я согласна на «нет».
Я хватаюсь за край ее стула, чтобы не выбить из нее всю дурь. Моя рука сгибается, и я считаю до десяти.
Тактика, которая потерпела неудачу несколько дней назад, после того как она чуть не поцеловала того подражателя. Если бы она действительно приблизила свои губы к его губам, он был бы обезглавлен на месте в стиле Средневековья.
Хотя вопрос о его исчезновении — это вопрос «когда», а не «если». Я уже протянул свои теневые руки к корпорации его родителей и прикончу его, как только он рыпнется.
Ава смотрит на меня с медовой улыбкой, в которой больше фальши, чем в ее плохой актерской игре. Я перевожу взгляд на ее губы — полные, блестящие и соблазнительные. В голове мелькает образ того, как они обхватывают мои пальцы, высасывая через них мою душу.
Они будут выглядеть божественно, захлебываясь моим членом.
Нет.
Больше никаких фантазий о губах и киске моей жены. Однако после того, как я попробовал ее на вкус, это оказалось непросто.
Единственное, о чем я думал с тех пор, так это о том, как прижать ее спиной к ближайшей поверхности и вновь приобщить ее тело к своему. Как вытрахать из нее всех остальных мужчин.
И как только эти проклятые образы сформировались в моей голове, очистить ее от них стало невозможно.
Несмотря на полное осознание того, что это может быть опасным спусковым крючком.
— Что я говорил о проявлении твоего бунтарства? — я говорю так спокойно, что даже сам начинаю верить, что меня совершенно не беспокоит этот хаотичный кусок человеческого существа.
— Как-нибудь подумаю об этом. Но не сегодня. А сейчас, если позволишь, я попрошу Сэм присоединиться ко мне в оранжерее. Здесь довольно душно из-за одного человека.
— Ты никуда не пойдешь, пока не переоденешься, Ава.
— Хочешь поспорить?
— Хочешь проверить меня? — я опускаю руку со стула на ее обнаженное плечо.
Ее росистая кожа электризуется от прикосновения, а может, это потому, что я хочу ее так сильно, что это начинает нарушать мое равновесие.
Не говоря уже о том, что с того дня, как она скакала и разрывалась на части на моих пальцах, меня мучают синие яйца.
Я обхватываю рукой ее затылок под волосами и смотрю на нее сверху вниз, когда она ахает.
Я опускаю голову и покусываю мочку ее уха, пока она не вздрагивает. Когда она наклоняет голову в сторону, обнажая нежное горло и точку пульса, не полакомиться этим — сущее мучение.
И ею.
Потому что, черт возьми, я ни за что не смогу сдержать себя, если начну. Достаточно сложно наблюдать за тем, как она разгуливает в этой одежде и крошечной ночнушке, которая, клянусь, была создана, чтобы дразнить меня.
— Нужно ли напоминать тебе о том, что произойдет, если ты будешь плохо себя вести, миссис Кинг?
Она крепче сжимает стакан со смузи, ногти впиваются в него с такой силой, что я удивляюсь, как он не разбивается.
— Или ты делаешь это специально, чтобы я снова использовал тебя?
На этот раз она ударяет меня локтем в бок. Сильно.
— Не льсти себе. Я не заинтересована в повторении твоего неудачного выступления.
— Твоя киска, которая вытрахала все мои пальцы, утверждает обратное. На самом деле, если я заберусь под твою юбку, то обнаружу, что ты капаешь для меня, жена.
— Как хочешь, — ее слова звучат тихо, едва слышно.
— Хочешь поспорить?
— Если только на то, что ты будешь находиться на расстоянии нескольких континентов от меня, иначе мне это неинтересно.
Прочищая горло, это мешает мне поставить жену на место — или попытаться это сделать, пусть и на время.
Сэм вернулась и мотнула головой в сторону Хендерсона, который стоит у входа в столовую.
