Наследник чародея. Вот и кончилось лето. Книга вторая (СИ)

Она помолчала.
- Ничего твоей матери плохого пока не сделают, - сказала тетя Маша. – Ты им нужен. Значит, сначала переговорят с тобой. Так что наберись терпения и жди. И готовься.
- К чему? – вздохнул я.
- Ну, ты ж не собираешься идти у них на поводу? – тётя Маша ехидно усмехнулась. – Ты должен выждать время, а потом в нужный момент нанести удар. Да так, чтоб разом всех.
Мы встали. Я направился к себе, тётя Маша зачем-то на улицу.
- Я пойду, позвоню своим коллегам, - бросила она. – Может, подскажут чего умного?
Само собой, я никак не мог успокоиться. От медитаций и вхождения в Астрал я отказался, памятуя, чем закончился для меня тот сеанс, когда меня прервали. В данной ситуации могут прервать в любую минуту. Либо соседка зайдет, либо «эти» заявятся. А может, maman придет. Вдруг она действительно к какой-нибудь подружке зашла?
В очередной раз достал кинжал, протер лезвие, убрал в ножны. Достал коробочку с барабашкой. Разбудил, попытался попросить узнать, где maman. Барабашка остался в коробочке, только таращился на меня своими глазёнками.
Ближе к десяти вечера в дверь постучали. Я бросился открывать и едва сдержал вздох разочарования. На пороге стояла тётя Маша:
- Новости есть?
Я мотнул головой. Она зашла в квартиру.
- У меня только два адреса, где проживают хозяева тех автомашин, на которых приезжали к тебе «гости». Скорее всего, адреса подставные.
Она протянула мне бумажку, я прочел, вернул. Почерк у соседки был строгий, прямо каллиграфический.
- Запомнил?
Кивнул. Еще бы не запомнить.
- Знаешь, - соседка критически оглядела меня и заметила, - ты бы оделся как-нибудь подходяще. Эти гаврики могут в любую минуту в гости нагрянуть. И сто процентов, что ты сразу поедешь с ними. Не дадут тебе ни переодеться, ни, тем более, кого-то предупредить.
- И я с тобой переночую, - решила она. – На всякий случай. Сейчас домой схожу, возьму кое-что.
Тётя Маша ушла. Я последовал её совету: одел клетчатую рубашку, которую не жалко испачкать или порвать, джинсы «Рила», вроде джинсы, но просторные – можно ногу задрать, через забор перескочить. Ремень просунул в лямки кожаный с тяжелой пряжкой «Jazz». Осталось только обуться.
Дверной звонок прозвенел как сирена. Я встал, пошел открывать. Тётя Маша дверь захлопнула что ли? Открыл.
За дверью стоял какой-то пацан лет 10. Он сунул мне в руки конверт и побежал вниз. От неожиданности я его даже не стал догонять.
В таком виде меня и обнаружила тётя Маша – с открытой дверью, конвертом в руке.
- Приходили?
Она толкнула меня в грудь:
- Да не стой ты столбом! И дверь закрой!
В прихожей она выхватила у меня из рук конверт, открыла, достала лист бумаги, прочла, передала мне.
 «Твоя мать у нас. Дурковать не будешь, ничего ей не будет. Вылечишь человека, получишь её в целости и сохранности. И денег заработаешь. Позовешь ментов, отрежем ей голову.
 Завтра в 10.00 у памятника на площади Героев-пограничников. Там тебя встретят». 
- Значит, в десять, - задумчиво повторил я, поднял глаза на тётю Машу. – Ну, вот, какая-то определенность обозначилась.
Тётя Маша забрала у меня письмо, повертела в руках.
- Я не Шерлок Холмс, - сказала она. – Определять по письму, кто его написал, и где он находится, не умею. Но мне кажется, что тот, кто его написал, с тобой ссориться не хочет. Так, что большая вероятность, что твоя мать жива и здорова. И с ней всё в порядке.
- Вы никому завтра не звоните, - задумчиво сказал я. – Я сам с ними справлюсь.
- И не думай! – взвилась тётя Маша. – И мать угробишь, и сам угробишься!
- Да не буду я с ними воевать, тёть Маш! – успокоил я соседку, а сам подумал: «Всех убью!»
 Глава 32 
 В воровской малине
- Э, пацан!
