Подглядывающая (СИ)

– Фотография – это моя жизнь, страсть и любовь. Я создаю нечто особенное, очень важное – я знаю это. Но такое искусство требует жертв – и так будет всегда, – он разжимает пальцы – выпускает меня и медленно опускается на стул. – Да, я урод, Эм. Но ты же чувствовала ко мне что-то… красивое, правда? То, что мы чувствовали друг к другу, – было настоящим. Когда я обнимал тебя, утешая. Когда мы занимались любовью – я не врал тебе. Ведь мы занимались любовью, Эм. Секс у нас был разве что в первый раз – ты и сама это знаешь, – он склоняется над столом, кладет свои ладони перед моими – почти касается их. Смотрит мне в глаза. – Я никогда не брошу фотоискусство, но я смогу быть самым преданным, самым искренним, я смогу быть твоим идеальным мужчиной, Эм. Однажды я почти им стал. Да, я жесток во всем, что касается фотографии, но, отложив камеру, я хорош! Ты знаешь, каким я могу быть.
Он снова делает это – ломает меня. Заставляет чувствовать то, что хочет он. Его искренность подкупает – пока не начинаешь задумываться, о чем именно он так искренне говорит.
– Я не знаю, как так получилось, Эм. Этого я не планировал. И если бы когда-либо знал, что смогу испытывать такое к женщине, я предпочел бы этого избежать. Потому, что ты стала частью меня. Потому, что мне без тебя – плохо. Мне без тебя – больно! Когда я думаю, что ты можешь исчезнуть из моей жизни, у меня каждый раз что-то обрывается внутри… Почему ты молчишь, Эм?!
Потому что ты снова смог меня удивить, Эй, – уже в который раз за такую короткую встречу. Я каждую минуту то мчусь с невидимой горы, то взлетаю на следующую. У меня не хватает дыхание переживать эти виражи. Поэтому я молчу. А еще потому, что я помню: тебе нельзя верить.
– Ладно, тем проще, – Эй улыбается, но от этой улыбки его лицо словно становится печальнее. – Просто… – он морщится. Ощущая привкус будущих слов? – У Ренаты и Стропилова ведь получилось. Рената его простила. Теперь она – его модель. Я почти уверен, что они счастливы. По крайней мере, иногда. Значит, это возможно – простить. Так может, Эм, и ты сможешь? Может, не сейчас. Может…
– Адам… – я впервые произношу вслух его настоящее имя. Свет в глазах Эя преломляется, взгляд становится холоднее, тверже. – Между нами нникогда нничего не будет.
Он хочет что-то сказать, но я перебиваю его:
– Нникогда. Нничего.
Эй смотрит и смотрит мне в глаза. Если он ищет там подтверждение моим словам – то обязательно найдет. И пусть сейчас от его взгляда у меня щемит сердце, – никогда, ничего. Это он сделал меня такой.
– Похоже, пришло время прощаться, Эм?
Я молчу.
Он встает. Задвигает стул, по-прежнему не отпуская моего взгляда.
– Ну и обслуживание здесь! – громко произносит он, будто подбадривая самого себя. – Никто вилку так и не поднял!
Он сам поднимает ее и кладет на край стола.
– Ничего и никогда, Эм?
Киваю.
Мои руки дрожат.
Эй достает из внутреннего кармана огрызок карандаша, что-то пишет на салфетке, складывает ее вдвое и, прижав указательным пальцем, протягивает по столу к моей тарелке.
– Вот, Эм. Еще один подарок тебе.
Он коротко кланяется мне и, не оборачиваясь, идет к вешалке за курткой.
Не сводя с него глаз, я касаюсь вилки кончиками пальцев. Прохладная и гладкая.
Пододвигаю ее на самый край, зубчики зависают над плиточной пропастью.
Мое сердце клокочет.
Мы поменялись ролями, Эй. Теперь именно ты – персонаж моей истории. И только от меня зависит, каким будет твой финал.
  
Глава 26. День, когда я встретила его
 
Две недели спустя я завтракала йогуртом перед телевизором, когда передача о культуре прервалась срочной новостью.
– Сегодня утром, в подъезде своего дома, в бессознательном состоянии был найден скандальный фотограф, автор тайных снимков Адам Черный...
На экране – врачи скорой помощи тащат носилки. В первые секунды мне показалось, что тело на носилках накрыто простыней полностью.
Ложка выпала из рук.
Нет, лицо открыто. В крови.
Простыня в районе ребер набухла красным.
 