Я встаю во весь рост и застегиваю пиджак, но не отпускаю Аву. Похоже, она тоже не испытывает отвращения к этому контакту, или, возможно, просто забыла о моей руке, обхватившей ее затылок.
 
— Вам почта, сэр.
— И это настолько важно, чтобы прерывать меня? — я не скрываю яда в своем тоне.
Ава снова пихает меня локтем.
— Перестань быть придурком.
А затем она направляет свою солнечную улыбку на моего помощника.
— Спасибо, Лео.
— С удовольствием, миссис Кинг.
— Его зовут Хендерсон, — говорю я.
— Это его фамилия, а сейчас не двадцатый век, — отвечает она. — Кроме того, Лео — милое прозвище.
Он слегка улыбается, но улыбка тут же исчезает, когда я встречаюсь с ним взглядом.
Пожалуй, настало время выполнить мои угрозы убийства и закопать этого жалкого хмыря там, где не светит солнце.
Словно почувствовав мои мысли, Хендерсон кладет почту на стол передо мной и удаляется, вероятно, чтобы отполировать свой гроб.
Ава просматривает письма, откладывая в сторону мои и домашние счета, затем листает подписные журналы мод и музыки и почту от десятков оркестров, одним из главных меценатов которых она является.
Эта женщина жертвует оркестрам, как будто они благотворительные организации. Очевидно, некоторые из них испытывают трудности и не смогли бы продолжать давать дешевые представления для широкой публики без значительных пожертвований от таких семей, как наша.
Она останавливается на знакомом конверте, затем осторожно вскрывает его. Ее глаза скользят по строчкам, и с каждым прочитанным словом они сверкают, становясь к моменту окончания письма блестяще-голубыми.
Ее губы раскрываются от удивления.
— О боже мой!
— Хорошие новости? — спрашивает Сэм, когда я замолкаю.
Отчасти потому, что читаю письмо через ее плечо.
— Самые лучшие. Меня попросили выступить на мероприятии, организованном одной из общественных организаций Фонда искусств.
— И ты согласишься? Я думал, что благотворительные организации ниже твоего музыкального таланта.
Она мотает головой в мою сторону, словно только что поняла, что я все это время был рядом. Кощунство — забыть о моем существовании. Никто, кроме этой больной на всю голову женщины, не способен на такое.
Мало того, у нее хватает наглости сверкать глазами.
— Я этого не говорила.
— Я думал это само собой разумеющееся, учитывая, как снобистски ты относишься к конкурсам.
— Ты ошибался. Мне повезло быть частью этого дела. Кроме того, я участвовала в соревнованиях только для того, чтобы что-то доказать.
— Что именно?
— Свою способность выступать… Забудь об этом. Не знаю, зачем я с тобой об этом говорю, — она пожимает плечами, вставая, но ее настроение ничуть не портится. — Мне нужно идти на репетицию и купить новое платье! Это так волнующе.
Она уходит, плавно покачивая бедрами, а потом оборачивается.
— Могу я воспользоваться розовым Мерседесом? Если ты скажешь «нет», я все равно им воспользуюсь.
— С каких это пор ты спрашиваешь разрешения на использование наших машин?
— Твоих машин.
— Наших.
— Нет никаких наших.
— Не могу не согласиться.
Она сужает глаза, но, видимо, не собирается портить себе настроение, потому что качает головой.
— Спасибо.
— Боже, а я-то думал, что ты не способна на благодарность.
— Не заставляй меня жалеть об этом.
Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться, но улыбка не выходит, потому что Ава смотрит на меня так, словно я диковинка.
Такая, которая существует только там, где она.
На данный момент это до смешного дотошная одержимость, и самое ужасное, что я не намерен ничего менять.
— Водитель будет ждать в машине, — говорю я. — Я также пригласил кое-кого составить тебе компанию для шоппинга, но она может присоединиться и во время твоей репетиции, если ты хочешь.
Она дважды моргает, и я вижу невинность, которая спровоцировала эту совершенно чужую часть меня.