Белая роза

XXV
Капеллан перестал навещать Кэтрин в ее заточении. Из этого она поспешила сделать наивный вывод, что дела у Ричарда идут совсем неплохо.
"Нет никаких сомнений, — думала она, — что с помощью верных шотландцев ему удалось скрыться. Скорее всего, он уплыл на каком-нибудь ирландском корабле. Теперь он опять начнет войну. Понятно, почему английский король так хочет нас развести: он просто боится нашего союза".
Кэтрин казалось очень странным, что герцогиня возненавидела Ричарда. Ведь она так много сделала для него. Но девушка продолжала верить, что со временем эта ненависть утихнет. Она полагала, что виноват во всем английский король: это он распространяет обвинения в самозванстве, которые в итоге подхватила Маргарита. Кэтрин самонадеянно полагала, что английские происки ей удастся пресечь. Она и подумать не могла, что герцогиня Бургундская, дочь Йорка, начавшая борьбу за дело Йорков против узурпатора Ланкастера и вооружившая законного наследника, может так низко пасть, что сознается в подлоге и согласится из корыстных побуждений признать свою вину. Кэтрин, как и все члены ее семьи, была упряма. Поэтому она твердо решила стоять на своем. Тогда, считала Кэтрин, она еще больше будет любить и восхищаться Ричардом.
Таково было состояние умов действующих лиц нашего повествования. И вот однажды утром, когда ласковое солнце осветило строгие холмы и длинные черные аллеи Бермондси, Кэтрин услышала какие-то звуки, напоминающие жужжание пчел, вьющихся вокруг улья. Послышались тяжелые шаги, открылась дверь, и Кэтрин оказалась в жарких, а лучше сказать — удушающих, объятиях Сюзанны.
Кэтрин давно возненавидела эту женщину за предательство и поклялась, что жестоко ее накажет. Она оттолкнула от себя шотландку, смерила ее презрительным взглядом и спросила, как у нее хватило смелости явиться к жертве своей гнусной измены.
Сюзанна встала на колени перед своим кумиром, поцеловала край платья госпожи и поклялась в любви и верности, проливая при этом потоки слез. Свое предательство она попыталась объяснить избыточной преданностью. Кэтрин ответила ей презрительным молчанием и через какое-то время жестко спросила, с какой целью она явилась в аббатство Бермондси.
Сюзанна ответила, что принесла ей свободу. Она объявила, что король Англии своим указом велел препроводить Кэтрин Гордон во Фландрию, где ее с нетерпением ожидает герцогиня Бургундская, ее крестная мать.
Кэтрин содрогнулась. То, что она услышала, не укладывалось у нее в голове. Девушка решила, что не скрывающая радости Сюзанна притворяется, ссылаясь на какой-то указ, а на уме у нее лишь одно: любым путем вырвать воспитанницу из заключения. Стало ясно, что за спиной Кэтрин произошел странный сговор между Генрихом VII, герцогиней и Сюзанной. Кроме того, ту легкость, с которой арестовывают, а затем освобождают ни в чем не повинную жену принца, она сочла крайне оскорбительной. В ответ на сообщение Сюзанны Кэтрин спросила:
— А как же принц?
— Какой принц? — переспросила Сюзанна, сопроводив свои слова дикой гримасой.
— Твой повелитель и господин, твой и мой король! — воскликнула Кэтрин, испепелив ее взглядом. — Тот, кого ты трусливо, как Иуда, продала врагам, и о котором ты и думать забыла, презренная тварь! Но я, в отличие от тебя, ничего не забыла. Я верна своим клятвам и выйду отсюда только вместе с принцем, моим супругом. Иди, передай эту новость своим новым хозяевам и еще скажи им, что в Шотландии служанка может предать свою госпожу, но благородные дамы живут и хранят верность до самой смерти. Уходи!
Сюзанна побледнела. Она знала, какой упрямой может быть эта овечка, когда взбунтуется, столкнувшись с несправедливостью. Много раз она видела, как Кэтрин, еще будучи ребенком, была готова принять любое наказание и даже смерть, но не соглашалась поступиться ни своим правом, ни своим долгом. Поэтому она сразу отказалась от борьбы. Шотландка нахмурила брови, постояла и, вызывающе глядя на Кэтрин, спросила:
— Значит, ты отказываешься следовать за мной и ехать к крестной?
