Хочу с тобой (СИ)

«Как решит мой мужчина. Сколько скажет, столько и будем», — весело отвечает она.
Следующий вопрос: «Почему вы не показываете своего жениха? Вам есть, что скрывать?»
Злата миленько смеется, убирая прядь волос с лица. Мне вдруг становится не по себе. Странное чувство, будто что-то изнутри царапает и в животе пустота. Пульс начинает частить, я впиваюсь глазами в экран и дыхание задерживаю.
«Его сложно поймать, сегодня чуть свет умчался по делам! Да и... когда я начала вести этот блог, одним из условий было, что жениха в нем не буду показывать. Но давайте попробую, хотя бы кусочек...»
Камера движется в сторону усадьбы. Я напрягаюсь. Вдруг она зацепит Данила? Он ведь там где-то, наверное. Сама тут же злюсь на себя! Решила же не думать о нём!
Телефон звонит, номер незнакомый.
О Господи!
Я едва не роняю его из рук в мокрую траву! Провожу по экрану и прижимаю к уху.
— Да?
— Привет. Это Данил, — быстрый голос.
Бах-бах-бах.
— Какой Данил? — выдавливаю я.
Варя присаживается и смотрит на меня.
— У которого только сегодня первый день глаза не болят, маньячка. — Потом другим тоном и тише: — Я занят. — И снова в трубку: — Увидимся?
Его чуть насмешливый тон заставляет улыбнуться.
— Колхозник, что ли? — говорю я.
— Ага. Милое у тебя было платье сегодня. Оказывается, есть и длинное.
— Дождь опять начинается, я пошла в дом. — Варя поднимается с лавки.
И правда начинается, а я и не заметила.
— Я тоже сейчас подойду, — говорю сестре. Потом в трубку: — Зачем нам видеться?
— Сегодня в семь.
— Зачем? — повторяю важный вопрос.
— Буду ждать там, где оставил тебя в пятницу.
— Я не приду.
Данил молчит пару мгновений.
— Не покусаю, не бойся. Мне пора, до вечера.
С этими словами он кладет трубку.
«Я не приду!!!» — быстро печатаю сообщение и отправляю ему в Ватсапе, но оно так и висит непрочитанным.
Час, второй, третий висит... Вот уже шесть, вот полседьмого.
Вдруг что-то важное сказать хотел? Я хожу из угла в угол. Ментовский разувается в сенях — видеть его не хочу.
Может быть, ничего страшного, если мы с Данилом встретимся еще разок?
Блин!
Я надеваю юбку, хватаю зонтик и, сказав, что до магазина, выхожу на улицу.
Когда добираюсь до молокозавода, дождь хлещет как из ведра. Я нахожу местечко, где крыша целая, и стою, жду. Пять минут, десять... В половину восьмого придет автобус — если что, сяду на него и доеду до дома.
Озираюсь по сторонам, зябко обнимая себя.
Семь двадцать. Я вытираю непрошеные слёзы. Сообщение о том, что не приду, так и висит непрочитанным.
С Данилом ведь ничего не случилось?
Глава 11
Данил
Несколькими часами ранее 
— Какая же ты скотина, — говорит Родион, неловко поерзав в кресле отца.
Я на пороге кабинета застываю, взгляд в брата кидаю, быстрый и недобрый. Мы не так давно вернулись из станицы — утрясали кое-какие дела. Но толком пока не разговаривали.
— Тебе уступить, босс? — Родион изгибает бровь и разводит руками.
— Да нет, ты ведь мечтал об этом. Посиди пока. — Я гашу ухмылочку, от которой самому тошно.
Подхожу к черному кожаному дивану и плюхаюсь на него. Управляющий Иван Ильич семенит следом. Родион закатывает глаза и бормочет себе под нос:
— Каким был ублюдком, таким и остался.
Неприятный холодок пробегает по спине. Мне не хочется реагировать, но с тех пор, как оказался в этих локациях вновь, не получается.
— Другие обзывалочки за последние десять лет не выучил? — смеюсь я.
— Выучил. Но надеюсь, что они не понадобятся и мы всё решим полюбовно. Сейчас подъедет Шубин с деловым предложением, от которого ты не откажешься. Бабло делим, так уж и быть, пополам, раз батя под конец жизни не смог определиться, кого из нас ненавидит меньше.
— Меня вроде бы. Исходя из последнего завещания.
— Он тебя давно не видел просто. Да и... Кулак его каждый месяц переписывал, тебе всего-навсего повезло, — отмахивается Родион.
Он откидывается в кресле, но как-то уж слишком самонадеянно, поэтому что-то не выдерживает. Брат едва не падает. В последний момент успевает схватиться за стол, который с жутким скрипом подвигается к нему по полу.
 