Я обернулся. Рядом притормозил зеленый «Москвич-2140». С переднего пассажирского сиденья через окно скалился волосатый молодой мужик лет 30.
 
- Тебя не Антохой зовут? – парень опять осклабился.
- А вас не учили не тыкать незнакомым людям? – зло усмехнулся я.
- Да как скажешь, я могу и уехать, - хмыкнул он. – Это тебе больше нужно, чем мне.
- Езжай! – махнул рукой я и отвернулся от него, махнув рукой и вешая на него слабенькое проклятие. Начнет действовать оно не сразу, а через три дня. Но по эффекту будет не слабее чем то, которым я наградил Грача.
Сегодня полночи я занимался тем, что конструировал заклятья – делал вот такие «отсроченные» проклятья, усилил «каменную кожу», сделал три вида «дротиков», в том числе один смертельный, мгновенно парализующий сердце и всю нервную систему, отработал три вида «ночных кошмаров».
Как только стукнуло 10.00, я набросил себя максимально усиленную защиту, встречая противника в полной боевой готовности. Даже нож примотал ремнями к голени под правую штанину. Увидеть его вроде не должны, только если нащупают…
- Ладно, ладно, не горячись! – волосатик осклабился. – Поехали, люди ждут.
- Люди, люди, хрен на блюде! – ответил я. – Вылазь, спереди я поеду!
- Не, чувак, - мотнул головой волосатик. – Ты поедешь сзади с завязанными глазами. Бугор сказал так. Извини, но…
- Ладно! – я сел сзади. Рядом сидящий пассажир, я не успел его даже разглядеть, накинул мне на глаза плотный шелковый платок, завязал сзади.
- Нормально? – поинтересовался он, - не жмёт?
- Нормально, - согласился я. – Поехали!
Разумеется, я им не стал говорить, что с завязанными глазами я прекрасно всё вижу – в магическом зрении.
«Москвич» взревел движком и рванул вперед.
Крутились они со мной по городу долго, не меньше часа. Три раза проехали мимо памятника пограничникам, два раза прокатились по центральной улице, пару раз проскочили мимо здания УВД. Мне было немного смешно наблюдать, как они путают следы, не зная, что я все это прекрасно отслеживаю. Пока ехали, я успел скинуть тот же конструкт проклятия и на водителя, и на соседа слева. Этот сосед, пока ехали, вроде как обнимая, тщательно меня всего общупал, кроме правой ноги, которую я прижал к двери.
- Ты бабу свою щупай! – разозлился в конце концов я, пнув его локтем. Впереди хохотнул волосатик. Сосед отодвинулся.
Машина свернула на Старопосадскую, проехала мимо земляного вала (остаток защитных сооружений периода татаро-монгольского нашествия), вывернула на Рыбацкую. Здесь была зона домов частного сектора. Мы остановились перед металлическими воротами, водитель нетерпеливо раз, другой нажал клаксон. Ворота открылись. «Москвич» заехал во двор.
- Выходи! – скомандовал волосатик. – Глазенки можешь открыть!
Знал бы ты, что скоро твои глазенки закроются раз и навсегда, веселился бы по-другому! Я мысленно позлорадствовал.
- Пошли в дом! – волосатик меня сразу потащил к крыльцу, не давая оглядеться. Тем не менее, я успел увидеть, всё что хотел: маленький дворик с навесом, гараж, двухметровый забор из плотно пригнанных друг к другу досок, собачью будку, из которой выглядывала крупная морда какой-то авторитетной твари, ну, и собственно, дом – видимо, просторный, двухэтажный из белого кирпича с большими окнами.
- Пошли, пошли! – волосатик толкнул меня в спину, придавая ускорение. Я повернулся, перехватил его руку и рванул её в бок. Мужик слетел с крыльца, растянулся. Из будки выскочила псина – алабай, грозно рыкнул на меня, натянув цепь.
Волосатик вскочил, размахнулся.
- Еще раз попробуешь меня тронуть, убью! – спокойно сообщил я. Еще раз наложил конструкт «каменная кожа» - на всякий случай.
Я прошел через небольшую прихожую, в которой стояла куча всякой «уличной» обуви – от кирзовых и резиновых сапог до модных остроносых лакированных туфель. Разуваться не стал – принципиально. А вот волосатикпоспешно стал расшнуровывать кроссовки.