–…С переломом ребер, ушибами внутренних органов и черепно-мозговой травмой фотограф доставлен в Елизаветинскую больницу…
Я бросилась в туалет, меня вывернуло наизнанку.
Передвигаясь из комнаты в комнату, словно на чужих ногах, я обшаривала полки тумбочек и карманы одежды в поисках карточки с номером телефона. А когда нашла, до жжения в пальцах нажимала на кнопки, пытаясь дозвониться до человека-который-не-спит. Абонент был недоступен.
Правдами и неправдами я договорилась о встрече с адвокатом – знакомой Лейлы – только, чтобы добраться до ее помощника. Налетела на него в коридоре, впечатала в стену, – хотя едва доставала парню до подбородка.
– Вилка не упала! – едва сдерживая крик, шипела я, вгрызаясь ногтями в воротник его пиджака. – Мы же договорились: если я не уроню вилку, заказ отменяется! Так почему Эй в реанимации?!
– Я не имею к этому никакого отношения! – оглядываясь, парень пытался отцепить меня от своего пиджака.
– Имеешь!
– Это не наших рук дело!
Он вырвался и, одергивая на ходу пиджак, стремительно пошел по коридору.
Я прислонилась спиной к стене. Сжала пальцами переносицу, чтобы не расплакаться – от счастья.
– Это нне я, Эй! – улыбаясь, произнесла я. Мужчина, проходящий мимо, оглянулся – и ускорил шаг. – Это не я, Эй…
Я сотни раз представляла, как будет выглядеть Эй после того, как я ему отомщу. Видела, будто наяву, – зародыш, скорченный на снегу. Мне нравилось это зрелище. Я действительно этого хотела. Но реальность оказалась в тысячу раз уродливее и страшнее. Стоило закрыть глаза – и я видела кровавую маску на лице Эя и красное пятно на простыне, которое расползалось, будто живое. Даже в те минуты, когда мне хотелось убить Эя, такого я ему не желала.
Как бы я жила теперь, если бы оказалась виноватой в произошедшем?
Если бы я все же сбросила вилку?
А я почти это сделала.
Все ждала подвоха, наблюдая за Эем, надевающим куртку в кафе.
Вот сейчас он обернется...
Что-то скажет...
Как-то не так посмотрит…
Что-то обязательно произойдет!
Пальцы сжимали вилку так сильно, что, казалось, она погнется.
Но ничего не произошло.
Эй исчез за дверью, она вздохнула – и плавно закрылась. А я – выдохнула. Все закончилось.
– Поменять?..
Я не зразу поняла, что официантка обращалась ко мне.
– Вилку вам поменять? – повторила официантка. – Мужчина поднял ее с пола.
Я качнула головой.
Полезла за кошельком – и увидела на столе, за папками, пару купюр: Эй расплатился за мой завтрак. Я оставила его деньги как чаевые. Папки выбросила в мусорную корзину на выходе из кафе.
Я все еще ждала подвоха.
– Девушка, подождите!
Я обернулась, готовая к чему угодно, к любой битве.
Официантка протянула мне салфетку.
– Кажется, вы забыли.
На салфетке, синим по белому, был написан адрес. Я машинально сунула салфетку в карман куртки.
Вышла на улицу и несколько минут стояла на ступеньках, подставляя лицо хлопьям снега. Я почти не чувствовала их прикосновения.
Тускнело.
Пахло бензином и свежей сдобой.
Рычали моторы, взвизгивали шины, кто-то рядом разговаривал по телефону. Мне казалось, что звуки планировали и таяли, едва долетая до меня, – как хлопья снега.
Я словно училась жить заново.
Я подошла к подъезду, в котором когда-то жил Костя. Дверь распахнулась – кто-то вышел – словно приглашая меня.
Я же должна теперь ненавидеть Костю. Но Эй словно выжег все во мне. Во мне не осталось любви, но ненависти тоже не осталось.
Не было Сережи.
 
Не было Кости.
Оставалось лишь отпустить Эя. Я принялась перечислять, загибая пальцы.
Он научил меня общаться с людьми – раз.
Научил любить и чувствовать себя любимой – два.
Он открыл для меня Питер – три.
Он раскрыл мне тайну гибели моего брата – четыре.