Иван Ильич крякает рядом. Я бросаю взгляд на часы. Какой же нескончаемый сегодня день, вашу ж мать! Когда встаешь в пять, всегда так.
Злата, наверное, только-только проснулась, валяется в постели. Утренний секс — ее конек. Можно вообще без прелюдий, как угодно — ей нравится.
И несмотря на мое идиотское тошнотворное равнодушие, которое пока упорно никуда не хочет деваться, как ни пытаюсь от него избавиться, — снять бы, словно заношенную осточертевшую рубашку, смять и выбросить, — именно в данный момент я бы предпочел лежать с ней рядом. С теплой, податливой. И какой-никакой, но моей. Хоть что-то же в этой жизни должно принадлежать мне без борьбы и проволочек.
— Ну и где твой Шубин? — говорю я, вновь взглянув на часы.
— Едет. Расскажи лучше, как твои дела? Обжился? — Родион начинает осматривать бумаги, что лежат на столе. Заглядывать в ящики. — Всё же десять лет прошло, многое поменялось.
Он прижимает платок к лицу и громко чихает.
— Будь здоров, расти большой.
Дверь открывается, заходит Раиса Германовна. Она отвечает за порядок и питание в доме столько лет, сколько я себя помню. Замечательная женщина, в детстве я ее любил. Но сейчас она в глаза мне старается не смотреть. Как, впрочем, и все местные.
— Там приехал кто-то, — говорит отвратительно уважительно. Можно подумать, не она меня веником гоняла по кухне лет пятнадцать назад. — Вы выйдете, или позвать?
— Пусть заходит, дорогу он знает, — распоряжается Родион.
Раиса Германовна кивает и исчезает в дверном проеме. Через минуту появляется высокий мужчина лет сорока. Рыжеволосый, с упрямыми светлыми глазами и тонкими губами. Не нравится мне сразу, в общем.
Шубин присаживается на стул и начинает долго и настойчиво лить воду.
— Таким образом, — заканчивает он, — я не вижу необходимости ждать эти пять месяцев. Заключим предварительный договор, дальше мы с Иваном Ильичом уже продумаем, как что делать. И начнем подготовительные работы. А вы можете быть свободны.
Родион потирает руки.
У Ивана Ильича лицо каменное, но осанка идеальная. Он снова как-то странно крякает, но кивает. Судя по всему, с корабля наш капитан не уйдет, будет тонуть вместе с ним. Блть.
— Предварительный договор купли-продажи составили? — спрашиваю я.
Шубин лезет в портфель, достает кипу бумаг, протягивает мне.
— Вы подумаете или сразу ответите? — улыбается он. — Деньги придут в течение пары часов.
— Дайте нам сутки, Алексей Игоревич, — говорит Родион. — Мы с братом должны тщательно изучить бумаги.
Мой язвительный смешок заставляет всех улыбнуться, а Родиона покраснеть. Пары секунд хватает для того, чтобы понять всё. Я поднимаю глаза на Шубина и говорю спокойно:
— Ага, понятно. Ждать причин нет. Наш ответ готов, и он будет: идите на х*й.
В кабинете воцаряется тишина. Ее прорезает только пение петухов и ржание лошадей где-то вдали. Родион громко чихает три раза подряд.
— Что? — переспрашивает Шубин.
— За двадцать миллионов бизнес не отдам. За сто двадцать — подумаю, решение будет через пять месяцев, после вступления в наследство. Тогда и продолжим разговор. А сейчас мне некогда, прошу прощения. Сбор урожая — пора горячая.
— Сто двадцать? — низко хохочет Шубин. Глаза сверкают недобро.
Я в ответ улыбаюсь.
Через мгновение после ухода покупателя Родион соскакивает с места и принимается мерить кабинет шагами.
— Продавать надо, Данила, а не мозг иметь! Бабло пилить и расходиться. Ты спятил?!
 
— Продавать — это да, но не за ту сумму, что предлагают.
Иван Ильич прочищает горло, будто хочет что-то сказать важное, дать ценный совет подрастающему поколению. Мы с братом, оба на взводе, поворачиваемся к нему — управляющий вздрагивает и отводит глаза к окну, будто там что-то интересное.