Хрустальная пирамида

Такое роскошное убранство вряд ли можно встретить даже в самых дорогих домах Лондона. В будущем, когда этот корабль отслужит свой срок, все эти скульптуры попадут в Британский музей как выдающиеся произведения британского искусства первой половины ХХ века. Так думал Вудбелл, поднимаясь по лестнице.
Курительный салон первого класса тоже напоминал о самых привилегированных клубах лондонских богачей. Резные стеновые панели в стиле Георгианской эпохи из красного дерева с искусной инкрустацией перламутром, в центре — замысловатые витражи и зеркало в раме с богатой резьбой. На полу линолеум с арабесками, белый потолок украшен лепниной, к нему подвешены люстры замысловатого дизайна.
По всему салону группами расставлены кожаные диваны и столики на искусно сделанных металлических ножках; нарядные мужчины и женщины, куря трубки и тонкие сигареты, о чем-то оживленно болтают. Из променада первого класса доносятся легкие мелодии Коула Портера в исполнении оркестра.
Джек Вудбелл обошел зал, ища Уолтера Уайта, но того нигде не было. Да и салон был так искусно декорирован, что он не столько думал о поисках археолога, сколько любовался лучшими произведениями английского искусства 1912 года.
За спиной Вудбелла вдруг раздались аплодисменты и громкие восклицания. Они предназначались двум джентльменам, вошедшим в салон. Один из них, весьма симпатичный мужчина, выглядел довольно молодо. Но обоим было уже за сорок. Первый был инициатор строительства «Титаника» Джозеф Брюс Исмей; второй, симпатичный, — конструктор корабля Томас Эндрюс. Исмей носил закрученные вверх черные усы, у Эндрюса лицо было гладко выбрито. Где бы ни появились на «Титанике» эти двое, их неизменно встречали аплодисментами и рукопожатиями. В королевстве под названием «Титаник» они были героями, воплощением гордости Британии.
Вокруг них моментально образовалась толпа, женщины осыпали их восторженными восклицаниями. Обмен знаками уважения продолжался еще долго. Вудбелл наблюдал за этим со стороны, но потом ему стало интересно, о чем идет разговор. Разумеется, раздавались банальные комплименты, но между ними могли звучать и остроумные шутки по поводу зенита британского процветания.
Когда он подошел поближе, ему удалось увидеть лица этих двоих мужчин, рассыпающих улыбки в окружении восторженных леди. Знакомая картина напомнила ему появление популярного американского киноактера в лондонском клубе.
— Мистер Исмей, вам известен роман американского писателя Моргана Робертсона «Глупость» [3] ? — спросил откуда-то из толпы голос, показавшийся знакомым.
— Простите… повторите, пожалуйста.
Исмей повернул голову в направлении говорившего. Толпа чуть расступилась, чтобы не мешать диалогу между Исмеем и человеком, задавшим вопрос. Уолтер Уайт, переодевшийся в костюм, держал под мышкой толстую книгу.
— «Глупость» Моргана Робертсона. Издана в Америке четыре года назад.
— Простите, это роман?
— Роман.
— О чем там? — спросил, улыбаясь, Эндрюс.
— Значит, вы не знаете… Жуткий роман. Надо быть сумасшедшим, чтобы говорить о его содержании в присутствии леди.
— И все же, прошу вас, — приветливо сказал Исмей. — Здесь собрались солидные люди, которых так просто не смутишь. Даже если вы расскажете, как Англия тонет в водах Атлантики, они воспримут это как забавное представление.
Раздался смех.
— Там говорится о роскошном английском корабле под названием «Титан».
— Я где-то слышал это название.
Снова смех.
— Этот корабль в апреле выходит в свое первое плавание по Атлантике. Там он сталкивается с айсбергом и тонет.
— Надо же!
— Но это еще не все. На этом «Титане», строительство которого обошлось в огромную сумму, спасательных шлюпок оказалось недостаточно, чтобы разместить всех пассажиров и команду. И хотя корабль, на котором плыли больше двух тысяч человек, уходил под воду очень медленно, из-за этого больше тысячи человек оказались на дне морском. «Титан» имел больше восьмисот футов в длину, восемьдесят футов в ширину и около ста футов в высоту, его строительство обошлось в полтора миллиона фунтов — точь-в-точь наш «Титаник». И по количеству спасательных шлюпок тоже.