 
Вместо ответа Кэтрин указала ей пальцем на дверь. Сюзанна сделала вид, что подчинилась, но вместо этого позвала охранников, которые в течение всего разговора мерили шагами примыкающую галерею, стуча копьями по гранитным плитам. Пять охранников явились на ее зов и застыли на пороге помещения, занимаемого Кэтрин. Девушка при их появлении пришла в бешенство и стала осыпать шотландку энергичными проклятиями.
— Эта госпожа, — заявила Сюзанна охранникам, — отказывается исполнять указ короля. Вы обязаны ее принудить.
Старший охранник сделал шаг вперед, намереваясь потребовать от принцессы, чтобы она подчинилась. В этот момент Кэтрин посмотрела в окно и увидела, что во дворе стоит запряженная карета, вокруг которой выстроился конный эскорт.
— Одну минуту! — воскликнула она. — Мне необходимо объясниться с королем. Король не откажется выслушать меня. Я хочу поговорить с ним.
Старший охранник ответил, что не получал на этот счет никаких приказов, да и Генриха VII в этот момент не было в Бермондси. А тут еще Сюзанна достала и показала ему документ с королевской печатью, в котором говорилось, что леди Кэтрин Гордон следует незамедлительно усадить в карету и отвезти в морской порт. Но неожиданно в галерее появился капеллан и, обращаясь к заключенной, сказал:
— Никто не вправе помешать леди Кэтрин поговорить с королем, если она об этом просит. Я берусь проводить ее к нашему милостивому монарху, который только что прибыл в замок.
Кэтрин с победным видом бросилась к своему нежданному защитнику. Сюзанна отступила, теребя в руках ставший бесполезным указ. Капеллан с безмятежным видом пошел впереди, показывая дорогу, и через несколько минут привел девушку в королевские покои, где ловкий охотник уже поджидал свою добычу, собираясь поскорее решить эту затянувшуюся проблему.
Разговор все никак не начинался. Тигр и газель долго смотрели друг на друга. Генрих восхищенно любовался нежной красотой девушки, ее жемчужной бледностью, напоминавшей лазурную белизну лилии. Кэтрин же с ужасом и недоверием вглядывалась в лицо короля, тоже бледное, но эта бледность, скорее всего, была вызвана бессонницей. Она видела, что в глубине глаз Генриха поселилась скука, щеки его избороздили преждевременные морщины, тонкие волосы побелели. Довершали портрет короля тонкие, как ниточки, красные губы, похожие на царапины. Тигр любовался нежными чертами Кэтрин, и сердце его постепенно смягчалось. По правде говоря, он предпочел бы иметь дело с пантерой, вроде Сюзанны, или с такой львицей, как Маргарита. Он уже в полной мере оценил свою противницу, и, чем лучше он понимал, с кем имеет дело, тем мягче становился взгляд короля, и тем больше расслаблялся его мощный мозг.
Генрих приподнялся в своем кожаном с позолотой кресле, рядом с которым уже успел пристроиться капеллан, и жестом предложил Кэтрин подойти и присесть в стоявшее рядом кресло. Одновременно он взглядом, полным какой-то кошачьей истомы, приказал капеллану покинуть помещение. Кэтрин словно не заметила его приглашения и продолжала стоять.
— Садитесь, мадам, — произнес король. — Женщины такого происхождения созданы для того, чтобы сидеть в присутствии королей.
Кэтрин была готова к тому, что он зарычит, а он произнес эти слова так мягко, что его голос даже показался ей приятным. Она подчинилась, села и опустила глаза. Наступило молчание. Выждав какое-то время, Генрих произнес:
— Что вы хотели мне сказать?
— Ваше величество, меня хотят увезти во Фландрию, — ответила Кэтрин, — а я не могу с этим согласиться.
— Почему? — спросил Генрих, глядя на нее в упор.
— Я замужем, ваше величество, и принадлежу моему мужу в горе и в радости.
Генрих сокрушенно покачал головой.
— Напрасное благородство, — пробормотал он. — Тот, кого вы называете своим мужем, вор, и вы не можете его так называть. В случае необходимости папская курия расторгнет этот брак, основанный на самозванстве, жертвой которого вы не должны оставаться.