Бумажный Тигр 3 (СИ)

- Да, - пробормотал Лэйд, - Недурно. Но почему вы вообще заговорили о мистере Олдридже?
Крамби смутился. Наверно, и сам не собирался забираться так глубоко в дебри воспоминаний.
- Чтобы объяснить, почему среди моих доверенных людей мог обнаружиться предатель, мистер Лайвстоун. Они все не просто любили мистера Олдрижа, они боготворили его. Не только потому, что он был кудесником в своем роде, но и потому, что он был из их числа. Воспитанный и образованный джентльмен с безукоризненной родословной вплоть до времен цезаря. А я…
- А вы?
Крамби с усмешкой потушил сигарету прямо об угол стола.
- Я – совсем другое дело, мистер Лайвстоун. Я – выскочка. Амбициозный дилетант, - Крамби скорчил гримасу, - Непоседливый ребенок, которому доверили дорогую игрушку. Мне не приходилось посещать дорогих частных школ вроде «Линкольз Инн», у меня за душой нет оскфордского диплома, уважаемого в наших кругах. Отец Розенберга был блестящим экономистом, членом «Консервативного клуба»[6], обеспечившим ему не только диплом, но образование и карьеру. Не хочу умалять заслуг мистера Розенберга, он в самом деле блестящий финансист, быть может, один из лучших на острове, в своем роде тоже гений, но где бы он был без него? Лейтон – дитя из славной политической династии, которую здесь лучше не упоминать всуе во избежание слухов. Синклер… О, его отец – банкир из Айронглоу, ворочающий миллионами. Мой мог обеспечить меня разве что яблоком – в те дни, когда сохранял хотя бы пенни по пути из пивной. Если нет… Что ж, он был человеком простым и всегда считал оплеуху вполне подходящей ему заменой.
- Я… простите, - Лэйд отвел взгляд, ощущая себя до крайности неловко, - Я не…
Крамби лишь махнул рукой.
- Он был простым рабочим в доках. И погиб задолго до того, как я овладел математикой достаточно, чтоб мог сложить одно яблоко с другим – несчастный случай в порту. Мать моя скончалась задолго до этого, братьев и сестер никогда не было. Когда у меня появлялось несколько монет, поверьте, я думал не о том, в какие ценные бумаги их вложить, а о том, хватит ли мне сегодня на хлеб и на молоко, а если не хватит, что из них нужно больше. Но я выкарабкался. Едва только закончил школу, как сделался помощником брокера. Платили мне тогда пять пенни в день, даже мальчишки-разносчики у зеленщика получают больше. Но я не роптал, я штудировал документацию с таким остервенением, с каким алхимик-неофит изучает средневековые инкунабулы, содержащие рецепт превращения свинца в золото. Учился постигать тонкости ковенанта[7], изучал азы маржинальной торговли, отчаянно барахтался в сложной биржевой науке, точно котенок в бочке дождевой воды…
- Должно быть, вы были талантливым учеником, - предположил Лэйд, - Раз уж сумели стать компаньоном такого человека, как мистер Олдридж.
Крамби устало усмехнулся.
- Талантливым? – Крамби хмыкнул, - Едва ли. Скорее, прилежным и настойчивым. Когда мне стукнуло двадцать, я носил пиджак, сшитый из двух других, но при этом уже пописывал вовсю аналитические статьи в биржевую колонку «Серебряного Рупора». Потом удалось подвизаться на ниве аудита – этот хлеб не назовешь сладким, но в ту пору я был счастлив иметь хоть какой-то хлеб. Знаете, моя первая сделка на рынке принесла мне два фунта и три шиллинга. Сейчас я трачу больше в день на вино и платки. Но тогда, сжимая первый в своей жизни чек, я ощущал себя так, словно мне принадлежат все деньги мира…
- Мистер Олдридж заметил вас уже тогда?
- Что? Нет! Что вы! Мне потребовалось много лет, чтобы достичь того уровня, на котором плавают рыбы подобные ему. Я много рисковал, совершал рискованные сделки, но постепенно копил драгоценный опыт и умудрился не разориться – уже недурно. В Майринке поговаривают, что именно такая тактика привлекла ко мне внимание человека, которого принято боготворить в биржевых кругах Нового Бангора. Мол, мистер Олдридж, всегда славившийся осторожностью и даже неспешностью, ощущая, что не поспевает за эпохой, хотел получить в свое дело энергичного молодого компаньона, и получил – в моем лице.
