Вуаль из виноградных лоз (ЛП)

Мои руки легли ему на спину, а пальцы вцепились в обнаженную кожу, пытаясь притянуть его ближе. Мне нужно было, чтобы он стал ближе, нужно было чувствовать его рядом со мной, внутри меня, овладевающим мной. Это было иррационально и неправильно, но я не могла убедить себя остановиться.
Мои ногти царапнули кожу его спины, и Ахилл зашипел мне в рот, затем последовал глубокий стон. Его руки сжались в моих волосах, и он высунул язык, чтобы встретится с моим. Его вкус взорвался на моих рецепторах — фруктовый и сладкий, с легким намеком на вино.
На этот раз застонала я, теплая волна прокатилась по моим венам, мышцам и костям. Я чувствовала себя в огне, танцующей на краю пропасти, от куда не была уверена, что смогу вернуться. Но, как и все, что вызывает привыкание, я брала и брала, пока мои губы не заболели, а желание стало невыносимым.
Я вырвалась, чтобы восстановить дыхание. Губы Ахилла не останавливались, путешествуя по моим щекам, вниз по шее и ключице. Моя голова откинулась назад, глаза закатились, когда он обжег меня своим прикосновением, разжигая огонь в моей крови.
Мои руки переместились к его рукам, а затем в его волосы. Нос Ахилла пробежался вверх по моей шее, пока его лоб не прижался к моему.
— Кареса, — прошептал он, медленным хриплым голосом, — я чувствую тебя внутри себя. Здесь, здесь и здесь, — его руки указали на голову, рот и сердце.
Я должна была остановиться, знаю, что должна была. Но я придвинулась ближе, прижавшись своей грудью к его, затаив дыхание, когда он снова застонал.
И это было все, что нужно, чтобы превратить застенчивую душу винодела в неукротимую. Ахилл наклонился и схватил меня за бедра, приподнимая, пока мои ноги не обернулись вокруг его талии. Мое уже запачканное платье, порвалось сзади, но мне было все равно. Все, что меня заботило — этот мужчина, чью шею я обнимала, чья теплая кожа обжигала своим жаром, и чьи губы прижимались к моим губам — желая меня, нуждаясь во мне, принимая меня.
Я закрыла глаза, когда наши губы настойчиво изучали друг друга, будто время было хрупкими песочными часами, песок дразнил нас, крадя этот момент, напоминая нам, что наши сердца не могут вместить друг друга.
Ахилл вылез из бочки и понес меня в густую пелену дождя наружу. Вода была холодным бальзамом, когда падала с грозового неба, обливая нас, но наши губы все еще не разомкнулись.
Нас нельзя было разлучить…
…даже на мгновение.
Ноги Ахилла захлюпали по затопленной земле, оставшиеся звуки гипнотизирующего голоса Андреа Бочелли уплыли вдаль, когда он нес меня в свой дом.
Я со вздохом откинула голову назад, когда тушь потека по моим щекам. Губы Ахилла покраснели от моей размазанной помады, а в его глазах плясали огоньки. Ему явно было все равно, как я выгляжу. В ту секунду мне тоже было все равно. Наши движения были грубыми и неуклюжими… Мы были запутаны хаотичным совершенством, безумным, безупречным беспорядком.
Огонь ревел, заливая маленькую гостиную ярко-оранжевым, желтым и красным светом. Дерево потрескивало и раскалывалось, и его земляной запах наполнял каждый дюйм воздуха.
Глаза Ахилла встретились с моими, и на краткий миг мы просто уставились друг на друга. Я упивалась его красотой, так же, как и он моей. Не было сказано ни слова, мы общались глазами.
Его приоткрытые губы сказали мне, что он хочет меня. Его покрасневшие щеки сказали, что он жаждет меня. Но его открытый, честный взгляд, сказал мне, что он нуждается во мне больше, чем в воздухе.
— Да, — прошептала я.
Это все, что нужно было сказать.
Ахилл повел меня из гостиной по небольшому коридору в спальню. Все это время я водила руками по его черным, мокрым, густым волосам, по его щетине и напряженной шее. Я должна была прикасаться к нему.
Я не могла отпустить его ни на секунду.
Он был наркотиком, от которого я не могла отказаться. Я должна была ощутить его вкус, кайф от жара его тела.
Ахилл остановился перед простой деревянной кроватью. Комната была скудной, если не считать кровати и тумбочки. Масляная лампа, стоящая на окне, удивительно старомодная, но подходящая этому коттеджу. Теплый свет отбрасывал золотистый оттенок заката на комнату, слегка приоткрытое окно позволяло стуку дождя быть нашей серенадой.
