Исключая чувства (СИ)

Иметь возможность прикоснуться к ней, когда хочется. Целовать ее всякий раз, когда она рядом.
Засыпать и просыпаться — с ней.
Мечтой было просто завалиться с Ларой на диван в собственной гостиной и посмотреть какой-нибудь фильм.
Все то, что являлось рутиной для влюбленных парочек, недоступное, невозможное сейчас, обернулось вдруг самыми желаемыми занятиями на свете.
Дима хотел простоты. Хотел Лару рядом. Всегда. Тоска по ней была до того острой и изнурительной, что он едва держался от опрометчивых признаний и отчаянных уговоров. Он знал, что еще не время. Он боялся, что проговорится раньше, чем придумает, как все не испортить.
Он боялся, что Лара сдержит свое слово: закончит все, едва поймет, что у него есть к ней чувства. Сила которых в последнее время пугала и его самого.
Он дожил до тридцати лет, научился завязывать общение с любыми людьми: разных характеров, взглядов, темпераментов, — два раза пытался построить более чем серьезные отношения, но все равно не знал, как подступиться к женщине, которую хотел получить больше всего остального.
Он зашел в тупик.
Остаток дня заполнили консультации с клиентами, и до вечера Дима вполне успешно (довольно условная для него категория в последнее время) избегал давящих размышлений и почти не поддавался нервному ожиданию вечера. Суббота, из-за выпавшего на будний день государственного праздника, была рабочей, так что впервые за несколько недель он уезжал из офиса в компании Лары.
Машины в центре ползли по асфальту с переменным успехом, но никогда прежде семибалльная пробка не вызывала у Димы столько положительных эмоций. Затор на дороге дал ему шанс провести чуть больше времени с той, что всегда торопилась сбежать.
За ужином они говорили мало. Лара была задумчива и как будто напряжена, а Дима постоянно ловил себя на том, что молчит и просто пялится на нее, не в силах себя перебороть. В затылке пульсировало от того, какая неразбериха творилась у него в голове.
Его вело от разворачивающихся перед глазами фантазий — всего, что он целую неделю планировал сделать с ней, едва она пересечет порог его квартиры; от желаний, которых он не мог пока осуществить; от невозможной потребности оставить эту женщину здесь, с собой, удержать ее в пределах собственного дома, доказать, что эти отношения нужны им обоим.
Он с опозданием заметил, что беседа окончательно сошла на нет. Лара, наверное, в попытке разбавить общую невеселость, заявила:
— Твои кулинарные способности до сих пор меня впечатляют. Очень вкусно! — Она покачала головой с сожалеющей улыбкой на губах. — Когда еще меня будут так кормить?
Уткнувшись взглядом в тарелку перед собой, Дима усмехнулся, не веря тому, что слышит. Двойной смысл сказанного был легко понятен.
Он резко поднялся из-за стола. Подойдя к Ларе, подал ей руку, дождался, когда она вложит свою ладонь в его, и потянул за собой в спальню. Боль, злая и тоскливая, жгла его изнутри.
Он больше не мыслил разумно. Не пытался контролировать свой каждый шаг, выбрав в качестве мерила реакции Лары. Он собирался — хотя бы на одну ночь — свести ее с ума так же, как она свела с ума его. Не дать ей уйти до самого утра. Удержать рядом с собой.
Путь в спальню был слишком долгим. Развернувшись к Ларе, Дима ее поцеловал. С отчаянием и ожесточением, со всеми чувствами, о которых не мог сказать. Вжимая в себя, стягивая одежду на ходу. Если Лара и хотела, пока они недолго переводили дыхание, что-то сказать, он ей не позволил.
Он чувствовал, как она хватается за его плечи, не доверяя ослабевшим ногам. Как зарывается пальцами в его волосы, царапает ногтями затылок, вызывая во всем его теле дрожь. Как ее бедра соприкасаются с его, и от этого прикосновения почти становилось больно.
Он целовал ее везде, где только мог дотянуться. Слепо шарил руками по ее телу, стягивая блузку, поспешно расстёгивая юбку, наверняка полубезумным взглядом наблюдал за тем, как она сама снимает белье.
Он жадничал, как никогда раньше. Вся Лара была для него, он едва ли отпускал ее от себя хотя бы на пару сантиметров. Он не мог ею надышаться, зарываясь лицом в изгиб ее шеи, вдыхал запах, от которого с первого дня знакомства у него всегда плыли мозги.
 