 
- Недурной ход. Противоположные черты часто уравновешивают друг друга.
- Возможно. Если бы в нем была хоть капля правды, - Крамби щелчком мизинца отправил затушенную сигарету под стол, - Правда заключалась в том, что мистер Олдридж никогда не доверял мне. Он находил мои методы слишком рискованными, а мои аппетиты слишком алчными. Он не доверил бы мне даже половую тряпку. На протяжении пяти лет я был его компаньоном – младшим компаньоном. Сумма, которую мне позволено было внести в общий капитал компании, немного уступала паю самого мистера Олдриджа. Вы знаете, что это такое – быть младшим компаньоном?
- Ну… кхм… - Лэйд не нашелся, что сказать, но многозначительно кивнул, надеясь, что это сойдет за ответ.
- Это хуже чем любая синекура, - с горечью произнес Крамби, - Хуже чем каторга. Я был совладельцем огромной компании, делавшей деньги, и в то же время был в ней бесправен, как последний клерк. Думаете, мистер Олдридж принял меня из-за моей молодости и энергичности? Из-за моей амбициозности? Ничуть не бывало. Ему нужны были деньги – мои деньги. В том злосчастном восемьдесят восьмом году он принял пару необдуманных решений по части торгов и был за это наказан – его компания стала быстро набирать воду. Ему отчаянно нужны были деньги, чтобы выправить положение. Вот почему он прибегнул к моей помощи. Он никогда не делал вид, будто уважает мою точку зрения, никогда не прислушивался к моим советам. Напротив, не упускал возможности выставить меня дураком перед оперативным советом, выскочкой, простаком. Пять лет я изнывал в этой роли, мистер Лайвстоун! Пять лет кусал губы, слыша смешки за спиной. Я не мог ни возразить ему, ни оспорить его действия. Я был номинальным партнером, младшим компаньоном, которому не причиталось никаких прав. И с кем бы я спорил? С самим мистером Олдриджем, величайшим финансовым кудесником Нового Бангора?.. Пфф! С тем же успехом можно спорить с Господом Богом о погоде!
- Весьма… несправедливо, - осторожно заметил Лэйд.
- Я не хочу губить наследство мистера Олдриджа. Я просто хочу разогнать полным ходом корабль, который последние двадцать лет едва плелся в струях тихоходного прибрежного ветерка. Дать ему отведать океанские течения, наполнить его паруса новыми ветрами! Не замечая, что днище его поросло ракушками, такелаж порядком обветшал, а рангоут давно пора заменить. Знаете, некоторые корабли так долго простояли в уютной гавани, что просто приросли ко дну. А команде куда привычнее неспешно полировать медь и драить палубы, чем ставить паруса и тянуть концы, глотая соленую воду…
- Вы хотите сказать, что кто-то может ненавидеть вас только потому, что вы имели несчастье стать преемником мистера Олдриджа?
- Да. Розенберг, мисс ван Хольц, Лейтон, даже мертвый Кольридж – все боготворили его. Они улыбаются мне, они охотно смеются моим шуткам, у них даже хватает такта уважительно слушать мои рекомендации, но…
- Они не видят вас капитаном, вы это хотите сказать?
Крамби опустошенно кивнул.
- Никто и никогда не сказал мне это в лицо. Но я, как учитель, обречен слышать все, что происходит в классе, включая то, о чем шепчутся на задних партах. Никто из них не понимает. Не хочет, не может понять!
В этом есть резон, неохотно подумал Лэйд. Если кто-то из членов правления был бесконечно предан старому капитану, презирая при этом Крамби, мог бы решиться на такой поступок, пожалуй.
Обычно капитан гибнет вместе со свои кораблем, но иногда, возможно, порядок оказывается обратным – кто-то приложил все силы, чтобы погубить корабль уже после смерти его капитана. А ведь и смерть, по правде сказать, оставила после себя некоторое количество вопросов… Старым джентльменам полагается испускать дух на смертном одре в окружении любящих родственников, бубнящих священников и верных слуг, а не сигая с крыши на мостовую…
Слуги? Священники? Родственники?
Лэйд закусил губу.
- Скажите, мистер Крамби…