 
Я слышала, как его сердце колотится рядом с моим. Затем, сделав движение, от которого мои ноги задрожали, а грудь наполнилось легкостью, Ахилл с нежностью провел тыльной стороной ладони по моей щеке, от чего на моих глазах навернулись слезы. Он лелеял меня… заполнял меня. Он боготворил меня, будто я была ответом на его молитвы.
В этот момент, он чувствовался как все ответы на мои вопросы.
Его руки двинулись от моих плеч к затылку. Он расстегнул мое платье. Холодный воздух поцеловал мою влажную кожу, когда испорченный материал соскользнул вниз. Все это время я не отводила глаз от Ахилла. Итак, когда мое платье соскользнуло на пол, образовав лужу у моих ног, а мой белый кружевной лифчик и трусики были открыты его обнаженному взгляду, я стала свидетелем всего этого — жгучего желания, заполняющего каждую часть его прекрасного лица, его сжатую челюсть и покрасневшую кожу, когда он опустил глаза, чтобы изучить мое обнаженное тело.
Стон сорвался с моих губ, и мои ресницы затрепетали, когда его пальцы прошлись по вершине моей груди. Ощущение того, что он прикасается ко мне так интимно, что Ахилл Марчеси ласкает меня так же благоговейно, как он лелеял свое вино, было самым головокружительным из ощущений.
Я открыла глаза, мои веки отяжелели, и в душе разлилось тепло. Ахилл протянул руку, чтобы расстегнуть переднюю застежку моего лифчика. С мягким рывком, он присоединился к платью у моих ног.
Мои соски затвердели, когда моя влажная кожа открылась теплому воздуху. Ахилл обхватил мою плоть руками, и из его горла вырвалось шипение, я застонала, когда почувствовала его прикосновение. Он подошел ближе и прижался ко мне обнаженной кожей.
Это ощущение было почти невыносимым. Каждая клеточка моего тела ожила, могучая боль в моей груди тянула меня дальше от Ахилла, но в тоже время, страстно желая быть еще ближе. Он прижал меня к себе. Его рука на моей спине поймала меня в объятия, его щека скользнула по моей щеке, его земляной мускус согревал мою кожу.
Наши губы снова сомкнулись, и вся нежность исчезла вместе с любыми опасениями, которые у меня были, что этот акт между нами был неправильным.
Его язык скользнул по моему. Наши руки блуждали, цеплялись друг за друга с отчаянной настойчивостью, терпения больше не осталось. Мои руки проскользнули вниз к его твердому животу, чувствуя, как он изгибается и дергается, прежде чем опуститься на пояс его джинсов. Мои пальцы дрожали, когда я расстегнула пуговицу и потянула вниз молнию, касаясь его твердости.
Ахилл застонал, когда моя рука проникла внутрь, дрожа как осиновый лист от предвкушения. Я ответила ему болезненным стоном, когда моя рука встретилась с его плотью, без преграды из нижнего белья на моем пути.
Он был твердым и большим, и таким теплым на ощупь. Свободной рукой я потянула за спадающий пояс джинсов, помогая сбросить их с его узких бедер. Высокая, широкая фигура Ахилла доминировала надо мной, заставляя меня дрожать.
Когда я легонько погладила его, в нем проснулось что-то дикое. Его руки опустились по бокам моих трусиков и одним рывком порвали их по шву. Тонкое французское кружево рассыпалось по полу, словно перышко.
И вот так мы взяли паузу. Обнаженные, уязвимые — два сердца, души и тела. Дыхание Ахилла эхом отдавалось в моем ухе, грубое, как резкий ветер, шелестящий опавшими осенними листьями.
Ахилл с легкостью вытащил меня из моей упавшей одежды у моих ног и заключил в свои мускулистые руки. Я крепко держалась за него, не желая, чтобы это чувство заканчивалось. Никогда не желая покидать безопасное объятие его рук и никогда не желая расставаться с этим мужчиной, который проник своей добротой в мою кровь и мои кости.
Он повернулся и начал опускать меня вниз, пока моя спина не коснулась мягкого матраса. Когда вес моего тела упал на выцветшее лоскутное одеяло, его запах исходящий от ткани, поглотил меня. Это была кровать, на которой он спал каждую ночь, где он мечтал и отчаивался, где он отдыхал своим уставшим телом и доброй душой.