 
По курительному салону первого класса прошел ропот.
— На нашем корабле — тоже на две тысячи двести двадцать пассажиров — шлюпок только на тысячу человек.
— Очень интересная история, — весело сказал Исмей, — только наш корабль отличается от того, что описан в романе. Прежде всего тем, что «Титаник» не тонет.
— Но я слышал, что айсбергов и правда много. Говорят, что от проходивших рядом судов нам по радио поступило несколько предупреждений об айсбергах, — сказал писатель; он узнал об этом от знакомого члена команды.
— В апреле айсберги не такая уж редкая вещь. Сообразительному романисту проще всего придумать столкновение именно с айсбергом, — все так же весело ответил Исмей.
— Принципиальная разница в том, что «Титаник» не утонет от какого-то столкновения с айсбергом, — уверенно вмешался в разговор конструктор. — Корабль спроектирован таким образом, что, даже если в случае прямого столкновения с препятствием его носовая часть окажется вмята на пятьдесят футов, течь будет остановлена. На нашем корабле имеется шестнадцать отсеков, разделенных водонепроницаемыми переборками. Конструкция предусматривает многоступенчатую систему блокирования воды в случае течи, и если вода попадет в первый отсек, она будет остановлена во втором, в крайнем случае в третьем. И даже если окажутся затоплены четыре отсека, корабль не утонет. В случае столкновения с айсбергом вода попадет максимум в первый отсек. Именно поэтому я не стал бы оспаривать распространенные среди моряков слухи, что «Титаник» непотопляем. К тому же мы не единственный корабль, плывущий через Атлантический океан. Вокруг много других судов. Мы постоянно поддерживаем с ними связь по радио. И если представить, что в корабле образовалась пробоина и он начал тонуть — имейте в виду, мы говорим о случае, вероятность которого не более единицы на миллион, — корабль сразу не утонет и нас спасут проходящие рядом суда. Так что тысяча человек никак не может оказаться на дне морском, как вы выразились… Хорошо — если что-то произойдет, я до последнего останусь на корабле и после спасения расскажу этому романисту, как трудно утопить корабль, спроектированный для двух тысяч человек. Наверное, этому американцу вскоре придется переписать свой роман.
Послышался смех.
— Да и Господь никак не может допустить, чтобы такое количество влиятельных людей, представляющих целую эпоху и олицетворяющих вершину цивилизации, просто так оказались в опасности посреди Атлантического океана, — твердо заявил владелец корабля, — и я благодарю вас за забавную историю, так соответствующую духу нашего приятного плавания. А у нас есть еще кое-какие дела, так что разрешите на этом откланяться.
Судовладелец и конструктор, обнявшись за плечи, неторопливо покинули курительный салон первого класса. Другие пассажиры неприязненно поглядывали на Уайта и Вудбелла, и им не оставалось ничего другого, кроме как отправиться за самый дальний столик курительного салона.
— Ох-ох, опять опозорился… Никак не могу привыкнуть к великосветскому этикету. В мире науки не нужны ни комплименты, ни предупредительность.
— Отлично вас понимаю. Клеопатре тоже не было нужды притворяться и скрывать свой возраст перед Цезарем.
— Вот именно. Но меня особенно заинтересовал этот корабль, потому что один человек навел меня на эти мысли. В Саутгемптоне произошла следующая история. Утром десятого апреля я вместе с женой ждал посадки на корабль в пассажирском зале, когда туда вошла бедно одетая старая женщина. Она внимательно огляделась, и, заметив меня, направилась прямо в мою сторону.
— Ваша знакомая? — спросил писатель.
— Совершенно неизвестный мне человек. Загадка, почему она выбрала меня, а не кого-нибудь другого. Возможно, почувствовала в моем облике что-то общее по духу с собой… Поняла, что говорить будет проще, чем с людьми из высшего света. Так или иначе, она подошла ко мне и сразу спросила, не собираюсь ли я плыть на «Титанике». Я ответил, что собираюсь, и тогда она сказала, что от плавания надо отказаться.