Каждое прикосновение Лары к его телу воспринималось как дар, но мучительный: словно расставание было ближе и вероятнее, чем казалось. Его переполняла тоска, неугасающая, неумолимая тоска.
Он целовал Лару с мыслью, что никто не поцелует ее так, как он. Он ласкал ее грудь, живот, спускался ниже, чувствовал влагу на пальцах, проникал внутрь, выбивая из нее стоны, от которых темнело в глазах, и думал, что ни с кем ей не будет так хорошо, как с ним. К пальцам присоединялись губы, Дима, сдерживаясь из последних сил, мучил Лару, подводя к грани, обводил клитор языком, втягивал его губами, едва ощутимо прикусывал зубами и возвращал касания языка, надеясь, что она сама никогда не захочет уйти от него.
— Иди… сюда… — Сквозь гул в ушах, он едва услышал, что Лара что-то говорит. Скорее даже требует, тянет на себя, делая слова более чем ясными.
Каждое проникновение отзывалось сумасшествием во всем теле. Дима не знал, чего хочет больше: продлить его или быстрее пересечь грань. Он потерялся во времени, провалился в ощущения с головой. Забыл обо всем, кроме выгибавшейся под ним самой желанной женщине на Земле.
В тусклом свете ночников у кровати он видел перед собой только яркие зеленые глаза. Глаза ведьмы, в которую он умудрился влюбиться. По которой сходил с ума с первой встречи. Теперь он мог в этом признаться. Хотя бы себе.
Он пропал. Еще в декабре пропал.
Ларин громкий стон, протяжный и обволакивающий, срезонировал во всем теле, словно то было проводником. Дима, толкнувшись в последний раз, кончил следом за Ларой, и рухнул рядом, не выпуская ее из рук.
Сознание заволакивал знакомый колдовской туман, но вместе с ним вернулся страх. Дима кожей чувствовал, как мягкое, расслабленное негой тело под ним напряглось. Он знал, что Лара сейчас встанет, чтобы уехать к себе.
Слова, опасные, безнадежные, несвоевременные слова, неспособные ее удержать, все равно вырвались на свет.
  
Глава 38
 
От наступившей в одно мгновение полной тишины у Димы зазвенело в ушах. В груди зажгло, но он не сразу сумел сделать вдох. Паника накатила оглушающей волной. Лара, тоже, кажется, позабывшая о необходимости дышать, дернулась под ним. Почувствовав уперевшиеся в грудь в сопротивлении ладони, Дима отстранился.
Освободившись, Лара выбралась из постели и бросилась подбирать вещи. Ни разу не обернувшись, нервно надевала все, что попадалось ей под руку. Дима, сев на кровати, застыл, не зная, как поступить. Безмолвие Лары было мучительным. Сердце обдало холодом — страха и глупой, беспочвенной надежды обреченного; он уже понимал, что облажался.
Он не был готов сказать эти слова. Но не смог промолчать. Не смог удержать себя. Сглотнув, он с трудом заговорил, смелости хватило лишь произнести:
— Лара? — Собственный голос показался ему чужим.
Она, до сих пор стоявшая к Диме спиной, вздрогнула и как будто сжалась.
— Меня больше не интересует наша договоренность, — вопреки ее виду, она чеканила слова: лишенные эмоций и чувств. Формальные и бессодержательные. — С сегодняшнего дня мы прекращаем… все.
— Лара, давай просто обсудим. Я лю…
— Не надо!
— …Давай поговорим, — не пропуская взглядом ни единого движения ее тела, Дима пытался говорить уверенно. Надеялся, что сможет ее убедить. Предложить то, что ее устроит. Успокоить. — Ты не можешь отрицать, что тебе хорошо со мной. Больше чем хорошо. Это стоит того, чтобы попробовать быть вместе. Послушай…
 
— Нет, это ты послушай! — Лара в конце концов развернулась к нему лицом, уже полностью одетая. — Я же предупреждала тебя! Я сразу расставила рамки, чтобы этого не случилось. Почему, почему ты просто не прекратил все раньше? — Ее голос, неживой и металлический, временами переходил на хрип.