Когда гаснут звезды (ЛП)

― Деми, все в Соединенных Штатах знают об этом. Это только твоя вина, что ты не такая, как остальные американцы, и не сидишь приклеенной к телевизору каждое воскресенье с сентября по февраль.
― Ладно. Но да, его родители. И я не такая же. ― По крайней мере, я так не думаю.
― Ты спала с ним? ― Это был вопрос, которого я ждала.
― Да... и с тех пор я не звонила ему неделю. ― Я прикусываю губу, нервничая от того, что Челси собирается сказать.
Несколько мгновений она молчит. А потом говорит.
― Я думаю, это показывает, насколько ты повзрослела. Ты знаешь, что нужно беречь себя, нужно быть осторожной с ним и со всем, что он сделал. Но... я также думаю, что он изменился. По крайней мере, я доверяю тебе, как взрослой женщине, которая знает, когда человек действительно изменился. И ты, очевидно, стремилась к этому, тебе нужно посмотреть, к чему это приведет. Давай посмотрим правде в глаза, ты не была счастлива уже много лет. Возможно, с тех пор, как видела его в последний раз. Каждого парня, с которым ты встречаешься, ты сравниваешь с ним, я права? Я не говорю, что мне это нравится, но думаю, ты знаешь, что это может быть чем-то большим. И если все получится, я буду болеть за вас обоих. Но... если он снова облажается, я отрублю ему член.
Я не могу удержаться от смеха, этот звук освобождает. И вместе с ним уходят все нервы, которые бурлили у меня в животе.
― Договорились. Но если все получится, ты можешь просто оставить его гениталии на месте? Мне это даже нравится.
Челс издает рвотный звук.
― Отвратительно.
ГЛАВА 25
ПАКСТОН
Я знаю, что Деми избегает меня.
С того момента, как я снова оказался внутри нее, она отстранилась. Мы проснулись на следующее утро, сплетенные друг с другом, и я чувствовал, как она увеличивает расстояние между нами.
Всю неделю мои звонки оставались без ответа. На мои цветы не приходило даже смс с благодарностью. Деми отступала, и я должен был вернуть ее, взять ее за руки и провести через этот страх.
Это было чудо, что она согласилась заглянуть ко мне сегодня вечером. Я сказал, что буду пить пиво и смотреть игру, и спросил, не хочет ли она заглянуть ко мне. На протяжении двух лет я говорил эти слова Деми в колледже, чтобы переспать. Так вот почему она согласилась? Я ненавидел себя за то, что говорю так беспечно, потому что это совершенно не соответствовало моим чувствам к Деми.
Я устроился на своей крыше, позволяя ночному небу успокоить мои нервы. Чувствовал, что между нами назревает буря. Старый Пакстон оставил бы это в покое, предпочитая игнорировать и избегать. Но нынешний я знал, что должен встретиться с этим лицом к лицу.
― Эй, незнакомец. ― Я пересекаю внутренний дворик на крыше, когда слышу, как распахивается дверь.
Я написал Деми инструкции, как сюда подняться, потому что хотел показать ей это. Может быть, это расслабит ее, может быть, я смогу использовать все в своих интересах.
― Привет. Здесь красиво. ― Она позволяет мне поцеловать ее в щеку, но ее взгляд остается устремленным в небо.
― Знаю, это половина причины, по которой я арендовал это место. Смотри, вон там виден маленький ковш. ― Я обхватываю ее плечо и ладонью легонько подталкиваю подбородок, чтобы она посмотрела в нужную область неба.
― О, как хорошо. ― Она застывает в моих объятиях.
― Деми... ― Я стараюсь не говорить это строго, но ничего не могу с собой поделать. Меня раздражает, что она отстраняется от меня.
Деми вырывается из моих объятий, и я раздраженно хмыкаю.
― Я знаю, что ты избегаешь меня. Мы собираемся поговорить об этом, или ты собираешься вести себя, как ребенок? ― Моя вспыльчивость берет верх.
― Ха! Я? Вести себя, как ребенок? Это забавно, Пакстон, ― насмехается она.
― Да, ты бросаешь мое прошлое мне в лицо. Опять. Мы можем поговорить об этом, как взрослые? Или ты собираешься уклоняться от моих телефонных звонков? ― Мне следует замять эту тему, но я не могу.
 
― Тогда давай поговорим об этом. ― Она топает ногой, и мне приходится сдерживать улыбку.
Даже в раздраженном, взвинченном состоянии Деми просто великолепна.
― Ты все еще не открыта для меня. Как бы я ни старался, я вижу это. Все твои стены все еще подняты, ты не даешь мне реальный шанс. ― Я указываю на нее, обвиняя ее.
Деми издает страдальческий звук и вскидывает руки вверх.
― И почему ты так думаешь, Пакстон? Да ладно, это же не ракетостроение! То, что ты сделал со мной, было психологической войной. Ты исказил мой разум, мучил мое сердце. Два года ты вел меня за собой. Я чувствовала себя мышью, гонящейся за куском сыра, который ей никогда не достанется. Ты тоже это знал, вызывая меня ночь за ночью. Ты знал, что никогда не пойдешь на большее, и все же я прибегала, когда ты манил пальцем. Это жестокое и необычное наказание. Так что прости, что не могу забыть об этом, если я вообще когда-нибудь смогу забыть. Человек всегда помнит, как его сердце разбирают на части.
Мне больно потому, что я ничего не могу сделать, чтобы вернуться назад и забрать всю ту боль, которую причинил ей. Но, видимо, ничего из того, что я сделал за последние несколько месяцев, совсем не помогло. Хочу подойти к Деми, прикоснуться к ней, но я сдерживаюсь.
― Признаю, что тогда я был ужасным человеком для тебя. Я был наглым, эгоистичным, жестоким засранцем, зная, какую власть имел над тобой, и все равно решил тебя использовать. Но, Деми, ты знаешь, через что мне пришлось пройти. Как потеря родителей изменила меня. Как это заставило меня понять, что жизнь ― это не просто забавы и игры, что для того, чтобы она что-то значила, нужно окружать себя людьми, которые имеют значение.
Деми идет по крыше, не глядя на меня. Ее каштановые волосы блестят в лучах заходящего солнца, а ее стройные плечи дрожат от прохлады, которую приносят сумерки.
― Я понимаю это, Пакстон. Но ты также должен понимать, что человек не может так просто забыть обо всем. То, что в твоей жизни произошло событие, изменившее твой мир и изменившее тебя как личность, не означает, что я пережила это вместе с тобой. Я все еще была здесь, жила со своей болью, лечила ее, как рану. Ты должен позволить мне исцелиться в свое собственное время. И я пытаюсь, но ты должен терпеть, если я не могу автоматически и открыто отдать тебе всю себя. ― Деми поворачивается, ее взгляд насторожен. ― Ты знаешь, что я была помолвлена? Около четырех лет назад мой парень попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась. Только... я даже не смогла забронировать место на свадьбу. Кольцо было на моем пальце меньше месяца, прежде чем я его сняла. Я знала, что он не тот, кто мне нужен, но пыталась навязать счастье, потому что думала, что если буду уговаривать себя, то оно станет реальностью.
Злость на себя рикошетом бьет по моим костям. Ревность, что она носила кольцо другого мужчины, подобна стреле в моем сердце.
― Потому что в глубине души ты знаешь, что у тебя все еще есть чувства ко мне. Это может быть отвратительно, но это правда. И я схожу с ума, пытаясь доказать, что теперь достоин тебя. Может, я и не говорил этого тогда, но я без ума от тебя, Деми. Я был гребаным идиотом, невежественным спортсменом из колледжа с эго размером с Техас. Мне понадобилось много времени, чтобы расставить свои приоритеты. И они нацелены прямо на тебя. Я не понимал, что это ты сбежала, пока не стало чертовски поздно.
С ее губ срывается рыдание, но она поднимает руку, останавливая меня, когда я пытаюсь ее утешить. Вот мы здесь, два сломленных человека, стоящие под самым прекрасным ночным небом. Насколько разочарованы во мне мои родители, если они там, наверху, слушают?
― Думаю, мне пора домой. ― Деми движется к лестнице.
Я подхожу к ней, кладу руку на ее локоть.
― Я думаю, ты должна остаться. Даже если ты не хочешь говорить, уже поздно. Оставайся. Я буду спать на диване, в комнате для гостей... где хочешь. Просто оставайся.